Николай Плахотный - Великая смута Страница 13

Три дня жил я в мятежном городе, столице Приднестровья. Мы побывали на всех базовых предприятиях. Запомнились встречи на швейном объединении, на заводе «Точлитмаш», на номерном военном и на крупнейшем в Европе консервном комбинате им. Первого Мая. Наведались также в пединститут, школу, детский сад, в пригородный совхоз села Суклея. Меня всюду ветречали как полпреда России. К такому пиетету, признаться, я не привык.

На швейную фабрику № 3 мы угодили в разгар общего собрания. С ходу потащили в президиум, такой чести я удостоен был впервые. Огромный зал кипел и клокотал. На все лады (тон задавали женщины) бранили кишиневских «выскочек». Я сразу же включил диктофон. Вот что запечатлелось на пленке.

«Не желаем быть под властью триколора. Он не заслужил еще такой чести, чтобы ему поклоняться. Они там (взмах рукой в сторону Кишинева) все делают вопреки воли народа. Что у них на уме, только сатана знает» (А. Литвак).

«Не хотим быть невольниками двадцатого века. Если на то пошло, станем живой стеной, создадим свой, женский батальон» (М. Спринчан).

«Будем насмерть стоять. Мужиков, детей подымем. Лучше смерть на миру, чем жить на коленях» (С. Гольденберг).

К трибуне стояла длиннющая очередь. Зал гудел, требуя: «Слово – москвичу!» По совести говоря, я плохой оратор. Уверенней себя чувствую за письменным столом. Но коль народ требует – подчиняйся. Не стал я растекаться мыслью по древу. Доложил, с какой целью послала меня в неспокойный регион рабочая газета. Бегло перечислил впечатления об увиденном. Не удержался от соблазна: изложил свой творческий план, чем себе и навредил. Небесам не нравится, когда простые смертные лезут поперед батьки.

НЕЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Да уж, помыкался я потом в Москве со своими заметками из Молдавии. Первый кусок стоял на полосе, претерпев «конъюнктурную правку» дежурной службы. Резали по живому. Но я на все был согласен. Придя же на следующее утро в редакцию, не увидел в газете своего творения: на этом месте стояла чужая стряпня.

Я не стал базарить. Одним махом отстучал на машинке заявление об увольнении. Безо всякой мотивировки.

Главный редактор А. С. Потапов долго читал бумагу, словно то были шумерские письмена. Не вставая с кресла, молча открыл сейф и положил мою «писульку» в особое отделение. После чего изрек:

– Не горячись, ты уже не мальчик. Когда-нибудь мне спасибо скажешь.

Александр Серафимович имел вид загнанного коня. Было жаль шефа. Я внял его совету, и мы расстались дружески. Но передо мной стояла мучительная задача: куда бы пристроить свое скандальное дитя? Друзья подсказали: «Неси в „Известия“. Благо редакция под боком. К тому же заместитель главного редактора А. Друзенко не раз намекал о сотрудничестве.

И я позвонил соседу. В нескольких словах раскрыл тему. Анатолий Иванович устало спросил:

– Материал в каком виде?

– В набранном. Хоть сей момент в номер.

Коллега рассмеялся:

– Ну, тащи.

Притащил. Друзенко взвесил газетный лист на ладони:

– Тяжеловата. Ну да поглядим. Позвони завтра.

Люди пишущие знают, какая это мука ждать суда: да или нет? Потому и не люблю бегать по редакциям. Тут же не иначе, как лукавый подтолкнул.

Ночь провел без сна. Дождался условленного времени. Звоню. Длинные гудки. Чувствую – неладное. Весь день крутил телефонный диск. И на следующий тоже глухо! В голову лезли дурные мысли. Мильон терзаний. Наконец трубку подняли:

– Секретарь Друзенко слушает. Анатолий Иванович был очень занят. И теперь тоже. Он просил передать вам конверт. Он внизу, на вахте.

Как на эшафот поплелся в вестибюль. Вахтер вручил мне фирменный конверт. Чуть отойдя в сторонку, лихорадочно его вскрываю. Извлекаю рукопись. Она без единой помарки. И никакой записки. Хотя бы резолюция в уголке. Ни-че-го! Будто все приснилось.

Суматошная редакционная жизнь любую травму лечит. За это время я успел съездить в Рязань, в Белгород. Как-то забежал в редакцию на минутку. Раздался телефонный звонок:

– Говорит Марат Абдуллаев из газеты «Союз». Уже неделю охочусь за вами.

– Чем могу быть полезен?

– Краем уха слышал: у вас очерк на корню засыхает.

Через пять минут я был у соседей на четвертом этаже. Меня встретил молодой человек спортивного вида. Моя ладонь словно в тиски попала. Рассказали друг другу немного о себе. Марат – член редколлегии, редактор отдела межнациональных отношений. Вскользь коснулись событий последнего времени. Тогда всех взбудоражили слухи о предстоящем союзном договоре. Речь шла о суверенных правах союзных республик. Официоз заранее восторгался и бил в литавры: «Ах, как будет хорошо, симпатично и демократично!» Витала благая мысль: верха поделятся властью с низами – и так по всей вертикали.

– Триумфальное шествие суверенитетов – как красиво звучит, – хмурясь, проговорил мой коллега. – Применительно же к нашей действительности это будет трагифарс с кровопусканием. Политики страшно не любят пророчества, но так оно и будет.

Я продолжил мысль:

– Нынешние выскочки очень торопятся. Программа ведь у них примитивная, рассчитанная на простаков. Сперва вдохновляющая перспектива. Пока же народ разберется, что оно к чему, власть его уже успеет обработать.

– Вы пропустили важный момент, – перебил Абдуллаев. – Оппозиции надо еще успеть унизить и очернить пока еще стоящую у кормила власти ныне правящую команду. И теперь они огульно, без разбору, обвиняют через СМИ своих предшественников во всех смертных грехах. Хотя сами того же поля ягоды.

– Согласен, это прелюдия. А уж потом начнется браконьерская охота: станут завлекать массы в расставленные силки и сети. Через какое-то время выяснится, что «друзья народа» хватили лишка – их программа несбыточная. Для того, чтобы обещанное стало реальностью тыщу лет потребуется. Но и этот вариант у них предусмотрен. Чтобы народ не взбунтовался, начнут вносить поправки, будут говорить об «отдельных ошибках». Такое наворотят, что впору хоть все начинать сначала. У них ведь принцип пирацко-разбойный: поначалу ввязаться в драку, а там, что будет. Глядишь, и Запад кое-чем поможет.

– Это все из области ваших предположений, – хмурясь, заметил Абдуллаев. – Пока же давайте исходить из реальностей сегодняшнего дня.

– Дорогой Марат, время так быстро летит.

– Сегодня честных людей беспокоит триумфальное шествие суверенитетов, – собеседник мой сделал паузу и доверительным тоном сказал: – дело-то идет к расколу державы. Свои суверенитеты уже объявляют подъезды в домах. Сельсоветы отказываются выполнять распоряжения и директивы райисполкома. Горсоветы посылают к чертовой матери облсоветы. На дворе феодализм.

– А вот и иллюстрация к вашему тезису, – сказал я и положил на стол свою рукопись.

Через две недели очерк увидел свет.

Однако меня немного занесло и я отвлекся. Вернемся в Тирасполь. Тогда на митинговом собрании швейников я понял, что на левом берегу Днестра казенный Кишинев ждут большие проблемы. Причем движущей силой будут представительницы прекрасного пола.

Военные – люди приказные. Им легче пустить себе пулю в лоб, чем нарушить субординацию. В воздухе вокруг Тирасполя пахло порохом, земля тряслась от разрыва снарядов и мин, а служивые сидели, запершись в своих военных городках – соблюдали нейтралитет, несли служебное дежурство. Не могли взять в толк, на чью сторону стать. Тогда-то и взяли в свои руки инициативу женщины. Они явились к месту дислокации 14-й армии. Стали на колени перед штабом, умоляя о защите. И дрогнули суровые солдатские сердца. Командующий Юрий Неткачев дал приказ: держать круговую оборону. И десять лет уже держат.

Вооруженные силы Приднестровья более чем на треть составляют молдаване. Остальной контингент – опять же не «швейцарские стрелки», то есть не пришлые, а доморощенные парни: русские, украинцы, болгары, гагаузы. Эта земля для них – не просто место прохождения ратной службы, а настоящая «малая родина», за которую и жизнь не жалко положить.

Кстати сказать, здесь не принято делить людей по национальному признаку. Есть одно слово всех и вся объединяющее – «местные». И сразу понятно, что за человек. Приднестровье – такой перекресток планеты, который исстари притягивал к себе романтиков, обездоленных, личности со сломанными судьбами. Историк Соловьев сказал, что здешний люд – одного замеса. И это не образ, а суть.

Чем же порождено противостояние Приднестровья и Молдовы? Идеологи, сидящие на правом берегу, свою позицию формулируют туманно, в обтекаемой форме. Вот образчик: «Нас волнует больше всего целостность Молдовы, восстановление связи между правым и левым берегом» (М. Снегур).

«У нас с Молдовой есть идейные расхождения, вызванные тем, что Кишинев изначально провозгласил права нации, а Тирасполь – права человека» (В. Лицкай, госсекретарь НМР).

«Мне, немолодому человеку, почти 80 лет проведшему среди своего народа и отдавшему ему все силы и знания, горько слышать оскорбительные слова в адрес молдавского народа, смысл которых сводится к ниспровержению молдавской науки и ее государственности, к превращению в румынскую провинцию колониального типа, как было в 1918–1940 годах. При этом молдавские „иваны без родства и имени“ свои псевдонаучные идеи выдают за общенародную волю, провокаторски выступают не от своего имени, а от „имени молдавского народа“, который они упорно зовут за Прут» (А. Лазарев, академик Молдавской АН).[3]