Виктор Полищук - Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца) Страница 14

С другой стороны — поляк Вячеслав Липинский (по-видимому, Вацлав Липиньски) стал во время обучения в народной и высшей школе в Киеве украинцем, стал идеологом украинского монархизма, его труды используют даже украинские националисты для построения своей теории исключительности украинской нации.

Интересным, весьма интересным примером отхода от сознания своей нации является митрополит Андрей Шептицкий. Сын отца и матери поляков, окрещенный как Роман-Мария в римско-католическом костеле, внук польского писателя графа Александра Фредри, стал не только священником (украинской) церкви, но и духовным отцом украинцев-галичан, стал украинским неопровержимым авторитетом.

Подобных случаев в обоих народах — польском и украинском, много. И это — не трагедия. Когда человек теряет свою национальность в пользу приобретенной, это не беда, хотя культура нации, от которой человек отходит, может стать беднее (Владимир Короленко). Хуже, когда такое явление приобретает массовый характер вследствие физического принуждения или политического влияния. Примером физического насилия над национальным сознанием людей были янычары — христианские полоняне-невольники, которые, под воздействием воспитания в духе ислама, денационализировались, становились ортодоксальными мусульманами, часто жестоко боролись против своих братьев по крови. Примером отхода от национального сознания вследствие политического, а также экономического влияния на человека, то есть примером денационализации больших групп населения, являются известные нам — германизация и русификация. Кто вследствие деционализации отошел от своей нации — должен (но не обязан) вернуться к ней. В этой сфере им должна помочь умная политика государства. Подразумеваю здесь Украину.

Отдельным является дело ассимиляции. Ей, естественно, поддаются большие группы населения эмигрантов. В этом для существования нации нет опасности. Ассимилируются также люди из национальных меньшинств. Когда эта ассимиляция добровольная, естественная, в связи, например, с браком с лицом другой национальности — то в этом нет никакого зла. Злом, вместо этого, являются принудительные методы ассимиляции, которые дали о себе знать на восточных территориях довоенной Польши.

Так или иначе — национальность, повторяю, не является юридической категорией, отход от национальности не является преступлением ни в понимании права, ни с моральной точки зрения не заслуживает осуждения. Пишу об этом здесь в связи с оуновской концепцией принадлежности к нации, в связи с взглядами ОУН на так называемую "национальную измену". Взгляды ОУН на принадлежность к нации имеют привкус расизма. В конечном итоге, среди украинских националистических теоретиков еще и до сих пор нет единодушного взгляда на то, чем является нация. В 1981 году доктор политических наук, украинец, адвокат из Торонто, не мог сформулировать определения "нации", выразительно связывал его с расой, что, по моему мнению и согласно с моими знаниями, является абсурдом. За "измену" национальным интересам ОУН "осудила" и привела в исполнение смертные приговоры перед войной на украинцах, в том числе и такие, как убийство Сидора Твердохлеба (кстати, в Польше есть поэт, поляк с типично украинской фамилией — Твердохлеб, не потомок ли это того убитого украинца?) только за то, что он в первые годы польской оккупации стал с запалом пропагандировать лояльность "русинов" против польского государства[15]. По приказу ОУН был также убит директор украинской гимназии в Львове Иван Бабий[16] и многие другие. Это, как говорили оуновцы-галичане, было наказание смертью "хрунов". А уже во время войны и после нее убийства на этом фоне имели массовый характер.

С принадлежностью к нации связана другая тема, а именно "измена". Понятие "измена", если вспомнить нарушение верности в любви, дружбе — сводится к переходу на сторону врага, к вероломству. Поскольку, как было сказано выше, принадлежность к нации не является юридической категорией, то не может быть и речи об "измене" нации в контексте криминальной ответственности (хотя, в частности в послевоенной Польше, существовало законодательство, по которому карали за само отречение от нации, за так называемое "фольксдойчерство"), не может существовать юридическая, в частности, криминальная ответственность за утрату чувства принадлежности к нации. Разве что такая измена связана с гражданством, однако гражданство и принадлежность к нации — совсем разные вещи. Поэтому все убийства, выполненные от имени ОУН, а следовательно совершенные перед войной, а также во время войны и после нее, в частности, в рамках деятельности УПА, КОС, УНС на украинцах — это нечто иное, чем криминальные преступления. Об ответственности за эти преступления, в частности за геноцид, то есть народоубийство, речь пойдет в другом разделе.

Понятие является одной из форм мышления, это результат обобщения существенных признаков объекта действительности, наука о понятии является участком логики, то есть науки о законах и формах мышления. Предметом понятия не являются одиночные вещи, а общее в вещах. В системе логики "Адольф Гитлер" не является понятием, понятием, вместо этого, являются "гитлеровцы". Не является понятиям "Евгений Коновалец", но понятием являются "националисты". Понятием является также "украинец", не конкретный украинец, а "украинец вообще", "поляк вообще", "еврей", "немец".

Говорю я об этом для того, чтобы объяснить такую очевидную вещь, что понятие "украинцы" охватывает всех людей, которые считали и считают себя украинцами — всех, которые когда-либо жили на свете, которые живут теперь на Украине, в Польше, в Канаде и вообще во всем мире. Следовательно, "украинцы", это очень широкое понятие, которое нельзя отождествлять с понятием "украинские националисты", "оуновцы", "бандеровцы" и тому подобное, хотя последние три приведенные категории относятся к одному синонимическому ряду. Правдой является то, что "бандеровцы" являются украинцами, правдой является то, что "украинские националисты" являются украинцами, но неправдой является то, что все украинцы являются (или были) "бандеровцами", "украинскими националистами", "оуновцами".

Автор источникового труда "Преступления украинских националистов, совершенные на польском населении на Волыни в 1939–1945 годах", Владислав Семашко, в своем докладе, прочитанном во время научной сессии 9 мая 1992 г. в Гданьске п.н. "Состояние исследований украинского террора на Волыни в 19391944 годах"[17] допускает кардинальные ошибки — ошибки в логике, когда в названном докладе говорит: В публикации… "Преступления… " преступников называем неединодушно, употребляем термины, которые употребляли авторы реляций. Так вот преступников называем: "националисты", "банды националистов", "бандеровцы", "бульбовцы", "украинская полиция", "украинцы", "украинские крестьяне", "соседи-украинцы". В четырех случаях названы фамилии преступников. Фамилии главарей встречаются намного чаще. В будущем намереваемся отказаться от использования различных определений, потому что авторы реляций, вне украинской полиции, были не в состоянии правильно определить организационную принадлежность и характер групп, которые совершали преступления. Следовательно, так как и в описаниях преступлений гитлеровских преступников, совершенных различными формациями, было принято писать немцы, так и в описаниях украинских преступников будем использовать термин "украинцы".

В связи с приведенным выше, нужно сказать следующее: Сам автор доклада говорит, что существует понятие, которым можно точно определить различные формации гитлеровцев, которые допускали преступников. Этим понятием являются "гитлеровцы". Правда, что все гитлеровцы были немцами, однако, не все немцы были гитлеровцами. Также в случае мордований, совершенных на поляках (и не только на поляках) различными формациями украинских националистов, следует употреблять общий термин "украинские националисты", если нельзя точнее определить преступников, но в любом случае "украинцы". Правдой (горькой правдой) является, что все украинские националисты были украинцами, но далеко не все украинцы были украинскими националистами.

Поэтому говорить, что поляков на Волыни убивали украинцы, это не только неточность, но это обижающая миллионы честных украинцев неточность. Я — украинец, мои родственники, приятели, знакомые украинцы, которые жили в 1939–1945 годах на Волыни — не совершали преступлений против поляков, не помогали преступникам из УПА или других националистических или возникших на основе националистических инспираций формаций. Тех, кто эти преступления совершил, следует называть "украинские националисты", если нет возможности дать детальное определение группы или формации.

Из приведенных здесь соображений я также не соглашаюсь с Казимежом Подляским, который пишет: Украинцам: прощаем и просим прощения[18]. Ни мне, ни миллионам честных украинцев нечего прощать, мы не сделали ничего плохого полякам. Простить можно украинским националистам, отделам УПА, украинской полиции, дивизии СС "Галичина", и то, по моему мнению, при условии, что они в какой-то форме признают свою вину, покаются. Без признания вины, без покаяния различные разговоры об извинении будут пустыми словами. Немецкий народ допустил НСРПГ и Гитлера к власти, тот же народ, устами представителей своей власти, признал свою вину, покаялся. Поэтому и могли польские епископы сказать в адрес немецкого народа: "Извиняем и просим прощения".