Марк Алданов - Земли, люди Страница 14

Естественно возникаетъ вопросъ: почему человѣкъ, двадцать лѣтъ строго исполнявшій, съ большимъ умомъ и тактомъ, свои обязанности конституціоннаго монарха, неожиданно перешелъ къ диктатурѣ? Я задавалъ этотъ вопросъ всѣмъ испанскимъ политическимъ дѣятелямъ, съ которыми мнѣ приходилось разговаривать.

Республиканскіе дѣятели отвѣчали въ одинъ голосъ: король боялся отвѣтственности за военныя неудачи въ Марокко. Существовали письменныя доказательства того, что онъ лично отдавалъ военные приказы генералу Сильвестру, имѣвшіе самые плачевные результаты. Эти документы могли быть оглашены въ слѣдственной комиссіи Кортесовъ. Поэтому королю не оставалось ничего, кромѣ диктатуры.

Монархическіе дѣятели отвѣчали не менѣе единодушно: парламентская жизнь въ Испаніи совершенно выродилась къ 1923 году. Всѣ комбинаціи были испробованы, дѣла шли изъ рукъ вонъ плохо. Коррупція, «кацикизмъ», партійная грызня достигли небывадыхъ предѣловъ. Поэтому королю не оставалось ничего, кромѣ диктатуры.

Не могу сказать, чтобы эти отвѣты меня удовлетворяли. Отвѣтственность за Марокко? Едва ли эта отвѣтственность могла быть особенно тяжкой по послѣдствіямъ. Такія ли бывали на нашихъ глазахъ военныя неудачи, и такія ли еще обвиненія, — не за неудачи, а за катастрофы, — возводились въ 1914— 1918 гг. въ разныхъ странахъ на штатскихъ президентовъ, канцлеровъ и министровъ, — король же вдобавокъ и по конституціи былъ верховнымъ вождемъ всѣхъ вооруженныхъ силъ государства. Что могло произойти? Въ крайнемъ случаѣ, слѣдственная комиссія Кортесовъ въ почтительной формѣ поставила бы на видъ королю его неудачное вмѣшательство въ военныя дѣла. Рискъ, связанный съ введеніемъ диктатуры, былъ нѣсколько больше, — дѣло кончилось потерей трона, а могло стоить королю и жизни. Какъ умный человѣкъ, онъ, вѣроятно, хорошо это понималъ. Къ тому же, диктатура отнюдь не зажала рта обладателямъ грозныхъ документовъ: о военныхъ приказахъ короля уже давно говоритъ вся Испанія.

Не лучше и второй отвѣтъ, вдобавокъ чрезвычайно банальный: во всѣ времена установленіе диктатуры оправдывалось именно такъ, — паденіемъ политическихъ нравовъ, коррупціей, грызней партій, и т. д. Дѣла въ Испаніи до 1923 года отнюдь не были въ катастрофическомъ состояніи, и едва ли диктатура очень улучшила испанскіе политическіе нравы, — это вообще не ея дѣло.

Къ вопросу о конституціонной монархіи и о единоличной власти обычно подходятъ только съ политической точки зрѣнія, — что вполнѣ естественно. Не исключается, однако, возможность и другого подхода. За схемами есть вѣдь люди; кромѣ государственнаго права и логики, существуетъ на свѣтѣ еще психологія.

IV.

Очень трудно понять психологію человѣка, которому, въ сущности, отъ рожденія нечего желать. Право и возможность выбора изъ жизни испанскаго монарха были изъяты почти нацѣло. Едва ли не все въ его судьбѣ, въ его дѣлахъ, было предопредѣлено конституціей, традиціями, этикетомъ; ни отъ чего отступить нельзя было ни на шагъ даже въ повседневномъ времяпровожденіи. Этикетъ, соблюдаемый такъ, какъ онъ соблюдался въ Испаніи, — очень тяжелое бремя. Въ былыя времена за него человѣкъ вознаграждался властью; Людовикъ XIV могъ говорить о своемъ «чудесномъ ремеслѣ короля» («mon délicieux métier de roi»). Теперь этого нѣтъ. Не надо умиляться ни надъ той, ни надъ другой стороной блестящей исторической медали. Назвать же чудесными жизнь и ремесло Альфонса XIII могло бы только бѣдное воображеніе.

Вскорѣ послѣ своего вступленія на престолъ король Альфонсъ отправился путешествовать за-границу. Первый визитъ его былъ во Францію. Тогда и начался долгій романъ короля съ Парижемъ, послѣдней главой котораго оказалась недавняя овація у Ліонскаго вокзала. По случайности, я былъ свидѣтелемъ въѣзда въ Парижъ юнаго Альфонса XIII и живо помню благодушную, почтительно-веселую встрѣчу, устроенную парижанами девятнадцатилѣтнему монарху. Характерной для этой встрѣчи была картинка, появившаяся въ юмористическомъ журналѣ: «Послѣ визита къ президенту». На перронѣ Елисейскаго Дворца огромный швейцаръ оретъ: «Подать карету Его Величества!» (тогда еще ѣздили въ каретахъ), — къ перрону подкатываетъ дѣтская игрушечная колясочка, съ козликомъ въ упряжкѣ. Парижане обожаютъ королей — чужихъ, — это всѣмъ извѣстно. Тогда особенно ихъ умиляла юность короля Альфонса XIII. Кажется, онъ и самъ на этомъ немного игралъ. Явилась привѣтствовать короля делегація французскихъ студентовъ, — Альфонсъ XIII принялъ ее дружественно, по товарищески, и заявилъ, что изъ всѣхъ своихъ титуловъ больше всего гордится званіемъ студента: онъ, дѣйствительно, былъ разъ въ жизни (незадолго до того) въ Мадридскомъ Университетѣ и прослушалъ тамъ двѣ лекціи, при чемъ, какъ нарочно, выбралъ аудиторіи профессоровъ республиканцевъ{28}.

Иллюстрированныхъ картинокъ, посвященныхъ пребыванію короля въ Парижѣ, а затѣмъ въ другихъ странахъ, появилось великое множество. Вообще ни одинъ человѣкъ на землѣ, за исключеніемъ Вильгельма II, не занималъ собой такъ много и такъ долго юмористическіе журналы всего свѣта, какъ испанскій король (въ печати появилась большая и, конечно, неполная коллекція относящихся къ нему каррикатуръ, озаглавленная «Европейскій jeune-premier»). Рисунокъ, о которомъ я говорилъ выше, былъ, конечно, незлобивый и приличный. О многихъ другихъ иллюстраціяхъ никакъ этого не скажешь, — особенно о тѣхъ, что относятся къ парижскимъ юношескимъ похожденіямъ короля, и, нѣсколько позднѣе, къ его женитьбѣ: трудно себѣ представить болѣе грубое и непристойное вторженіе въ личную жизнь ни въ чемъ неповиннаго человѣка. Это черта, которую нельзя обойти въ психологическомъ очеркѣ: во времена Людовика XIV, формы его быта и «ремесла» могли разсчитывать на всеобщій почетъ, — были разныя гарантіи такого почета, вплоть до отрѣзанія языка. Въ Англіи эти гарантіи еще и теперь прочно основываются, если не на законѣ, то на силѣ обычая. Въ другихъ странахъ положеніе парадоксальное: формы остались прежнія, но гарантій больше нѣтъ никакихъ.

Король женился въ 1906 году на принцессѣ Баттенбергской. Для него съ дѣтскихъ лѣтъ намѣчались двѣ невѣсты: одна австрійская эрцгерцогиня, другая принцесса изъ дома Бурбоновъ. Но обѣ эти партіи были отвергнуты изъ опасенія слишкомъ близкаго родства. Тогда возникла кандидатура англійской принцессы Патриціи Коннаутской. Къ этому плану въ Мадридскомъ дворцѣ первоначально отнеслись холодно: женитьба на протестантской принцессѣ изъ не очень давней и не очень знатной великобританской династіи казалась не слишкомъ блестящей для самаго родовитаго человѣка въ мірѣ. Однако, испанское правительство держалось другого взгляда. Вопросъ о вѣрѣ былъ улаженъ: принцесса согласилась перейти въ католичество. Король отправился въ Англію и женился на британской принцессѣ, но не на той: на балу во дворцѣ онъ познакомился съ красавицей принцессой Баттенбергской и предложилъ ей руку и сердце, получивъ на это согласіе матери и правительства.

Свадьба состоялась въ Мадридѣ 31 мая 1906 года и была отпразднована съ необыкновенной пышностью, по тому же старинному церемоніалу. Въ третьемъ часу дня, послѣ вѣнчанія, кортежъ новобрачныхъ двинулся изъ церкви во дворецъ. Первая изъ сотни каретъ уже подошла ко дворцу; экипажъ новобрачныхъ, слѣдовавшій въ срединѣ поѣзда, еще находился на улицѣ Майоръ. Въ это время къ открытому окна дома № 88 подошелъ молодой человѣкъ съ огромнымъ букетомъ цвѣтовъ. Когда бѣлая карета короля, окруженная отрядомъ конной гвардіи, поравнялась съ домомъ, молодой человѣкъ бросилъ на нее свой букетъ. Раздался оглушительный взрывъ. Въ букетѣ былъ взрывчатый снарядъ чудовищной силы. Это одинъ изъ самыхъ страшныхъ террористическихъ актовъ въ исторіи: убито было тридцать семь человѣкъ, изувѣчено болѣе ста. По случайности, букетъ анархиста задѣлъ телефонную проволоку и уклонился отъ цѣли: король и королева остались цѣлы, только подвѣнечное платье королевы было густо залито кровью: въ карету влетѣла оторванная снарядомъ голова трубача-гвардейца. Королева впала въ глубокій обморокъ, — она въ Англіи не привыкла къ такимъ дѣламъ. Король сохранилъ хладнокровіе: для него покушенія и въ ту пору уже не были новинкой.

Бомбу бросилъ анархистъ Матео Морраль. Въ его побужденіяхъ какая-то мрачная любовная исторія странно сочеталась съ анархическими принципами. Въ смятеніи, охватившемъ улицу Майоръ послѣ взрыва, террористу удалось скрыться. Другой квартиры у него не было; не было ни сообщниковъ, ни денегъ. Примѣты его полиція знала, — онъ давно былъ у нея на счету. Пойти въ гостиницу онъ не могъ. Изъ этого положенія Морраль нашелъ своеобразный выходъ. Побродивъ до вечера по улицамъ, онъ затѣмъ отправился въ редакцію одной газеты, — газета была очень лѣвая, но связей съ ней у Морраля никакихъ не было. Онъ попросилъ редактора Накенса принять его. Оставшись наединѣ съ редакторомъ, Морраль представился: «Я тотъ самый человѣкъ, что сегодня днемъ бросилъ бомбу въ карету короля. Вы можете выдать меня полиціи, но помните, я вашъ гость!» Слова эти произвели надлежащее дѣйствіе. Редакторъ позволилъ анархисту переночевать, а на слѣдующее утро далъ ему денегъ на желѣзнодорожный билетъ во Францію. Въ дорогѣ Морраля по примѣтамъ призналъ полицейскій агентъ и пытался его задержать. Морраль выхватилъ изъ кармана браунингъ, застрѣлилъ агента, а затѣмъ покончилъ съ собой. Накенсъ же былъ арестованъ и присужденъ къ девяти годамъ тюрьмы! Черезъ два года его выпустили на свободу.