Морис Ренар - Всемирный следопыт, 1926 № 08 Страница 14

Было условлено, что вожаки со слонами выйдут только на второй день после того, как выеду я. И поэтому, не ожидая их, закончив к вечеру мои сборы и повесив замок на двери моего дома, в котором почти ничего не осталось, я двинулся в путь.

Мы плыли против быстрого течения, вверх по реке. Нас было в моей круглодонной лодке девять человек: шесть гребцов, рулевой, я и мой слуга китаец Хси-Чу-Ай, исполнявший роли эконома и повара попеременно.

Очаг, на котором Хси-Чу-Ай искусно кипятил чай, состоял из ящика с песком, расположенного на дне лодки. В этот ящик он втыкал две палки, поперек их укреплял третью и к ней подвешивал котелок, под которым разводил огонь. Способ этот был очень примитивный, но он вполне удовлетворял нас всех.

Лодкой управлял с кормы «оранг-камуди», что в переводе означает «человек с рулем». Он направлял лодку широким плоским веслом, которое держал обеими руками. Ему, как занимающему ответственный пост, я платил 25 мексиканских долларов в месяц, тогда как остальным гребцам я платил по 20 долларов. Кроме этого, я всем им давал рис, сушеную рыбу и чай.

Мы ежедневно плыли по реке от утренней зари до восьми часов. Затем палящее солнце загоняло нас на берег, где мы обедали и спали до заката. После заката мы еще плыли шесть часов и только тогда причаливали к берегу, чтобы провести там ночь.

Я всегда купался на ночь, и туземцы следовали моему примеру. Все они были искусными пловцами, что вполне понятно, так как, когда малайский ребенок учится ходить, то он вместе с тем учится и плавать, а в первый раз он попадает в реку через полчаса по своем появлении на свет.

Но мой слуга, китаец, наоборот, очень не любил купаться, и всегда его приходилось уговаривать, прежде чем он соглашался войти в быстрое течение реки. Малайцы смеялись над его трусостью и говорили, что у него «цыплячье сердце».

После купанья лодку вытаскивали на прибрежный песок и прикрепляли к дереву или к вбитому в землю колышку. Китаец варил рис и приготовлял чай.

У меня был сахар только для нас двоих, и я часто наблюдал, как гребцы увивались при тусклом свете костра вокруг моего китайца и просили у него сахару, на что он с невозмутимым спокойствием, неизменно отвечал: «Пойди, поешь песку».

Когда ужин кончался, я обычно слышал: «Поколдуйте немножко, сэр». Мальчиком я служил в цирке и научился там многим фокусам, которые очень интересовали малайцев и сильно возвысили меня в их глазах.

Все собирались вокруг меня тесным кружком и криками выражали свой восторг, когда я показывал фокус с картами или монетой.

После этого «представления» мы все отправлялись на краткий ночной отдых.

Малайцы, собираясь в дорогу, всегда укладывают на дно лодки в скатанном виде так называемый «кайянг», нечто вроде ковра, сплетенного из пальмовых веток.

На этом ковре, разостланном на земле, все они укладывались спать, а над собой, на вбитых в землю шестах, развешивали другой кайянг.

Я же спал в лодке на своем матрасе, под сеткой от москитов.

* * *

Три ночи провели мы таким образом, а на четвертый день прибыли в Сунган, в округе реки Тар-пу. На берегу собрались женщины и дети и кричали нам громкие приветствия. Маленькие голые девочки и мальчики бегали вокруг и с любопытством разглядывали нас.

Старейшина деревни вышел нам навстречу и указал, какой дом предназначается для меня и китайца. Это был один из лучших домов в селении. Пол в нем был сделан по европейскому образцу и не имел широких щелей, которые обычно бывают в малайских строениях, установленных на сваях. В эти щели выбрасываются отбросы, которые уничтожаются курами и утками, живущими на земле, под деревянным полом жилища.

Прежде всего, приехав в это селение, я послал четырех человек для сбора индийского тростника, из которого приготовляются очень прочные и крепкие путы и веревки.

Они вернулись с огромными охапками колючих вьющихся растений, из которых некоторые достигали двухсот футов длины.

Тростник был отнесен к реке, где, содрав его внешний, усеянный шипами, покров, принялись за приготовление пут и веревок из его волокон.

Путы, употребляемые при ловле слонов, обычно бывают двух видов: в два кольца, из которых каждое надевается на одну из задних ног слона, подобно ручным кандалам, и в одно кольцо, достаточно широкое, чтобы охватить слона за обе ноги.

К путам прикрепляется веревка, которая перебрасывается через плечи и удерживает дикого слона на месте.

Для приготовления таких веревок сырой индийский тростник расщепляется на волокна, которые сплетаются в косу. Туземцы плетут эти косы с необычайной быстротой, и часто толпа детей и даже взрослых собирается вокруг и поощряет плетельщиков одобрительными криками.

К тому времени, как прибыли ручные слоны, — они проложили себе путь береговыми джунглями, — путы и веревки были готовы, и мы могли приступить к охоте.

Я выслал двадцать человек туземцев, чтобы они преградили путь дикому стаду и заставили его двигаться по кругу. Туземцы достигают этого звуками «том-томов». Я предупредил их, чтобы они не дали заметить слонам своего присутствия. Если же они заговорят громко или будут итти так неосторожно, что ветки будут трещать у них под ногами, слоны бросятся бежать и по пути могут убить кого-нибудь из людей.

Выборный от этого маленького отряда выступил вперед, приложил руку ко лбу и сказал:

— Мы будем молчаливы и подобны змее, ползущей на брюхе.

Затем я собрал погонщиков слонов и об'яснил, в чем должны заключаться их обязанности во время охоты.

Во время охоты на каждом ручном слоне обычно сидят трое: погонщик и два человека, которым предстоит надеть путы на ноги дикого слона.

Приблизившись к стаду, погонщики должны соединиться попарно. Каждая пара намечает себе дикого слона и осторожно, чтобы не напугать остальных, подгоняет его к дереву. У этого дерева два ручные слона должны удерживать дикого до тех пор, пока люди не соскользнут с их спины на землю, не спутают ему ног и не привяжут его к стволу дерева.

Для большей ясности всего сказанного мною я решил устроить репетицию.

Для роли дикого слона я выбрал хорошо выдрессированного спокойного слона, которого придвинули к дереву, и два других слона были поставлены, чтобы удерживать его в таком положении. В это время люди со спин этих двух слонов должны были соскользнуть вниз. Но это дело не легкое, и в первый раз все они свалились друг на друга. Другая попытка сошла удачнее, люди держались за веревки седла и оставили их, только добравшись до земли.

Спутывание слона требует большой ловкости и быстроты движений, но туземцы малайских островов отличаются чисто кошачьей гибкостью и увертливостью и вскоре постигли это искусство.

Весь день провели мы за этой репетицией, так как надо было обучить необходимым приемам всех слонов.

На следующий день, на рассвете, мы отправились в путь.

Езда на слоне — это самая отвратительная езда на свете. Кожа этого животного как бы выкроена не по его мерке. Она так свободна, что скользит и сдвигается при каждом его движении.

Кроме того, и походка слона представляет сама по себе настоящую пытку. Даже небольшое судно в бурном море действует менее вредно на пищеварение, чем езда на слоне.

Не даром цирковые наездницы, ездящие на слонах и посылающие публике воздушные поцелуи, получают добавочную плату.

Что касается меня, то я в первый раз ехал на слоне, еще будучи мальчиком, во время цирковой процессии. Я сидел в великолепном паланкине и был очень доволен, что катаюсь на слоне, но вдруг мне стало так дурно, что одной из наездниц пришлось поддерживать мне голову. Публика думала, что так требуется по программе.

В данном случае я сел на шею слона, сзади погонщика. Двое людей с путами и веревками сидели на вьючном седле позади меня. Остальные слоны следовали за нами гуськом.

Часа через два мы встретили людей, наблюдавших за стадом диких слонов.

Пятьдесят человек, пешком следовавшие за нами, должны были присоединиться к ним и окружить стадо, не производя ни малейшего шума. Но если, несмотря на все предосторожности, слоны испугаются и побегут на них, они должны забить в том-томы и гнать их обратно. Получив от меня необходимые раз'яснения, люди отправились занимать свои места.

Через полчаса, в течение которых люди должны были окружить слонов, мы расставили своих слонов на расстоянии десяти шагов один от другого, что составило прямую линию почти в восемьдесят шагов, и двинулись вперед.

Вскоре мы увидели стадо. Я насчитал двенадцать взрослых слонов и четырех молодых, между которыми был один сосунок. Впереди стада неподвижно стоял старый самец с огромными клыками.