Андрей Буровский - Вся правда о российских евреях Страница 15

А иудеи не только живут сами по двум законам сразу: для себя один, для всего человечества — другой. Они искренне ждут, что все остальные признают их исклю­чительность и отнесутся к ним не по законам языческим, а по законам мировой религии — как к братьям. Но сами-то они братьями быть не готовы.

Весьма любопытное наблюдение — во всех историче­ских книгах, написанных евреями, причем даже в очень хороших книгах, допускаются дичайшие неточности, как только речь заходит об истории других народов. Даже у Александра Янова Виссарион Белинский становится вдруг лидером славянофилов, а у С.М. Дубнова евреи поднимают из праха польские города, разрушенные та­тарами (которые не были разрушены...).

Эта небрежность колеблется от простых, не принци­пиальных неточностей до дичайших ошибок, за которые восьмикласснику вполне могут поставить двойку. За Белинского-славянофила — запросто поставили бы. Почему?!

Я могу объяснить это только одним, довольно не­веселым способом: а потому, что евреям наплевать на историю других народов. И вообще на всех, кроме самих себя, любимых. Будь это иначе, всегда можно исследовать «другого»... уж в таких-то пределах. Неточности возникают потому, что для исследователей все это неважно. Вот три волоска росло на бороде царя Соломона или только два... О! Это важнейший вопрос! А вот как была устроена экономика Франции, на какие сословия дели­лось общество Германии... Какая разница?! Что вообще значат и Германия, и Франция, и обе они, вместе взятые, в сравнении с волосками на бороде... или на другом месте царя Соломона?!

Знаменитый русский философ Владимир Соловьев так высказался по поводу не менее знаменитого пуш­кинского «Пророка»: «Прямое призвание всех еврейских пророков относилось не к людям вообще, а к еврейскому народу, и универсализм их был не отвлеченным и пред­взятым, а представлял живое перерастание националь­ной религиозной идеи, ее реальное расширение в идею всемирнорелигиозную, причем живым средоточием до конца оставалось национальное «я» Израиля. Бог в Биб­лии никогда не повелевал своим пророкам обходить моря и земли, а, напротив, возвещал через них, что все народы сами придут к Израилю»20.

И делал вывод: «Пророк» — стихотворение вовсе не библейское по духу, в нем поставлены проблемы духовных исканий современности».

Еще под властью Персии иудеи спорили, должен ли иудаизм оставаться племенной веркой, идеи и запреты которой касаются только одного малого племени, или же иудаизм позволительно нести другим народам. Разные пророки изрекали по этому поводу настолько разные мнения, что впору заподозрить — а может, они говорили от имени разных богов?!

Пророк Иеремия пугал иудеев страшными карами, если они не будут выполнять законов Моисея, и в числе про­чего, если они будут и дальше брать жен-иноплеменниц.

Впрочем, примерно то же самое говорили и пророки Исайя и Оссия — с очень небольшими вариациями.

А вот пророк Иона отправлен был Богом для пропо­веди вовсе не иудеям, а ассирийцам в их главный город Ниневию. Некоторым ученым уже в XIX столетии казалось невероятным, чтобы еврейский бог Й'ахве послал бы своего пророка проповедовать иноплеменникам... да не просто иноплеменникам, а чудовищно жестоким, смер­тельно опасным. Поэтому ученые предполагают — Иона был отправлен проповедовать не ассирийцам, а иудеям, жившим в Ниневии. Мол, его проповеди обращены ис­ключительно к тем, кто уже принял иудаизм.

Я не могу согласиться с этой трактовкой, потому что в «Книге пророка Ионы» очень ясно сказано, что ходит он по всему городу, а не по какой-то его части, «Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы» (Иона. Глава 3.3.).

«И поверили Ненивитяне Богу: и объявили пост, и оде­лись во вретища, от большого из них до малого» (Иона. Глава 3.4.). Пусть даже ненивитяне для Ионы — исключи­тельно живущие в Ниневии иудеи. Но уж про ассирийского царя сказать это никак невозможно, а «Это слово дошло до царя Ниневии, — и он встал с престола своего и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище и сел на пепел» (Иона. Глава З.О.).

Выходит, Иона проповедовал все же иноплеменникам-ассирийцам; я же констатирую факт — всю «новобиблей­скую» эпоху, с Вавилонского плена, иудаизм колебался между племенной веркой, которая обращена только к одному-единственному народцу, и мировой религией, которая обращена к любому человеку, сыну или дочери любого человеческого племени.

Эти две тенденции всегда четко проявляются в иуда­изме, а теперь, в эллинистическую эпоху, иудаизм начал реально превращаться в мировую религию. Забегая впе­ред — в римской империи при общем населении порядка 30-35 миллионов человек в I-II веках до Р.Х. до миллиона гоев исповедовало иудаизм (доходило до того, что некая Юлия украсила синагогу в Тунисе мозаиками и росписями с изображением пальм и играющих дельфинов).

Три синагоги в Эдессе. Зачем так много? Ну, во-пер­вых, чтобы хватило на всех прихожан. А во-вторых, были и кое-какие идейные расхождения... Например, в одну из этих синагог не пускали иноплеменников, а пускали только евреев, — в смысле, только детей евреек. По генетическому принципу, от которого прослезился бы столь почитаемый в Израиле Геббельс. В другую синагогу пускали всех, чтущих закон Моисея. А в третью не пускали как раз ев­реев — в смысле, детей евреек. По не очень почтенному, хотя и вполне понятному по-человечески принципу: «раз они с нами так — и мы с ними будем так же!»

Эта проблема стоит перед иудеями и сегодня. Рефор­матская синагога не только допускает много отступлений от традиции. Она считает христиан братьями иудеев и допускает смешанные браки с одновременным участием раввина и христианского священника. А некоторые равви­ны ортодоксальной синагоги совершают ритуал очищения после общения с гоем. Все как во времена Ионы и Оссии.

Существует устойчивое представление, что хри­стианство родилось, как бы выросло из иудаизма. Представление это вовсе не только еврейское, но в ев­рейской же среде оно приобретает вид не допущения, а непререкаемой истины, причем в самой крайней, самой непримиримой форме. Евреи, как выясняется, стали прибегать к «"упаковке" еврейской религии на экспорт. Эта идея и дала миру вначале христианство, а затем — ислам»21.

«С начала четвертого века еврейство стоит лицом к лицу не с языческим миром, а с обществом, в котором все большую власть приобретает церковь, вышедшая из того же еврейства. Христианское религиозное мировоз­зрение все более отдаляется от основ иудаизма»22.

Известна и причина, по которой христиане сделались такими плохими: «Все императоры... были христианами и, конечно, оказывали церкви могучую поддержку. По всей империи выросли великолепные соборы. Этот союз церкви с императорской властью имел далеко идущие последствия для характера самой христианской религии. С тех пор, как в распоряжении церкви оказались средства принуждения, она стала преследовать приверженцев других религий и навязывать им свое вероисповедание. Так маленькая еврейская секта превратилась в могучую и победоносную христианскую церковь»23.

Даже всегда очень корректный С.М. Дубнов не может не заявить, пусть мимоходом: «Христианская религия, вышедшая из иудейской».

Как ни парадоксально, самый подробный и самый корректный рассказ о возникновении христианства со­держится в израильском учебнике — том самом, который точно знает, отчего испортились нравы у христиан.

В учебнике совершенно корректно описывается важ­нейший вопрос, стоявший перед первой общиной хри­стиан: «К кому обратиться? Только ли к евреям, или к неевреям, которые захотят принять новое учение и стать христианами?».

Действительно, это был самый важный, самый глав­ный вопрос, стоявший перед апостолами; для решения этого важнейшего вопроса они и сошлись в Иерусалиме, в 49/50 году до Р.Х., через 16 лет после Его смерти на кре­сте. Это был Первый в истории церковный Собор — сход­ка апостолов и их активнейших сторонников, примерно пятидесяти уже немолодых людей, не признаваемых ни еврейским, ни римским обществом.

Почему-то важнейшее решение приписывается пер­сонально апостолу Павлу, но по христианской традиции решение это соборное, общее: «Христианином является всякий, кто верит в Иисуса и принимает его учение — независимо от того, еврей ли он или нет. А соблюдение заповедей Торы Павел счел необязательным»24.

Справедливо! Апостолы окончательно поняли, что произошедшее в праздник Пейсах, в месяц ниссан, на шестом году правления императора Тиберия, совершенно выходит за пределы племенного или локального события. Вопрос ведь не в том, соблюдает ли человек заповеди Торы, а в более важном: КТО пришел тогда на Землю? И второй, не менее важный: К КОМУ?