Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6452 ( № 9 2014) Страница 14

Что-то о простых людях. О понятных чувствах. О добре и зле. Вроде соцреализма, но не соцреализм, потому что там добро побеждает, хоть порою и трудно, но всегда за явным преимуществом, а потому этой победой не дорожишь. Всё равно за добром историческая правда, никуда оно от тебя не денется. Так не дорожишь солнцем в июле. То ли дело – в октябре. Сейчас, по-вашему, октябрь или апрель? Нет, в нашей литературе победой добра над злом было бы уже просто показать, что добро есть.

Почему в современной «хорошей литературе» так мало добра? Разве у всех этих писателей и писательниц нет детей? Не было удач, превозмоганий, побед – только сплошные кризисы, изломы и падения? Куда ушло умение художника находить красоту в обыденной жизни? Ценить её в поступках, а не в чувствах и размышлениях?

Неизвестно куда, но известно откуда – из «хорошей литературы».

Она вся как будто пишется мучимым прыщами подростком. Ну, знаете, мир – помойка, родители и учителя лгут, всё время хочется соития и сломать что-нибудь, а главное, всё так сложно, всё так сладостно сложно!.. Говорят же, «кому чего не хватает, тот к тому и тянется». Юность жадна до сложности, мучительности и грязи, зрелость ищет простоты и чистоты. Но – увы.

У писательницы Лидии Авиловой (жила сто лет назад, была влюблена в Чехова, много не писала – растила троих детей) есть рассказ, называется «Пышная жизнь». Это, может быть, один из лучших рассказов в русской литературе. Он о маленькой крестьянской девочке из очень бедной семьи, которая уверяла всех, что живут они хорошо, как того требовали сословный этикет и её детские представления о приличиях и социальном престиже. Потом она тяжело заболела, почти умерла, но всё же выжила – и вышла на шатающихся ножках из избы к солнышку, травке, облакам и всему тому, от чего вдруг в единый миг понимаешь: и что жизнь-то и впрямь хорошая, «пышная», и что горькая она до слёз предстоит тем, кто выжил… В общем, слёзное очищение происходит. Душе легче после боли всегда, утешительнее.

Я бы свою книжную серию назвал в честь этого рассказа «Про хорошую жизнь». Но так делать нельзя, потому что на ум сразу приходит что-то типа «отдохнули в Италии» или «погреб полон закруток».

А как назвать? Посоветуйте.

* * *

Так вот о книге. Она, судя по тому, как долго я оттягивал сей момент, не потрясает. Вынесенный на обложку подзаголовок «Рассказы о святых и верующих» лжив. Во-первых, это не рассказы, а роман. Во-вторых, ни одного святого там нет, верующих тоже негусто, соответственно – и рассказов о них. Просто очередной бесстыжий закос под книжку «Несвятые святые» по типу джинсов «хьюго боос» и кроссовок «абибас» в нашем кооперативном прошлом.

Это попытка рассказать хорошую историю про хорошего человека (всё-таки купола не врут, даже когда их лепят на обложку для обмана), – историю, которой здорово мешает стремление непременно втиснуться в «полноценную» литературную форму. Мне бы волю – я сократил бы это до небольшой повести или даже рассказа.

Выкинул бы сюжетную линию про уверовавшего юного гопника, про «войну в Чечне» (мужчина не пишет, как рожал, не потому, что ему фантазии не хватает, а чтоб не показаться смешным), выкинул бы мистику – то есть всё, что сделано в книжке плохо. Оставил бы то, что хорошо, и получилось бы примерно следующее.

Молодая женщина, мать мальчика лет шести-семи, тяжело больна. Ей предстоит операция, после которой она то ли выживет, то ли нет. Она журналистка областной газеты. Из Тюмени. По работе ей часто приходится сталкиваться с людской жадностью, коварством, тщеславием, лживостью. Дома говорит с зеркалом. Главный жизненный тон – усталость.

Незадолго до операции она едет в командировку по стойбищам хантов – северных оленеводов-охотников. И хотя их быт и нравы тоже далеки от требуемого совершенства, ей всё же становится среди них легче и нестрашнее. Она возвращается в Тюмень, прощается с сыном и ложится на операцию. Выживает или нет – непонятно и неизвестно.

По уму бы на обложке должны быть северные олени и чум. Книгу вытягивают ханты, очерки их нравов и быта. Без этого её не стоило бы и читать, несмотря на несколько удачных образов и умных мыслей. Просто удивительно, до чего простой и сильнодействующий приём: впусти в литературу «естественного человека», будь то хоть дикарь, хоть «деревенщик», хоть заповедный князь Мышкин или какой-нибудь матрос Чижик – и всё, готов прецедент, история сложилась сама.

В городе – томительно, скучно (скучно читать), душевная маета и муть. В тундре, в чуме всё по-другому. Тут событий больше, чем слов в голове. Вот хотя бы – в соседнее стойбище ехали, буран настиг в пути; брезентом накрылись, два часа переждали, откопались и поехали дальше, – да любому горожанину одного такого приключения хватит, чтоб вспоминать всю жизнь.

Здесь героиня погружена не в себя, а в какие-никакие обстоятельства, в мир Божий, пусть это и чуждый нам, экзотичный, а потому не вполне «настоящий» мир. И всё же он «настоящее» того, городского, где человек ухитряется всё время быть сам за себя и сам по себе, один. Когда один – ещё поди пойми, чудится тебе или нет. А люди – скажут.

…Яблоня на крыше храма, против ожиданий, в книге и правда есть. Вцепилась корнями не пойми во что и каждый год плодоносит. Непорядок, конечно. Но люди из жалости и умиления не трогают её – ладно уж, пусть растёт. (Тут тебе и метафора человеческой души, и жизни, и, если угодно, русской литературы, качающейся на ветру на одной ножке, зацепившись ею за «духовную скрепу».)

И только наша героиня догадалась, что мало не трогать. Принесла лестницу, накопала земли, у всех на глазах натаскала ведром на крышу.

Смог бы я так? – не знаю. Решился бы?..

Есть над чем тихонько подумать.

Теги: Ольга Иженякова , На крыше храма яблоня цветёт

За что любят Иуду?

Светлана Замлелова. Приблизился предающий[?]: Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в XX-XXI вв. – М.: БукиВеди, 2014. – 272 с. – Тираж не указан.

Что такое трансгрессия? Это одно из ключевых понятий философии постмодернизма, означающее "выход за пределы". Философ Ж. Батай трактовал трансгрессию как радикальное преодоление социальных запретов. Он полагал, что наступил конец эпохе порядка, разумности, полезности, в которой господствовал принцип максимума прибыли при минимуме затрат. Наступила эпоха чрезмерности, суверенности и эротизма.

Монография Светланы Замлеловой посвящена философскому осмыслению трансгрессии христианского мифа об Иуде Искариоте. В разные периоды истории Иуда Искариот оставался многоликим, поскольку всегда существовали многообразные версии относительно его личности и его деяния. Но в каждую эпоху превалирует какой-то один образ, остальные отступают на второй план. В первой главе автор анализирует причины, по которым этот миф снова стал так актуален и востребован в новейшее время, и предлагает вывод о закономерности распространения апологетического – одобрительного – взгляда на апостола-предателя в культуре христианской традиции в XX–XXI вв. Вторая глава посвящена рассмотрению философских и богословских трактовок образа Иуды, для чего автор обращается к сравнительному анализу текстов Четвероевангелия, «Евангелия от Иуды» из Кодекса Чакос и многочисленных литературных, богословских и философских текстов российских и зарубежных авторов. В ходе исследования получены оригинальные выводы, подтверждающие гипотезу автора об «антропологическом сдвиге»: «…прежний человек отличался в первую очередь привязкой к действительности и, как следствие, был ориентирован на познание и покорение этой действительности, что требовало определённых усилий и самоограничений; но этот прежний человек сменяется новым человеком, оторвавшимся от действительности, погрузившимся в виртуальную реальность, обещающую удовольствия».

Попытки реабилитировать апостола-предателя, по мнению автора, свидетельствуют о подсознательном желании человека эпохи потребления самооправдаться перед традиционной моралью. С учётом процессов глобализации национальные культуры внутри христианского мира приобрели множество общих черт и могут быть рассмотрены как единое целое.

София ГОРЯИНОВА

Теги: Светлана Замлелова , Приблизился предающий

Одна свеча зажигает другую

Ирина Петровицкая. Лев Толстой - публицист и общественный деятель. – М.: Икар, 2013. – 640 с. – 1000 экз.

Большинство из современных читателей знает Льва Толстого как автора всемирно известных романов "Война и мир" и «Анна Каренина». Но лишь немногие осведомлены о том, что общественная и публицистическая деятельность была важнейшим аспектом его творчества. Недавно увидевшая свет книга «Лев Толстой – публицист и общественный деятель» как нельзя лучше раскрывает многогранность личности и широту взглядов Льва Николаевича.