Коллектив авторов - Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников Страница 13

Все Ирбагиевы — патриоты. Никто не хотел уезжать из республики. Но и никто не хотел идти с оружием проливать кровь невинных. Слишком многое связывало наших близких с Россией: учеба, армия, работа, родственные и дружеские узы. Каждый прошел через армию, поэтому знали, что солдат — человек подневольный, он выполняет приказ. По примеру своих знакомых десятки молодых людей из наших семей могли взяться за оружие, но старейшины на семейном совете решили: каждый, кто возьмет в руки оружие, будет изгнан из семьи. Молодые подчинились. Возможно, это решение спасло жизни многим русским солдатам, но не спасло наших близких. Как говорится, пуля не выбирает. Некоторые мои родственники погибли во время артиллерийских обстрелов и бомбовых ударов, других настигли случайные пули. Самая страшная участь настигла четверых моих родственников.

Это было в конце ноября 1999 года. Дядя Хас-Магомед вез с родственниками труп убитого племянника Аслана для захоронения в родном селе. Не доезжая Катыр-Юрта, на повороте Янди, их обстрелял танк. Выскочив из машины с белым платком, дядя с поднятыми руками направился к военным, выкрикивая: «Не стреляйте! Здесь женщины и дети!» До последнего часа мой дядя оставался законопослушным человеком и верил наивно, что невинную голову меч не сечет.

Выстрелы продолжались. Дядя был изрешечен. Тогда тяжело раненная жена Аслана (покойника) чудом сумела вытащить из машины малолетних детей, тоже раненых, и отползти на безопасное расстояние. Машина взорвалась. Если бы не случайная свидетельница, это страшное преступление осталось бы неизвестным, а трупы родственников — неопознанными: подошедшие к горящей машине солдаты бросили в огонь расстрелянного ими дядю Хас-Магомеда[44]. Этой трагедии не перенес мой дедушка Шадид: его сердце стучало всего лишь несколько дней, пока шли люди с соболезнованиями. В эти дни все подъезды к Катыр-Юрту были перекрыты. И мой отец, как и остальные его братья, не смог проводить своего отца в последний путь. Мой дядя Хасан, которому был двадцать один год, попытался проехать в село, но был смертельно ранен. Их могилы находятся рядом…

Сейчас нас не бомбят. Но люди продолжают гибнуть. Неизвестно, когда закончится эта война. А пока мы, вернувшись на пепелище, пытаемся выжить.

Если мне это удастся, то я тоже выучусь, стану трудиться. Конечно, в первую очередь построю заново дом.

Опять война

Милана Такаева, Шалинский район, с. Мескер-Юрт, 9-й класс

Я хочу рассказать о моей семье. Она начинается с истории моих прабабушки и прадедушки. Моя прабабушка — 1885 года рождения, она умерла в 1972 году. Прадед — 1880 года рождения, он очень хорошо знал арабский язык и Коран.

В сталинский период, в 1937 году, его упрятали в тюрьму, и он пропал без вести. Мой дедушка искал его по всем инстанциям, писал письма, и ответы на них по сей день хранятся у нас. В 1958 году прадед мой был реабилитирован. По рассказам прабабушки мы знали, что она долго носила ему передачи, которые ему не передавали. Тогда тюрьма находилась напротив бывшего кинотеатра «Космос» на берегу реки Сунжа. По рассказам стариков, бывших заключенных этой тюрьмы, известно, что их там жестоко били и издевались над ними.

Мой прадед — Берсанов Товсолт — был делегатом на II Всероссийском съезде горских народов, который состоялся в Москве.

Проходит время, наступает 1944 год. Моих дедушку и бабушку высылают вместе с другими чеченцами в Среднюю Азию. Вот рассказ моей бабушки Марет:

«Рано утром в селе Мескер-Юрт в день высылки собрали всех мужчин в мечеть. На некоторых дворах солдаты находили спрятавшихся мужчин. И разъяренные солдаты не обращали внимание на женщин и на детей, „есть приказ, и выполнять его надо“. И вот всех, как скотину, загружают на машины.

Меня не пускали в дом к детям, я плакала, умоляла, потом схватила двух малышей, подошла к третьему, который находился в люльке. В доме у нас был запас продуктов и кое-что из дорогих вещей. Я хотела взять все это, но мне не разрешили. И один из солдат заступился за меня, я что-то из вещей я сунула за пазуху. Военная женщина, стоявшая у двери, отняла их у меня, как будто они были ворованные. Подняли детей и люльку с малышом на машину, и я попросила, чтобы разрешили взять один мешок кукурузной муки.

И нас доставили в Киргизию. Этот мешок кукурузной муки у меня забрали. Моя семья осталась без еды. Мы с мужем оказались на чужой земле с нашими детьми — Мухади, 1938 года рождения, Хавой, 1941 года рождения, Бауди, 1943 года рождения. И там мы прожили 13 лет. Я обменяла шаль свою на полмешка муки, и киргизская женщина вдобавок дала мясо, хотя они тоже жили в тяжелых условиях. Эта женщина смотрела на нас и плакала. Мы стали сеять кукурузу, строить дома из саманных кирпичей, черепичного покрытия не было. Чтобы дождь не протекал в дом, приходилось подниматься на крышу и замазывать глиной.

Через некоторое время мы переехали к своим родственникам. Там муж устроился на работу учителем, ведь до высылки он работал директором Мескер-Юртовской школы.

Однажды я пошла за водой, и следом за мной пошла моя дочь Хава, и я ее не пустила с собой. Сказала, чтобы она пошла обратно домой. Дорогу домой она не нашла и потерялась. Искали ее трое суток и наконец нашли в семье киргизов, которые приютили ее. Оказывается, она одну серьгу обменяла на дыню.

На земле Киргизиия похоронила семерых детей. На моих плечах и на плечах моего мужа осталась еще одна семья. Семья моего брата и моя мать. Мой брат умер от туберкулеза, и второго брата я похоронила через два года, после этого дети остались круглыми сиротами.

Старушка-мать не могла работать, чтобы прокормить себя и своих внуков, а внуки были совсем маленькими. Днем я работала у себя на огороде, а ночью, при лунном свете, на огороде матери. Так тянулись все эти годы.

Тем временем наши дети подросли, и нам дали разрешение вернуться домой.

В 1957 году мы приехали домой, на свою исконную землю. Старшего сына забрали в армию на три года. В 1966 году, в 16-летнем возрасте, умерла моя дочь — Табарак, 1949 года рождения. И вот я похоронила самых своих близких и родных мне людей».

Так кончается рассказ моей бабушки. И я продолжаю писать историю своей семьи и пишу о своих переживаниях.

В 1994 году начинается война, наступают самые тяжелые дни для чеченского народа, в десятки раз тяжелее, чем высылка из Чечни. Кругом разруха, болезни, смерть невинных людей. В 1996 году наступила передышка, когда было объявлено перемирие; приехал генерал Лебедь и заключили Хасавюртовский договор. Люди плакали от радости.

Наступает 1999 год. Опять война. Это был ад: страшные удары, самолеты бросают бомбы на мирные села, города. Люди живут в ожидании смерти. С тех пор моя бабушка потеряла здоровье, зрение у нее совсем ухудшилось.

То, что пережито в 2002 году, — бесчисленные зачистки[45] — это все заставило забыть пережитые две войны, высылку в Киргизию, оставило отпечаток на всю оставшуюся жизнь. И вот я пишу, думая: неужели нам придется пережить еще что-то худшее? И молю Аллаха, чтобы это не повторилось.

Вот такую роль сыграла моя семья в истории моего народа. Я не хочу, чтобы эта история повторилась, не хочу терять своих родных и близких людей. Не хочу видеть униженным и оскорбленным своего брата Якуба, не хочу видеть слезы на глазах моих сестер Хадижат и Мадины.

Я чеченка, дочь чеченцев

Малика Магомадова, Курчалоевский район, с. Гелдаган, школа № 1, 10-й класс

Мне скоро пятнадцать лет. Много это или мало? Не так уж и много, если сосчитать количество прожитых лет. Но очень много, если сосчитать то, что пришлось увидеть и услышать за последние годы. Я, чеченка, дочь чеченцев, гордящихся своим происхождением и принадлежностью к этому народу. Я — седьмое поколение семьи Гемы из рода Тумсой. Его сын Ола, сын Олы-Газимахма, а затем Магомед-Али и, наконец, мой отец Салам — мои предки.

На каждое поколение моих предков приходилась война. Геме досталась часть истории моего народа, относящаяся к шейху Мансуру. Его сын Ола жил в период Кавказской войны и погиб в 1860 году. Сын Олы-Газимахма видел действия карателей в 1877–1878 годах. Мой прадед, сын Газимахмы — Магомед Газимагомаев — вкусил «прелести» войны на полную катушку. Он вступил добровольцем в Чеченский полк Туземной дивизии, названной в России «Дикой», и сражался с немецкими войсками в Первой мировой войне.

По рассказам дедушки, Али Магомадова, у прадеда было много наград за проявленные храбрость и героизм. Магомед участвовал в разгроме вайнахскими полками Железной дивизии немцев. В архиве моей семьи хранится копия телеграммы Верховного главнокомандующего русской армии — царя Николая II — от 25 августа 1916 года, направленная генерал-губернатору Терской области господину Флеймеру. В ней говорится следующее: «Как горная лавина обрушился чеченский полк на Германскую железную дивизию. Он немедленно поддержан ингушским полком. В истории русского Отечества, в том числе и нашего Преображенского полка, не было случая атаки конницей вражеской части вооруженной тяжелой артиллерии — 4,5 тысячи убитыми, 3,5 тысячи взяты в плен, 2,5 тысячи раненых. Менее чем за 1,5 часа перестала существовать „железная дивизия“, с которой соприкасаться боялись лучшие воинские части наших союзников, в том числе и русской армии. Передайте от моего имени, от имени царского двора и от имени русской армии братский сердечный привет отцам, матерям, братьям, сестрам и невестам этих храбрых орлов Кавказа, положивших своим бессмертным подвигом начало концу германских орд. Никогда не забудет этого подвига Россия. Честь им и хвала. С братским приветом, Николай II».