Анатолий Викторов - Россия в плену эпохи Страница 14

Лидер правых эсеров Чернов отметил (1924 г.) способность Ленина переноситься по ту сторону совести в отношениях с идейными врагами и применять против них любые грязные приёмы. Честен он был только с самим собой. Придя к насильственной власти, он мог употребить только деструктивную деятельность, но не конструктивную.

Троцкий был главнокомандующим Красной армии и проводником начавшегося с её помощью террора. В дальнейшем, находясь в изгнании, он не изменил свои экстремистские взгляды. Сталин, победивший в борьбе за единоличную власть, оценил приоритет силовых методов и стал думать о дальнейшем их усилении. Это продолжало противоречить провозглашённой теории. Заметим, Маркс не призывал к кровавому насилию и в частности утверждал, что социалистическая революция в России невозможна по причине низкой развитости населения страны. Большевики постарались забыть об этом и заполнили пустое место террором.

Ортодоксальных марксистских убеждений придерживались социал-демократы (меньшевики), отвергающие революционный приход к власти. Большевики не дали ходу «родственникам» по идее. Они их безжалостно уничтожали, показав, что стратегия выше идеологии.

Русский патриархальный консерватизм до 1917 года не осознавал о затаившемся в его глубинах разрушительном начале. Его носители – Разин, Пугачев, Болотников и другие – воспринимались как единицы, ничего в истории не решающие. Опору решительные большевики нашли в бунтарских чертах нации и повысили их до нужного им предела. Была создана ситуация, в которой человеку нечего было терять, и он даже не хотел что-то приобрести, дабы обрести покой. Пришёл совершенно другой уклад жизни, а не просто хозяйственная разруха. В рассказе «Дикое сердце» писатель Артём Веселый показал родственность первобытных, генетических черт человека и явления большевизма.

Разрушительность нашла свой отклик и в искусстве, показав, что возможна приемлемая духовная реакция на революционный хаос. Часть творческой интеллигенции была вдохновлена революцией, то есть чем-то новым на осколках старого, дающим право на радикальное новаторство. Возникли литература и искусство так называемого «пролетарского» содержания и стилистики. Мысль, начинённая революционным духом и политической верой, становилась новаторством и анархической смелостью (В. Хлебников, В. Маяковский). Образовались два типа активных людей. Первый: группа демагогов-авантюристов, отвергавших всякую эстетику, и вторая – творческая, вдохновлённая революционным нигилизмом, сотрудничающая с ним и слепая к правде жизни. Уместно напомнить, что наиболее яркий из них, Маяковский, был агентом террористского ГПУ.

Мы уже упоминали про коммунистов-идеалистов, честных по своей натуре и верящих в коммунистическое будущее. Правила душевной чистоты и страсть к борьбе жили в этих людях даже тогда, когда тоталитарный строй стал бросать их на расстрел и каторгу. Глубоко в душе они понимали двоедушие такого строя. Но они считали это явлением временным. Их привлекали те надежды, о которых говорилось в песне тех лет: «близится эра светлых годов», и решительность вождей, – якобы для достижения поставленной цели. Была ещё одна группа, пассивно принимающая власть и выражавшая свою чуждость к ней лишь в сатирических анекдотах, несмотря на опасность этого. Всё вместе рождало удушливую атмосферу. Не было ни одного зрелого толкователя окружающего мира. Подобная незрелость была остатком февральской демократии 1917 года. Идеалисты верили в народ и вели себя бескорыстно. При этом прощали «революционные» проступки большевиков. Они соглашались быть «кирпичами» для сооружения властного фундамента. При этом не замечали, что новая власть превращает их в некие инфантильные фигуры, которые лишены возможности мыслить зрело. Согласно своему возрасту, они беспрекословно слушались «старших» и их перерождение в жертвы палачей воспринималось согласно принципу «Так надо!».

Чистые, но недалёкие люди того времени принимали большевизм как власть человека-бога, не успевая сообразить, к чему же он, безбожник, ведёт их.

Принцип обращения только к низам общества, как писал уже во времена Перестройки ректор университета, Ю. Афанасьев («Нов. газета», № 1312), обернулся «окрестьяниванием всей государственности, торжеством невежества и грубого вероломства». Иначе говоря, это была плебеизация государственной власти, при которой всякое чистое и умное явление со стороны становилось для неё опасным. В целях стабилизации строя был произведён строгий отбор кадров в государственные учреждения и создана партийная номенклатура, запечатлённая позже в особой картотеке ЦК ВКП(б). Она содержала списки доверенных лиц, близких верхам партии, кандидатов на ответственные должностные посты. Это было рождение нового социального класса эксплуататоров. Степень их доверия к выдвиженцам из низов определялась не столь «пролетарским» происхождением, сколь послушанием верхам. Находящиеся вне этих черт были предоставлены самим себе.

Участники нижнего звена власти надеялись, что жизнь в ходе бессмысленного бунтарства, уничтожения старой морали и изгнания Белых армий скоро войдёт в норму. Они были готовы во имя этого идти на любые трудности и терпеть волю твёрдой руки.

Понимание того, что происходит в действительности, проявлялось медленно. Трагизм этого осознавали трезвые люди, но не рабоче-крестьянская масса. Только когда большевистская власть, став единственной в стране, проявила себя в полной мере, люди начали с горечью ощущать, в чьи руки они попали.

Стихийное их уничтожение было упорядочено.

По указанию Ленина были организованы концентрационные лагеря на Соловецком архипелаге в Белом море, в городах Холмогоры и Пертоминск (Архангельская губерния).

Там, а также в губернском центре в 1920–1921 годах по бессудным приговорам архангельской ЧК были уничтожены 25 640 человек (жур. «Отечественные архивы», № 1, 1994 г.). Это были бывшие солдаты и нижние чины царской армии, то есть рабочие, крестьяне, интеллигенция и ремесленники. В число репрессированных попали студенты и служители церкви. Сам Архангельск населяло в те годы 56 000 жителей.

Страна покрывалась сетью концлагерей. В Орловской губернии (1919 г.) сначала их было 5. В один из них попали за тот же год 32 683 человека. В начале следующего года был уже 21 лагерь, а к концу года – 84.

Пока по неподтверждённым данным российских историков в других северных губерниях за тот же период было расстреляно 59 000 человек. Так Петроградская ЧК без следствия и суда уничтожила с 1921 по 1922 гг. 48 000 человек. В Закавказье (Баку) с 1921 по 1923 год было расстреляно 67 000 человек, затем дополнительно – 44 000 (ГРА-АР. Ф.420). в Туркестане за один год было уничтожено 77 000 человек (ГАУР. Ф.114) Чекистские деятели объясняли это «революционной необходимостью». Никаких ссылок на закон не было. Да и его самого не было. Расстрельные приговоры чаще всего обосновывались общим впечатлением, которое производил тот или иной задержанный. Чистые руки без мозолей? Значит, буржуй и расстрел! Эти «судьи» не обращали внимания на то, что их жертвами становились развитые люди среднего класса, которых так не доставало новому государству, коль уж оно стремилось к своему развитию. Массовый террор становился следствием отвержения большевиками индивидуальности человека с его множественными мнениями. Ленин был не только инициатором массового террора, но даже предлагал карательную статью о нём поместить в уголовный кодекс. Выглядело это так: «Советский суд должен не устранять террор, а обосновать и узаконить его принципиально. Формулировать его надо возможно шире, ибо только революционные правосознание и совесть поставят условия более-менее широкого применения их на деле». Подобный экстремизм мог исходить только от аморальных людей.

Вот их краткие характеристики: Ф. Дзержинский – уголовник; главарь красного террора П. Войков – садист; Г. Атарбеков – палач; М. Кедров – изувер; П. Дыбенко – человеконенавистник; В. Менжинский – наркоман. К. Ворошилов – бездарный военком; С. Буденный – создатель разбой ничьей конной армии; Котовский – удалой разбойник. Подобные черты характерны почти для всей верхушки большевиков.

Обратим внимание на то, что такими людьми двигало желание сокрушить нормальную жизнь и основать новую, лишённую каких-либо преград для абсолютного властвования над теми, кто ещё недавно главенствовал над их серым прошлым под именем «буржуев».

В феврале 1923 года начал действовать секретный циркуляр, который впоследствии назвали реальным завещанием Ленина. Он перечислил типы людей, обречённых на физическое уничтожение. В него входили все члены дореволюционных политических партий, представители аристократии, офицеры и рядовые Белой армии, сотрудники белогвардейских правительств, все религиозные деятели, бывшие землевладельцы, иностранцы, независимо от их национальности, ученые и специалисты старой школы, люди, ранее осуждённые за свою контрреволюционную направленность, и даже лица, амнистированные в прошлые годы советской властью.