Журнал Русская жизнь - Москва (сентябрь 2008) Страница 14

VII.

Москва - живой город, а топонимика - как для мертвого. Смена общественных формаций, случившаяся в 1917 году, на карте Москвы отразилась в полной мере. Революция 1991 года осталась незамеченной. Да, улицу Чкалова переименовали в Земляной Вал (хотя почему бы не оставить имя Чкалова? Он заслужил улицу в центре), зато на юго-западе Москвы остался (и, подозреваю, остался навсегда) огромный район, все улицы которого названы именами домочадцев Владимира Ленина - вокруг Ленинского проспекта, который, Бог с ним, заслуживает места на карте, остались улицы Крупской, Марии Ульяновой, Фотиевой и даже Дмитрия Ульянова, который не примечателен вообще ничем кроме того, что был младшим братом Ильича. В окрестностях 1-й Тверской-Ямской улицы от славных, но давно ушедших времен расцвета социалистического содружества остался добрый десяток улиц, носящих имена видных деятелей чешской культуры - зачем они там, почему они там? А вождь мозамбикской революции Самор Машела - мы уверены, что он до сих пор заслуживает персональной улицы на юго-западе Москвы? А Иосип Броз Тито - в Белграде нет площади его имени, а в Москве есть. Зачем?

С огромным скрипом (гораздо большим, чем при переименовании Суворовского бульвара в Никитский) переименовали Комсомольскую площадь в площадь Трех вокзалов, а Комсомольский проспект, вероятно, так всегда и будет Комсомольским на радость активистам левых молодежных организаций - при том что названия улиц, из которых он образован, заслуживают того, чтобы вернуться на карту Москвы, очень уж поэтично звучат - Чудовка и Большие Кочки.

VIII.

Среди топонимических проектов начала девяностых был один, может быть, самый забавный - в Моссовете всерьез обсуждалось переименование всех станций московского метрополитена. То есть не только «Дзержинской» в «Лубянку» и «Кировской» в «Чистые пруды», но и, допустим, «Сокола» во «Всехсвятскую», «Пролетарской» в «Крутицкое подворье» и так далее вплоть до совсем абсурдной замены «Аэропорта» на «Аэровокзал». Идея не была реализована из-за какой-то совсем астрономической сметы, но логика авторов проекта была, по крайней мере, понятна - избавиться от всей советской символики, которая заключена не только в «идеологических» именах, но и даже в самых нейтральных вроде того же «Аэропорта», потому что метро «Аэропорт» - это не только сам аэропорт, но и обширнейший советский бэкграунд (о нем применительно именно к этому району в «Русской жизни» подробно писала Елена Веселая), связанный с окрестностями этой станции и не заслуживающий того, чтобы тащить его за собой в десоветизированное будущее.

Такая топонимическая реформа была бы, может быть, излишне радикальной, но, по крайней мере, осмысленной. А то, что стало с картой Москвы в 1990-1993 годах, нельзя назвать ни избавлением от советского прошлого, ни восстановлением исторической справедливости. Просто процесс ради процесса, бессмысленный и беспощадный. Если бы город развивался спокойно и без катаклизмов (неважно каких - демократических или лужковских), мы жили бы в совсем другой Москве - но тут-то уже ничего не исправишь, и омертвевшая московская топонимика, конечно никогда не была и не будет самой животрепещущей из проблем, свойственных этому городу.

Михаил Харитонов

Москаль

Опыт апологии москализма

«Москвич» - это автомобиль. Во всяком случае, был. Дрянной, говорят; не знаю, самому водить не приходилось, владеть - тем более. Так или иначе, в две тыщи шестом завод окончательно обанкротился, и больше «москвичей» не будет. Старье, конечно, еще бегает, можно посмотреть. Но это и все.

Примерно то же можно сказать и о людях. Традиционный тип коренного жителя столицы окончательно обанкротился примерно в те же годы. Больше такого не выпускают, и вряд ли выпустят. Так что имеет смысл… ну, не проливать же слезы, Москва слез не любит и слезам не верит.

Но хотя бы посмотреть, что мы потеряли. Может, потом когда-нибудь пригодится.

Итак, «московский человек», краткий курс. Каким он был и каким он больше, наверное, уже не будет, если не случится чуда.

***

В любом сколько-нибудь уважающем себя государстве есть «главный город». Не обязательно это официальная столица, где сидят «нббольшие начальники». С развитием средств связи появилась даже привычка выносить управленческие дела в какой-нибудь тихий уголок, чтобы их там тихонько обделывать, не раздражая граждан. Правда, довольно часто тихий уголок разрастается. Вашингтон сейчас - не просто столица Америки, но и большой город. Но все равно понятно, что «главные города» - это NY и LA.

«Главный город» обычно играет роль гостиного двора для страны в целом. Это нечто открытое наружу, натоптанное захожим людом и населенное какой-то человеческой сборной солянкой. Как правило, это место, где делают бизнес, что-нибудь выставляют и показывают, проворачивают всякие дела, ну и туристический бизнес, конечно, цветет и пахнет. Как иначе-то.

Само понятие «коренного жителя» относительно города-гостиницы выглядит оксюмороном. В гостинице нет постоянных жителей, это ведь не настоящий дом. В гостиницу ведь именно что наезжают. Немногочисленные же постоянные обитатели такого места довольно быстро приобретают черты и ухватки гостиничной обслуги, довольно-таки неприятные. Но что поделать - в таком месте это единственно возможная форма идентичности.

Россия в этом отношении не сильно отличалась от всяких прочих европ. Санкт-Петербург когда-то был выстроен именно по такой модели: город для всех и не для кого. За это коренные русские люди его не любили, называли «умышленным городом» и призывали не верить Невскому проспекту, - который, впрочем, никакой веры в себя не ждал и не хотел, на сердце не посягал, его интересовали головы и кошельки.

Зато «коренной москвич», в отличие от петербуржца, - который мог быть характерным, типическим, но о корнях ему лучше бы не заикаться, - таки существовал. Он многажды воспет всяческими, условно говоря, Гиляровскими. Впрочем, «дядя Гиляй» просто сохранился в советском культурном космосе, а другие живописатели тех же явлений были по разным причинам забыты (а то и зачищены).

Не соревнуясь с Гиляровским, - что было бы и глупо, из нашего-то времени спорить с очевидцами, - я все же напомню, что это было такое.

В дальнейшем я буду пользоваться словом «москаль». Этот оскорбительный украинизм здесь подходит больше, чем этнографическое «москвич». Хотя бы потому, что москаль остается москалем и вне Москвы. Более того, некоторые характерные черты московского типа сейчас легче сыскать, скажем, в Зауралье. Но пошло все отсюда, с Белокаменной.

Москаль - это совершенно особый культурно-исторический тип. В дальнейшем он был потеснен советским человеком, а потом и вовсе повывелся. Корни его еще не совсем выкорчеваны, несмотря на все усилия, но тем не менее, представить себе чисто москальское общество нам сложно.

Однако ж попробуем, не забывая об исторической ретроспективе и опираясь на источники, в основном исторические и литературные.

Реальная история Москвы - то есть та история, которая для города актуальна и посейчас, - начинается где-то с пятнадцатого века, то есть с Ивана Третьего. Тогда Москва стала центром интеграции русских земель - то есть процесса, который тогда назывался менее политкорректным словом «собирание».

Если говорить более конкретно, московские князья были главными инвесторами и главными же выгодополучателями такого дела, потому что для собираемых земель этот процесс выглядел скорее убыточным, иногда до слез, а то и до крови.

Но Москва свою прибыль с него сняла - и никогда не забывала, какой вкусной она была. Такое не забывается, даже когда все обстоятельства уже ушли из памяти.

Тут нужно добавить. Москва воевала не столько войсками, сколько деньгами.

Впрочем, так всегда: война ведется капиталами, а не только штыками: сначала золото, потом булат. Но в случае собирания русских земель это было как-то особенно наглядно.

С тех пор в душе коренного природного москвича живет горячий интерес ко внешнеполитическим и региональным инициативам, в которых москаль чует для себя возможность подняться и заработать - и лично, и «всему опчеству». Москаль любит «воевать земли», это у него в крови.

Разумеется, под словом «воевать» вовсе не имеется в виду личное участие: речь идет скорее об инвестировании, в широком смысле этого слова. Коренные москвичи, дай им волю, с удовольствием скинутся деньгами на «экспедицию» куда-нибудь, с целью присоединения кого-нибудь, дабы там похозяйствовать и извлечь из этого денежку. Хозяйствовать же москвич очень любит, потому что очень любит как деньги, так и процесс их получения.