Двадцатые (СИ) - Нестеров Вадим Страница 14

И на Донбассе Завенягину, как говорится, «черт ворожил». В силу своего природного таланта он делает блестящую карьеру и быстро растет в чинах и должностях.

Правда, всякое бывало - там, на Донбассе, Завенягин получает свою первую и единственную судимость и серьезный срок: в 1920 году он был осужден Ревтрибуналом XIII армии на 15 лет за преждевременную эвакуацию г. Юзовки, ныне Донецка. Правда, реально отсидел не 15 лет, а несколько дней, после этого приговор был отменен, а осужденный реабилитирован постановлением ЦКК РКП (б).

Там, на Донбассе, комиссар незаметно превратился в чиновника:

Аврамий Павлович становится, в нынешней терминологии, главой администрации различных городов. Причем не маленьких. Сразу по приезду на Донбасс, в феврале 1920 года он занимает должность председателя уездного революционного комитета в широко известном с недавних пор донбасском городе Славянске.

Завенягин Авраамий Павлович, председатель уездного ревкома г. Славянска.

А уже в сентябре переводится секретарем уездного комитета партии в Юзовку.

На наши деньги – мэр Донецка. И это в 19 лет!

Впрочем, как позже писал современник Завенягина Александр Козачинский в книге «Зеленый фургон»: «Ему было всего лет восемнадцать, но в те времена людей можно было удивить чем угодно, только не молодостью».

Чтобы казаться хоть немного солиднее, Завенягин отпускает усы модного тогда фасона, сегодня именуемого "под Гитлера". Словно в отместку за это, ехидный Фатум тут же «помог» ему выглядеть еще взрослее – уже в 20 лет секретарь укома неожиданно начал лысеть.

Как и Фадееву и Тевосяну, Завенягину совершенно незачем было срываться в Москву, у него и на своем месте все было прекрасно. Аврамий Павлович быстро сошелся с местными коммунистами и нашел на Донбассе как настоящих друзей, так и полезные знакомства, которые потом не раз пригодятся ему в жизни.

Лучшим другом Аврамия на долгие годы стал председатель уездного Совета трудящихся Тит Коржиков, с которым они вместе возглавляли юзовский уком.

Пускай нам с тобой обоим беда грозит за бедою,

Но дружбу мою с тобою одна только смерть возьмет.

И снег, и ветер, и звезд ночной полет,

Меня мое сердце в тревожную даль зовет.

Вот фотография тогдашнего руководства Юзовки – Коржиков в центре, слева от него, в папахе – Завенягин.

Вместе с Титом им пришлось пройти и Крым и Рым - тогда без этого было нельзя. Как я уже говорил, Донбасс в 20-е очень напоминал Донбасс в 90-е – это было лоскутное одеяло из территорий, контролируемых множеством группировок, находившихся между собой в сложных отношениях.

И значимость каждой группировки определялась по количеству бойцов, которых она могла выставить, поэтому периодически приходилось выходить «стоять за други своя».

Например, «укомовским», к которым принадлежал Завенягин, несмотря на их высокий формальный статус, периодически приходилось просить о поддержке парторганизацию юзовского техникума. А предводительствовал этими прославленными в Юзовке бойцами недавно вернувшийся с Гражданской молодой коммунист по имени Никита, по фамилии Хрущев.

Н.С. Хрущев (в центре, в черной папахе) в группе участников совещания начальников политотделов и командиров дивизионов 9-й Кубанской армии. Октябрь 1920 г.

Вождь

Хрущев, на удивление, не сыграет такой уж большой роли в жизни моего героя, хотя совместно прожитую бурную молодость он помнил всегда. Я бы даже сказал – вспоминал с большим удовольствием. Никита Сергеевич, кстати, из образа «донецкого четкого пацанчика» не выходил довольно долго, вот будущий "кукурузник" (слева) с друзьями на отдыхе в Кисловодске в начале 30-х годов.

И здесь важно понимать один нюанс – хотя формально Хрущев был подчиненным Завенягина, реальные отношениях укома и партийных организаций города были не отношениями начальника и подчиненных, а скорее – сеньора и самовольных вассалов.

Объединившись, «вассалы» могли без проблем низложить «сеньора», что и произошло с преемником Завенягина Константином Моисеенко.

Вот как об этом рассказывает сам Хрущев в мемуарах:

Секретарем уездного комитета партии у нас был Завенягин. Когда я кончал рабфак, то секретарем окружкома (тогда от уездов перешли к округам) стал уже Моисеенко. <…> В апреле 1925 г. открылась XIV партийная конференция. Меня избрали на нее от Юзовской парторганизации. Во главе ее стоял Моисеенко (“Костян”, как мы его называли), о котором я уже упоминал. Это был студент, не окончивший медицинского института, прекрасный оратор и хороший организатор. Его отличал сильный мелкобуржуазный налет, а его связи и окружение были чуть ли не нэпманскими. Поэтому мы его выставили потом из секретарей.

Н. Хрущев. 1920-е.

Кстати, поведение «донецких», предводительствуемых «Костяном», на партконференции в Москве Хрущев описывает тоже довольно откровенно:

А жили мы тогда в Каретном ряду, в Доме Советов (так, что ли, он назывался). Жили довольно просто, нары там были, и мы, как говорится, впокат на них спали. Я помню, что тогда Постышев, кажется, секретарь Харьковской парторганизации, приехал с женой и тоже так, в ряду, спал вместе с нами, и там же, рядом, спала его жена. Это вызывало шутки в отношении Постышева. Мы тогда были все молоды.

Никита Хрущев с женой Ниной Кухарчук, 1924 г.

Хрущев вообще на удивление откровенно рассказывает в воспоминаниях об этой своей «пацанской» натуре. Вот как уже на закате жизни он вспоминал о поездке в своих мемуарах:

Это для меня было большой радостью. Главное — возможность побывать в Москве, посмотреть столицу, побывать на всесоюзной конференции, послушать и увидеть вождей. Украинской организации на конференции было отведено центральное место в зале. Слева от нас сидела Московская делегация, а справа—Ленинградская. Мы занимали центр зала, а в этом центре у Юзовской делегации были первые места. Вообще пролетарской Донбасской организации принадлежало боевое положение в партийной организации Украины. <…>

Я рано вставал и пешком шел в Кремль, чтобы прийти раньше других делегатов и занять выгодное место. Каждая делегация имела отведенные ей места, а уж внутри делегации каждый делегат занимал то место, которое было свободно. Вот мы и хотели сохранить за собой первые места перед трибуной. Поэтому надо было вставать пораньше и бежать туда без завтрака. Однажды я вышел и сел на трамвай, не зная маршрутных номеров, а трамвай, оказывается, не туда шел, куда мне нужно, и он меня завез неизвестно куда. Тогда я отказался от услуг транспорта и стал ходить пешком. Приходилось рано вставать и бежать, но зато я приметил путь, как добраться безошибочно в Кремль с тем, чтобы занять в зале место поближе.

Потом начали делегации фотографироваться. Уже тут, на конференции, выделялся Сталин. Он был признан первой персоной не только нами, рядовыми руководителями партийных организаций. Руководитель нашей областной партийной организации Моисеенко обратился с просьбой к Сталину от Юзовской делегации сфотографироваться с нами.

Я все-таки нашел это фото. Никита Сергеевич – над Сталиным.

Казалось бы – молодой человек впервые приехал в столицу из провинции, и какие же впечатления у него остались? О чем он рассказывает?

О том, как мы там себя поставили, лучшие места заняли и весь съезд держали!

И ни о чем другом.

В отличие от того же Завенягина, никогда не учившийся толком Хрущев так и остался по сути своей бойцом и крышевальщиком. Тот же Карибский кризис – это классический нахрапистый «наезд» и разочарованное «включение задней» после полученного отпора. Он до максимума прокачал умение ставить себя и нагибать других – но так и не научился ничему, кроме этого.