Александр Яковлев - От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века Страница 14

«Средний американец» склонен думать, что он воздействует на политику страны и определяет ее, но это не больше чем наивный самообман. Для тех же, кто вершит судьбы государства, «общественное мнение» представляет удобный демагогический фасад, синтетический материал, драпирующий обман, скрывающий от малоискушенного в политике американца действительных хозяев страны и их корыстную политику.

«Средний американец» не столько верит правительству, сколько приучен к мысли, что, если Вашингтон поступает так, а не иначе, следовательно, так и надо. У Вашингтона тоже свой бизнес. А бизнес надо уважать. Нет ничего предосудительного и в том, что какие-либо действия правительства или его представителей корыстны; ведь корысть в том или ином виде является вполне приемлемой чертой индивидуальной и общественной психологии американского общества. Уже упоминавшийся Н. Чомски пишет, что в результате целенаправленной пропаганды у многих людей возник весьма полезный для правительства стереотип мышления: в принципе, скажем, внешняя политика США представляется как «правильная», основанная на нравственных предпосылках, а любые проявления ее истинной сущности воспринимаются как случайные отклонения, ошибки и т. д.[88].

Американским капиталистам удалось удобно обосноваться за фасадом государственного здания, именуемого политической службой, которая пока еще эффектно разыгрывает спектакль под названием «Американская демократия».

Буржуазные идеологи много делают для того, чтобы формировать угодное для правящих кругов страны «общественное мнение» и изображать его как национальное волеизъявление. Политика, утверждают они, не диктуется более интересами, одного класса — капиталистов, а выражает желания и волю всех «простых людей», а те, кто проводит эту политику в жизнь, якобы представляют «коллективный разум нации»[89].

Пропагандистская машина одурманивает человека, пытается закрыть ему глаза на нелепости и чудовищные преступления общества, в котором он живет. Средства массовой информации давно потеряли даже остатки независимости. Джеймс Рестон признает, что в главных вопросах, скажем, внешней политики «большая пресса» находится в вассальной зависимости от правительства и призвана обслуживать его интересы, «они обвенчаны без какой-либо возможности развода»[90]. Этот «неравный брак» дает правительственной верхушке возможность использовать прессу всего лишь в качестве вспомогательного инструмента[91]. Радио и телевидение, газеты и книги методично работают над тем, чтобы создать наиболее безболезненные, с точки зрения правящих кругов, условия для гонки вооружений, роста реакции, воспитания американцев в духе расового превосходства и насилия. Вот как пишет об этом журнал «Американ опиньен» («Американское мнение»):

«Каждый день в миллионах домов во всей Америке ведется пропагандистская война против умов в большинстве своем ничего не подозревающих людей. Эта война ведется каждое утро на страницах ежедневных газет, особенно — таких органов прессы истэблишмента, как „Нью-Йорк таймс“, „Вашингтон пост“ и „Лос-Анджелес таймс“. Она ведется каждую неделю крупными еженедельными журналами — „Таймом“ и „Ньюсуиком“. И она разворачивается в течение всего дня радио— и телесетью.

…Все растущее число наших сограждан-американцев осознает масштабы предвзятости средств массовой информации и справедливо этим возмущено».

Не так давно опрос, проведенный «Лос-Анджелес таймс», удивил ее редакторов тем открытием, что только один из трех американцев верит в объективность журналистов. Опрос Гэллапа показал, что общественность ставит этические нормы и честность репортеров гораздо ниже, чем те же качества полицейских. А совсем недавно «Вашингтон пост» обнаружила, что 53 процента опрошенных согласились с утверждением, что крупные средства информации часто скрывают истории, которые должны быть освещены ими. Только 35 процентов считали, что средства массовой информации не осуществляют таких сокрытий. Тот же опрос показал, что люди отдают себе отчет в предвзятости журналистики: 59 процентов заявили, что репортеры крупных информационных средств часто пространно излагают свою собственную точку зрения, тогда как фактов приводят недостаточно.

Статистическое подтверждение этого было представлено в большом исследовании, опубликованном в «Паблик опиньон» в прошлом году. Для этого исследования Роберт Лихтер из университета Джорджа Вашингтона и Стэнли Ротмэн из колледжа Смита провели часовые интервью с 240 нашими наиболее влиятельными журналистами и комментаторами, представляющими наиболее мощные источники массовой информации, включая «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Уолл-стрит джорнэл», «Тайм», «Ньюсуик», «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт», Эн-би-си, Си-би-эс, Эй-би-си и Пи-би-эс. Результаты этого академического исследования читаются как бестселлер.

Исследование Лихтера и Ротмэна показало, что нашими средствами массовой информации управляет социально привилегированный класс из слоев с высшим средним уровнем доходов. 95 процентов их — белые, 79 процентов — мужчины, 93 процента имеют высшее образование, 55 процентов — ученые степени, и почти половина может похвастаться семейными доходами, превышающими 50 тысяч долларов.

Томас Джефферсон говорил: «Если нация думает быть невежественной и свободной одновременно, то она думает о том, чего никогда не было и никогда не будет». Вот почему так важны честное освещение событий и возможность изучения альтернативных точек зрения. Новости, которые мы читаем и слышим, влияют на формирование нашего собственного мнения. Когда мы берем газету и читаем статью или когда мы включаем телевизор и смотрим программу вечерних новостей, на наше сознание и подсознание оказывается давление. Если нас дезинформируют или скрывают от нас необходимые факты — мы становимся жертвами манипуляции»[92].

И чем сильнее правительство подпадает под власть финансовой олигархии, чем крепче сила монополий соединяется силой государства в единый механизм, направленный против трудящихся, чем больше усиливается власть монополистической буржуазии над жизнью нации, тем настойчивее апологеты капитализма внушают американцам, будто политика правительства определяется народом, диктуется им и формируется на основании общественного мнения.

Политическая литература особенно умиляется по поводу того, что две буржуазные партии США попеременно сменяют друг друга у власти. Соперничество республиканской и демократической партий — это, мол, и есть «демократия». Смена партий у власти означает будто бы некие «толчки», оживляющие обстановку в стране, придающие обществу динамичность. Буржуазные пропагандисты старательно внушают избирателям мысль, что, отдавая на выборах предпочтение кандидатам той или иной партии, они оказывают таким образом «решающее влияние» на политику государства.

Авторы политических гороскопов, используя имитацию «всенародного волеизъявления», называемую выборами, пытаются решить неразрешимую задачу. В стране усиливаются неуверенность и беспокойство, обостряются социально-экономические и расовые проблемы, налоги и цены растут с каждым днем. Все это нельзя не видеть даже с позиций ура—патриотизма, который готов обелить даже самые неприглядные стороны национальной жизни.

«А у нас две партии!» — твердят буржуазные идеологи, когда сказать уже больше нечего. Американцу снова и снова внушается, что живет он в самой, самой… сиречь «демократической». Как будто демократия измеряется речами, числом партий или избирательной демагогией, а не реальными делами, не тем, кому государство служит, к защите чьих интересов приставлено.

В сущности же, если подходить к системе двух партий в США с мерками европейских партийных стандартов, то и в этом понимании их не существует. На практике имеются предвыборные комитеты, именуемые партиями. Они занимаются политической агитацией, идеологической обработкой избирателей в пользу того или иного кандидата в президенты, губернаторы, члены конгресса и т. д. После выборов их жизнь замирает, партийный аппарат свертывается, реальной властью они не обладают. Например, на президента институт партий не может оказать какого-либо влияния, как, впрочем, и на других представителей партии, находящихся в механизме власти.

Перед выборами президента или членов конгресса со страниц американских книг и газет не сходит вопрос: кто победит? «Слон» (эмблема республиканской партии) или «осел» (эмблема демократической партии)? В 1952 году после непрерывного двадцатилетнего правления «осла» к власти пришел «слон». Президентом страны был избран представитель республиканской партии генерал Д. Эйзенхауэр, сменивший Г. Трумэна, который президентствовал все первые послевоенные годы. В 1960 году роли снова поменялись. На первый план опять вышла демократическая партия. Президентом стал Дж. Кеннеди, которого вскоре застрелили, как в прошлом и некоторых других президентов этой «демократической» страны. К руководству государством пришел Л. Джонсон.