Гали Еникеев - Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было Страница 14

Заметим, что в приведенной выдержке у Карпини спрашивают именно о том, есть ли у Папы понимающие русскую, либо сарацинскую либо татарскую письменность, а не о том, есть ли у Папы люди, владеющие перечисленными языками — скорее всего, владеющие перечисленными языками к тому времени имелись и в Западной Европе, что подтверждается приведенными выше сведениями Марко Поло — его дядя и отец, итальянские купцы, знали татарский язык очень хорошо.

Стоит отметить здесь, хотя во второй части данной работы мы еще вернемся к теме пребывания Плано Карпини во Дворе Верховного хана Монголов, в Центре Державы, к его запискам о Монголах и узнаем кое-что еще, весьма интересное из его отчетов, не приводимое в трудах официальных историков-европоцентристов, рассчитанных для широкого круга читателей.

Здесь уместно напомнить, что автор XI в. Махмуд Кашгари[48] также определяет современных ему татар именно как тюркское племя и говорящих на одном из тюркских наречий, то есть, вовсе не как «монголоязычных». То есть, данный автор относит к тюркскому языку и язык (наречие) татар, отмечая, что у них также имеется и особенный диалект (53, 119).

Применительно к рассматриваемому вопросу о языке древних татар приведу сведения В. В. Бартольда: «В анонимном Худуд ал-алам (см. Туманский, Новооткрытый персидский географ, стр. 121 и сл.) татары названы частью тугузугузов, а у Гардизи — частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).

Тугузугузы — это уйгуры, тюркоязычный народ (32, 550), соотечественники М. Кашгари, который и язык кимаков, частью которых раннесредневековые персы считали татар, также отнес к тюркским языкам.

Заметим здесь, что «близость культуры и языка» татар Чынгыз хана с уйгурами отразилась также «в сохранившихся документах Улуса Джучи, включая XIV–XVI вв.» (106, 97). И не только в документах, но и в самом литературном и деловом языке, складывавшемся, например, в Улусе Джучи, отмечают именно караханидско-уйгурское, и именно «домонгольское» влияние: «Как утверждают тюркологи, специально занимавшиеся вопросами средневековых литературных языков, в Джучиевом Улусе почти с самого начала оформился относительно самостоятельный тюркский литературный язык. Базой для нового письменного языка послужили, с одной стороны, более ранние литературные традиции, в лице уйгурско-караханидской, с другой, местные диалекты, то есть, кыпчакские и огузские наречия» (там же, 101). «…Как показал анализ лингво-графической ситуации в Джучиевом Улусе, делопроизводственная культура Джучидов образовалась под непосредственным влиянием и участием представителей домонгольской уйгурской письменной традиции» (там же, 259).

То есть язык у средневековых татар Чынгыз хана был именно одним из тюркских и мало чем отличался от уйгуро-караханидского, так как следов влияния языка «татар Чынгыз хана», как предполагают сторонники общепризнанного мнения — «древнего халха — монгольского» языка, как видим из вышеприведенного, тюркологами не обнаружено.

Известно, что документы, и другие исторические источники времен Улуса Джучи остались в основном только на старотатарском и еще на русском языках. Составлялись еще документы, как мы видели выше, на персидском языке — в силу распространенности данного языка в международном общении, как языка особо высокой культуры своего времени.

Следы халха-монгольского языка в Улусе Джучи (как и по всей территории, подвластной Державе Монголов)[49] отразились лишь в одном источнике XIV в. — нашли берестяную «тетрадку» в две странички, на которой были записи «по-тюркски» с их переводом на старый халха-монгольский язык (104, 18). Похоже, что воин или погонщик каравана учили «государственный язык», то есть «тюркский» (старотатарский) — так как государственные документы и деловая переписка велись в Монгольской империи, с момента ее основания, на отличной бумаге, очень дорогой по тем временам и недоступной простолюдину (105, 15; 106, 86–87).

Также необходимо упомянуть здесь вот о чем — сохранился язык у группы предков халха-монголов вдали от их Родины, служивших, как и представители многих народов[50], в Монголо-татарской армии и направленных из Монголии в распоряжение ханов-чингизидов Хулагуидов (Иран) в составе отдельной тысячи: «Для занятия ключевой позиции между Балхом и Гератом (современная афгано-иранская граница) было поселено 1000 воинов, потомки которых до сих пор носят название «хэзарейцы» — от персидского слова «хэзар», что значит тысяча (34, 304–305).

Потомки этой тысячи сохранили, до наших дней проживая в Афганистане, свой язык — язык халха, правда, несколько измененный ввиду продолжительного раздельного проживания от своих соплеменников (8, 211), но не ассимилировались среди пуштунов, таджиков, тюрок-узбеков, которые являются основными нациями Афганистана, среди которых жила означенная группа халха-монголов более восьмисот лет.

Сопоставим с приведенным фактом точку зрения официальных историков, изложенную также Л. Н. Гумилевым в своих работах, о том, что было всего «4000 халха-монголов в войсках Бату хана в Улусе Джучи (34, 304)». При этом утверждается, что в Улусе Джучи, в отличие от приведенного случая с группой халха в Иране (ныне территория Афганистана), эти «представители халха-монголов», равно как и ханы-чингизиды и другие монголо-татары в Иране, «отюречились за десяток-другой лет, не успев оставить документов на своем языке» — кроме берестяной «тетрадки», упомянутой выше.

Приведем снова сведения Марко Поло:

«ГЛАВА XVI. Как великий хан посылает Марко своим послом.

Марко, сын Николая, как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам. Скажу вам по истинной правде, научился он их языку, и четырем азбукам и письму в очень короткое время, вскоре по приходе ко двору великого хана. Был он умен и сметлив. За все хорошее в нем да за способность великий хан был к нему милостив» (81).

Комментатор предполагает, что это были китайские (для общения с китайцами, подданными Монгольской державы), арабские и уйгурские и четвертыми могли быть тибетские письмена (там же).

То есть это как раз те виды письменности, которыми и составлены в основном дошедшие до нас средневековые документы, и многие именно на старотатарском языке, (105; 106) и надписи на монетах Монгольской Державы (43, 33; 104, 28–31; 108, 6).

Также известно, что составлялись документы и чеканились монеты еще и на русском языке, или двуязычные — на русском и татарском языках — на Руси и в Улусе Джучи — Золотой Орде (43, 33; 104, 28–31; 108, 6).

И вся деловая переписка в Монгольском государстве велась, если судить по дошедшим до нас многочисленным письменным источникам, на тюркском, точнее, на одном из тюркских — на старотатарском языке. И документы составлялись либо уйгурским, либо арабским письмом (105, 7–9; 97, 95)[51]. Известен случай, что в XV в. написали монголо-татары однажды арабам письмо, используя уйгурский алфавит, но так и не нашлось кого-либо, владеющего уйгурской грамотой в достаточной степени, чтобы прочитать это письмо (101, 534).

Единство Монгольской державы сохранялось вплоть до второй половины XIV в., до самого падения в Китае династии Юань (18, 68).

С момента возникновения государства монголов в деловом обороте, в том числе и в денежном, не применялся халха-монгольский язык, об этом говорят многочисленные монеты, дошедшие до нас.

Все надписи на монетах Монголов выполнены на, как выражаются официальные историки, «тюркском» языке — хотя, как такового конкретно «тюркского» языка не имелось и не имеется ныне, это именно общее название для схожих языков. Так что выполнены все надписи на монетах, о которых идет речь — именно на одном из тюркских языков средневековья — на старотатарском.

Есть надписи на монетах Монгольской державы также и на арабском (религиозные изречения), китайском, персидском, русском языках — в зависимости от местности, где чеканились монеты и где они в основном и были предназначены для применения.

Монеты эти чеканились с именами Верховных ханов державы Монголов, выполненными в основном уйгурским шрифтом, и с тамгой (гербовым знаком) верховного хана, соответственно находившегося на престоле в период чеканки монеты (75; 92).

Например, на монетах XIII в. выбивалась надпись уйгурским письмом «Кутлуг болсун yanga пул», что на старотатарском языке означает — «Пусть будет удачлива новая деньга» (104, 29; 92). Такая же надпись встречается и написанная арабским письмом. Буквы «К» или «Г» в конце слова были присущи старому татарскому языку, ныне во многих словах отпали. Например, современное слово «кутлу» произносилось и писалось как «кутлуг» — что значит «здравствующий», «процветающий», «удачливый». Эта надпись, выполненная уйгурским письмом, помещена на серебряных и медных монетах одного вида (104, 28–31; 75; 92).