Как убивали «Спартак» - Рабинер Игорь Яковлевич Страница 13

Ветераны, гордость «Спартака», олимпийские чемпионы, никому не нужны, их не знают ни по фамилии, ни в лицо… Правление клуба в течение полутора лет практически не собиралось. Причем члены правления не знают, где, когда и за сколько продаются футболисты, как расходуются заработанные клубом деньги. А проверить это в нынешних условиях практически невозможно».

— Не помните, что стало последней каплей, подвигнувшей Озерова к написанию нашумевшего письма? — спрашиваю нынешнюю главу общества «Спартак» Анну Алешину.

— Если не ошибаюсь, то, что с поста почетного президента футбольного «Спартака» бесцеремонно выбросили академика Станислава Шаталина. По моим сведениям, в начале 1989-го он был среди тех, с кем советовались по поводу кандидатуры нового тренера «Спартака». Шаталин поддержал Романцева и, будучи ближайшим советником Михаила Горбачева по экономике, оказал неоценимую помощь и футбольной команде, и всему обществу. Ученый с мировым именем, он с огромным удовольствием рассказывал, как оживленно за границей реагируют на его упоминания о почетной должности в «Спартаке». Потом его перестали приглашать на заседания правления клуба, а во время одного из чествований, назвав со сцены всех — вплоть до массажиста и видеооператора, об академике упомянуть забыли. А позже и вовсе вышвырнули. Вообще вокруг футбольного «Спартака» всегда было много интеллигентных людей: ученых, представителей искусства. В какой-то момент это, увы, сошло на нет.

— После публикации письма Озерова что-нибудь изменилось?

— Думаю, да. Именно тогда группе знаменитых ветеранов футбольного «Спартака» была назначена пожизненная материальная помощь. Отношения стали мягче, футбольный клуб начал помогать деньгами проведению чествований и юбилеев. Уверена: если бы письма Николая Николаевича не было, клуб и общество отдалялись бы друг от друга с каждым годом. А так на какое-то время этот процесс был приостановлен.

Что называется, в тему — рассказ прославленного спартаковца Владимира Маслаченко о звонке ему Романцева тогда же, году в 1996-м. Посвящен он был тому, что бывший голкипер «Спартака» и будущий обладатель премии ТЭФИ, признанный лучшим спортивным телекомментатором, рассуждал об усилении роли общественности в жизни «Спартака». На что Романцев возразил: мол, причем здесь общественность, если я — хозяин?

Людовик XIV когда — то провозгласил: «Государство — это я». Саддам Хусейн недавно пожелал Ираку полного уничтожения, потому что «без меня Ирак — это ничто». Примерно так же в какой-то момент стал ассоциировать себя со «Спартаком» и Романцев — как бы красиво он ни говорил на знаменитой пресс — конференции в июне 2003—го, что «Спартак» — это не Старостин, Нетто, Симонян и тем более не Романцев.

После отставки Шляпина и ослабления позиций, а затем и смерти Старостина были созданы все условия, чтобы Романцев все — таки поставил личные интересы выше клубных, и никто ему был не в состоянии помешать. Иначе не был бы нарушен один из заветов патриарха — о спартаковском «рентгене» кандидатов в президенты. Что бы ни сподвигло Романцева на продажу клуба Червиченко, сетовать на утрату «народной команды» он права не имеет.

И еще немножко об интеллигенции. В какой-то момент к Романцеву, прежде уважаемому и даже любимому, культурная элита страны начнет относиться с плохо скрытой иронией. Вот фрагмент из моего разговора в конце 2002 года с народным артистом СССР Олегом Табаковым, блестяще знающим футбол, болеющим за «Спартак» и обладающим даром рассуждать об игре тонко и незашоренно. Спрашиваю Олега Павловича:

— С Олегом Романцевым знакомы?

— Всегда кланяюсь ему, когда вижу. Не думаю, что он меня знает, но сам всегда кланяюсь.

Умножьте эти слова на фирменную, с хитринкой, интонацию кота Матроскина — и представьте, как это звучало.

Характер Романцева начал стремительно портиться, когда в середине 1994-го вдобавок к тренерству и президентству в клубе он получил пост главного тренера сборной России. Получил, к слову, вполне заслуженно: шел третий подряд его чемпионский сезон, конкурентов внутри страны у «Спартака» и близко не было, на его футболистов был спрос и в Испании, и в Германии. Но на места уехавших Черчесова, Радченко, Карпина, Бесчастных, Ледяхова заступали другие, и получалось не хуже. «Спартак» играл красиво и легко, и нельзя объяснять это одним лишь отсутствием достойных соперников. Постановщиком футбольного спектакля Романцев в ту пору являлся первоклассным, у его команды еще долго было свое лицо.

Но лицо футбольное не может долго сохраняться без лица человеческого. А второе Романцев терял на глазах. Это начало проявляться в поступках — причем нередко в отношении коллег и друзей. Своего ближайшего товарища Георгия Ярцева он за два года, если называть вещи своими именами, подставил дважды.

В 1995 году «Спартак» впервые за четыре года проведения чемпионата России не выиграл его — золотые медали взяла владикавказская «Спартак — Алания». Зато красно — белые потрясающе выступили в Европе, одержав в групповом турнире Лиги чемпионов шесть побед в шести матчах над английским «Блэкберном», норвежским «Русенборгом» и польской «Легией». Предыдущим летом в команду из-за границы перешли популярные игроки — экс — спартаковцы Шмаров, Кульков и Черчесов, а также бывший киевлянин Юран. Вместе с Онопко, Цымбаларем, молодыми Тихоновым, Кечиновым и Аленичевым они творили на поле чудеса, и казалось, что весной российский клуб может и до полуфинала, и даже до финала лиги добраться. «Главное, Романцев нас не трогал, — рассказывал потом Юран. — В другое время запрещал играть в карты, убирал телевизор на базе, а на те два месяца у него хватило отличного настроения, играл с нами в футбол, смеялся. Все тогда совпало. Никаких распрей и склок, сплоченный коллектив и уверенность в победе».

Все рухнуло в одночасье. Игроки не хотели играть за спасибо, ждали хотя бы более или менее достойных их предложений — и не дождались. В результате к весне в команде не осталось ни Черчесова, ни Юрана, ни Кулькова, ни Онопко.