Еремей Парнов - Фантастика в век НТР Страница 14

Человечество побеждает и медленно начинает возрождаться, но, и в этом ценность позиции Уиндэма, уже на иной социальной основе. Только общество единомышленников может создать цивилизацию. Таков окончательный вывод писателя. Так развертывается драматическое повествование, отдаленно напоминающее "Войну миров" Уэллса. Впрочем, война людей и триффидов — и есть война миров.

Роман "Кракен пробуждается" по внутренней логике сильно напоминает "День триффидов". И на этот раз беда приходит из космоса, правда, уже не по воле людей. Команда и пассажиры океанского лайнера следят за тем, как падают в воду красивые красные звезды. Странные космические тела тихо исчезали в глубина" Ни батисферы, ни батискафы не могли ничего обнаружить. Но вот однажды было замечено какое-то колоссальное чудовище, похожее на кита. Но киты на такой глубине не водятся. Что же это? Попытка рассмотреть существо вблизи кончилась катастрофой: канат, на котором был спущен батискаф, оказался перерезанным. Все усилия пробраться в глубины были тщетны. Исследовательские корабли взрывались, как будто в них попадала молния или колоссальный электрический заряд со дна океана. Через некоторое время интерес к этим событиям угас, тем более что падение огненных звезд никто не связывал с появлением неизвестных морских чудовищ.

Но воздержимся от дальнейшего пересказа. Читатель уже догадывается, что речь далее пойдет о вторжении на нашу планету и о последовавшей затем войне суши и моря.

Уиндэм не доводит повествование до самого конца. Тем не менее у нас не остается сомнений в том, что люди и на этот раз выйдут победителями. Таков дух нашего века, века космоса и атомной энергии. Это накануне второй мировой войны, когда нацистские орды готовились затопить мутной коричневой волной Европу, Чапек мог писать о победе саламандр, чтобы побудить людей к сопротивлению.

Одним из самых увлекательных произведений Уиндэма по праву считается роман «Хризалиды», посвященный проблеме генетических мутаций, которым может подвергнуться мир, если радиация превысит определенные нормы, например, вследствие ядерной войны.

В результате мутаций на Земле появляются люди, обладающие новыми органами чувств. Это не столько телепатия, сколько сознание общности.

"Ведь мы — это улучшенный вариант, а мы еще только начинаемся. Мы способны думать коллективно и понимать друг друга так, как они никогда не могли; мы начинаем понимать, как собрать вместе и применить коллективный ум к разрешению какой-либо проблемы — вы отдаете себе отчет в том, что на нашем пути нет преград? Мы не заперты в отдельные клетки, из которых мы обращаем к миру только невыразительные слова. Раз мы понимаем друг друга, нам уже не нужны законы, для которых все живое — это одинаковые кирпичики. Нам и в голову не придет, что нужно стремиться к такому стандарту одинаковости, когда все люди, как монетки одной чеканки. Мы не пытаемся механически втиснуть себя в геометрические формы общества и политики. Мы не догматики, поучающие бога, каким он должен был создать мир. Основное качество жизни — это сам жизненный процесс, а основа жизненного процесса — это перемена; перемены — это эволюция. И мы составная часть этого. Статичность, враг перемен, является одновременно врагом жизни и, следовательно, нашим заклятым врагом…".

В этом отрывке — основная идея романа Уиндэма.

Уиндэм видит в фантастике великолепные возможности для эксперимента. Недаром он всегда восставал против ковбойских приключений на фоне других миров. Он пришел в фантастику лишь тогда, когда, по его словам, "наступило время, когда некоторые редакторы, исходящие из тех соображений, что особенности жанра не обязывают их оставаться в рамках приключений галактических гангстеров, действующих в условном мире космических опер, подняли робкое восстание и начали, одни тайком, другие открыто, поощрять своих авторов к экспериментированию в пределах возможностей жанра".

Эти слова Уиндэма особенно характерны для положения, сложившегося в американской фантастике. Здесь поток «послеберроузовской» космической оперы и черной фантастики был так плотен, что остается лишь удивляться, как он не захлестнул первые ростки настоящего искусства.

"Если тебе дадут линованную бумагу — пиши поперек". Эти слова принадлежат Хуану Хименесу. Рей Брэдбери взял их эпиграфом к повести "451° по Фаренгейту". К Брэдбери меньше всего применимо слово "научный фантаст". Как когда-то для Гофмана тайные советники, занимающиеся алхимическими опытами в темных башнях, и ужасные волшебники-спектроскописты были олицетворением чернокнижного зла, так для Брэдбери современная наука стала абстрактным символом, тупо и беспощадно противостоящим человеку и природе. Суперурбанизация, бешеные скорости, сладкий яд, днем и ночью льющийся с телеэкранов, транквилизаторы и галлюциногены — вот та страшная стена, которая навеки разлучила человека и с природой и с самим собой. Все майя, иллюзия. Газоны и парки среди стальных и стеклянных громад небоскребов, «родственники», говорящие с вами со всех четырех стен комнаты, космические пейзажи, мелькающие на экранах неподвижно стоящей где-то в огороде ракеты. Действительность подменяется механическим эрзацем, чувства, привязанности… Все меркнет, претерпевает жесточайшую инфляцию. Это один план брэдбериевской фантастики, один, может быть, доминантный мотив его поэтики. Но он откликается сложной аранжировкой инструментов. Распад общества, отчуждение отцов и детей, угроза тотальной термоядерной войны, гибель цивилизации. Это вспышки в потаенных глубинах. Это окружающая писателя действительность, сгущенная и гипертрофированная на уникальной фабрике таланта и сердца.

Но Брэдбери слишком зорок, чтобы видеть корень всех зол в науке. Наука лишь олицетворение той отравы, которую днем и ночью готовят "люди осени".

"Откуда они приходят? Из праха. Откуда они появляются? Из могилы. Разве кровь наполняет их жилы? Нет: ночной ветер. Что шевелится в их голове? Червь. Кто говорит из их рта? Жаба. Кто глядит из их глаз? Змея. Что слышат их уши? Межзвездную бездну. Они сеют семена смятения в человеческой душе, поедают плоть разума, насыщают могилу грешниками. Они неистовствуют заранее. В порывах ветра и под дождем они бегают туда и сюда, подкрадываются, пробираются, просачиваются, движутся, делают полную луну мрачной и чистую струящуюся воду мутной. Паутина внимает им, дождь разрушает мир. Таковы они, люди осени, остерегайтесь их…".

И эти люди, Норберт Винер называл их людьми с моторчиками вместо сердца, объявили чтение книг государственным преступлением ("451° по Фаренгейту"), одинокую прогулку по ночному городу — крамолой (рассказ "Прогулка"), улыбку Монны Лизы — угрозой общественному спокойствию (новелла "Улыбка"). Они пускают по следу механических псов, готовых вонзить в беглеца ядовитую иглу, они превратили пожарных в поджигателей, они несут гибель всему человеческому роду.

Будет ласковый дождь, будет запах земли,Щебет юрких стрижей от зари до зари,И ночные рулады лягушек в прудах,И цветение слив в белопенных садах;Огнегрудый комочек слетит на забор,И малиновки трель выткет звонкий узор,И никто, и никто не вспомянет войну:Пережито — забыто, ворошить ни к чему.И ни птица, ни ива слезы не прольет,Если сгинет с Земли человеческий род.И Весна… и Весна встретит новый рассвет,Не заметив, что нас уже нет.

Эти прекрасные и вместе с тем жуткие строки дали жизнь одному из лучших рассказов современной литературы "Будет ласковый дождь". Стихи и проза взаимно дополнили друг друга, образовали неразрывный сплав исключительной художественной выразительности. Пустой дом, где еще не умерла никому не нужная теперь автоматика, где зачем-то поджариваются тосты к завтраку, которого не будет, дом под ласковым дождем, серебрящим стены, запечатлевшие тени испепеленных в атомной вспышке людей. Последний на земле, еще живущий неестественной жизнью бытовых автоматов дом.

Это творение "людей осени". Неизбежное следствие их кладбищенской деятельности. Недаром дом самого Брэдбери подвергся нападению фашистских громил. Фантазия писателя не игра мрачного и изнуренного ума. "Люди осени" бродят по дорогам его страны, носятся по ночам в открытых «кадиллаках», и яростный ветер врывается в прорези их куклуксклановских балахонов. Одни называют Брэдбери "надеждой и славой Америки", другие бросают в его почтовый ящик угрожающие анонимки. Брэдбери опубликовал несколько фантастических сборников, утопический роман и удивительно поэтическую повесть о детстве "Вино из одуванчиков". Первая его книга "Черный карнавал" не принесла ему особого успеха. Зато вторая — "Марсианские хроники" стала бестселлером. Она переведена на многие языки, ее по праву считают шедевром фантастической литературы.