Журнал Русская жизнь - Телевизор (июль 2008) Страница 14

А сам я по утрам читаю и одновременно смотрю несколько музыкальных каналов, переключая с одного на другой, если песни не нравятся. Хотя, учитывая то, что я смотрю музыкальные каналы без звука, вести речь о песнях как-то странно. Наверное, мне нравятся танцы. Да, определенно, танцы. Но я очень не люблю, когда поют и танцуют мужчины. Это неправильные какие-то песни. Вот есть, к примеру, альтернативный музыкальный канал, там вообще одни мужчины поют, с гитарами, раздраженные, и много волос на них растет. Такая музыка нам не нужна. А есть другие каналы: там девушки, совсем не раздраженные, но тоже с волосами. Их все время как-то пригибает к земле, иногда они даже не ходят, а ползают на четвереньках, склоняя головы, как будто принюхиваясь к чьему-то следу; и от этого их еще больше колотит. Видимо, кто-то ходит там неподалеку, с резким запахом и босой. Порой я, заинтригованный, бросаю читать новую книгу Быкова и очень переживаю за девушек, не в силах оторвать глаз от экрана. Даже звук иногда включаю, но тут же выключаю. Хорошо, что у телевизора есть эта функция: раз - и ничего не слышно. Ползайте молча.

Все, доползли. Ну, давай, Дмитрий Львович, рассказывай, чем там дело кончилось. Не, погоди, опять началось…

Другие каналы у меня плохо показывают, все сорок восемь или около того. Потому что на крыше у меня упала антенна, и поднимать мне ее лень - лет эдак уже семь или восемь все рябит и поскрипывает. Это мне тоже нравится, потому что у политиков такие смешные и искривленные лица получаются, какие, собственно, и должны у них быть.

Или когда показывают юмористические передачи, там тоже все выглядят как идиоты, особенно зал, и это жизненно, это правдоподобно.

Так как я известный русский писатель, не как Быков, конечно, но тоже знаю нескольких людей, которые читали мои книги до конца, - ну вот, так как я писатель, меня приглашают на телевидение, и у меня есть возможность выяснить, кто это телевидение смотрит.

Во- первых, конечно, его смотрят мои родственники, потому что моя мама, узнав о программе с моим участием, всем звонит и приглашает посмотреть на ее сына, хотя родственники меня часто видели и раньше, в детстве, в юности, потом, когда у меня была свадьба, и на нескольких других семейных праздниках. Но они все равно смотрят и удивляются.

Но это очень маленькая аудитория, есть много других людей, которых я, к примеру, не приглашал на свадьбу. Они тоже меня смотрят, даже без маминых просьб.

Однажды я был на программе «Школа злословия», которую ведут Татьяна Толстая и Дуня Смирнова, очень хорошие и приветливые люди, хотя я раньше думал о них несколько иначе. Программа их, надо сказать, идет ночью.

После того, как она вышла в эфир, на мой сайт случилось паломничество, посещаемость его фактически достигла посещаемости сайта «Все книги Дарьи Донцовой бесплатно», а мои издатели сообщили, что в течение двух недель неизвестные люди смели в магазинах тиражи моих книг, хотя до этого предыдущий, и предпредыдущий, и еще который перед ними тиражи продавались по полгода или даже год иногда.

Я понял, что попал на золотую жилу, и немедленно отправился на программу к Андрею Малахову, которая, как говорят, является самой популярной среди российских телезрителей. Я подумал, что люди меня опять увидят и скупят новые тиражи моих книг вообще за день. Тогда мне выпадет счастье получить большие роялти и купить милым моим детям много игрушек, так как себе я уже все купил, а детям еще не все, потому что им старые игрушки быстро надоедают.

Но после того как вышла программа Малахова, ни один, я вам клянусь, новый человек не зашел ко мне на сайт, чтобы узнать, что это за безволосое существо столь оригинально рассуждало с экрана. Ну и книги в магазинах как лежали, так и лежат.

То есть программу Малахова смотрят в пятьдесят раз больше людей, чем «Школу злословия», но моих читателей средь них нет вообще. В свою очередь, среди зрителей полуночной «Школы злословия» читателей у меня много, и я счастлив, что мы друг друга нашли.

Это я вам не к тому рассказываю, чтоб о себе поговорить. Это я просто на своем примере постиг некоторые принципы существования телевидения.

И сейчас нам придется называть вещи своими именами, потому что мы в своем кругу, который, как всегда, страшно далек от народа.

Интеллигентные люди, понял я, подобно животным какого-то редкого вида, либо не смотрят телевизор вообще, либо мигрируют в темноту, в сторону ночных программ. Во-первых, ночью никто не застанет интеллигентного человека за постыдным занятием просмотра телевизора (если только другой интеллигентный человек, лежащий под тем же одеялом). Во-вторых, ночью есть удивительная и редкая возможность посмотреть что-нибудь «нерейтинговое».

Но, думаю, и ночная лафа скоро завершится, потому что без рейтинга никуда, и если петросенко и степанян найдут свои сорок миллионов человек, готовых смеяться и ночами, значит, так тому и быть.

И хорошо, что так.

Телевидение уже сегодня стало очевидной приметой чего-то безусловно нечистоплотного, неопрятного, рассчитанного на людей со слабой способностью к анализу действительности и к мышлению вообще.

Со временем привычка смотреть российское телевидение должна попасть примерно в один ассоциативный ряд с привычкой застегивать ширинку за пределами туалета, красить волосы пергидролью в цвета первобытной пошлости, писать доносы на соседей, прилюдно читать книгу с названием «Фейсконтроль для Дездемоны» и впоследствии рекомендовать ее знакомым, верить в реальность существования авторов писем, публикуемых изданием «Спид-ИНФО», говорить «звонит» с ударением на первый гласный, «ложить» с любым ударением, ну и так далее, сами знаете, что я тут распинаюсь.

И не надо ничего запрещать. Надо, чтоб существовало пространство, куда можно уйти, оставив этот дурацкий, набитый подлостью и глупостью сундук пылиться в углу.

Но такого пространства пока нет.

Максим Семеляк

Он живой и светится

Контроль и обладание

Обои в комнате были грязно-апельсинового цвета. Их поклеили летом восемьдесят второго года, а где-то через пять лет они принялись ветшать, просвечивать и истончаться. Однажды утром я заметил, что сквозь лжеапельсин проступают буквы - обои, как было тогда (не знаю, как это делается сейчас) заведено, наклеивались на газету. Я проспал в этой комнате остаток детства, всю юность и значительную часть молодости - причем прореха с буквами находилась прямо у изголовья. Каждое утро, только проснувшись, я подолгу всматривался в неясный палимпсест. Году примерно к восемьдесят девятому обои окончательно поистерлись, и я, наконец, сумел разглядеть, что за послание под ними скрывается.

Это была телепрограмма на какой-то из будних дней восемьдесят второго года - кажется, из «Вечерки».

Та сетка вещания больше напоминала просроченную накладную с убыточного предприятия. (Впрочем, грохот, с которым перещелкивались программы в телевизоре типа «Рекорд», тоже скорее наводил на мысли о станочной работе, нежели о проделках шоу-бизнеса. Переключатель то и дело ломался, на его месте возникал неудобный, как заноза, штырь, ведущий куда-то вглубь телевизора. Штырь приходилось поворачивать плоскогубцами.) На весь этот ТВ-парк Юрского периода приходился только один художественный фильм - точнее, утомительный телеспектакль «Операция на сердце» по А. Софронову, я смотрел его, кажется, как раз году в восемьдесят втором, помню усталые взгляды Жженова, больше не помню ничего. Было в этой мумифицированной программке что-то лавкрафтианское - как будто протерлась ткань времен и повеяло черт знает чем. Впрочем, в восемьдесят девятом году я Лавкрафта не читал.

Еще через несколько лет в доме моем, как поется в одной песне, поселился ремонт, и дыра в эфирное прошлое была наглухо заделана. Однако я, видимо, слишком много времени проспал с программой нос к носу, и это определило мои отношения с телевизором на всю жизнь.

Я всегда с некоторой настороженностью относился к людям, которые не держат дома телевизора. Точнее, меня удивляла та гордость, с которой они об этом говорят. Такое чувство, что фактом отказа человек спас гектар амазонского леса. Все почему-то до ужаса опасаются так называемой промывки мозгов, хотя, на мой взгляд, известная промывка мозгов для нормального человека - вещь столь же естественная, как чистка зубов.

(Это как с принципами. Почему-то всегда, когда люди в невоенное время заводят речь о принципах, это обязательно бывает связано с чем-то малосимпатичным, и искомый «принцип» становится сразу похож на комплекс, возведенный в мораль. «У меня принцип - никогда не давать в долг, не прощать опозданий, не доверять бабам» etc.)

Я- то всегда любил телевизоры -именно так, во множественном числе. Телевидение как процесс меня практически не занимало. В одной философической брошюре прямо сказано: «Стоит вещи утратить свое конкретное практическое применение, как она переносится в сферу психической практики». Мои отношения с телевизором строятся ровно по этой схеме.