Сергей Кормилицын - Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить Страница 15

Итак, национальный характер немцев сформировали два важнейших фактора – насыщенная войнами история Германии и религиозность. Прирожденные солдаты, привыкшие к жесткой манере правления абсолютных монархов, просто не умеющие нарушать присягу, были настоящей находкой для правителя, стремящегося к созданию тоталитарного государства. Поэтому с определенной долей уверенности можно говорить о том, что Гитлера могло бы и не быть: любой более или менее решительный руководитель мог бы создать на базе Германии 1920-1930-х годов государство, если и не подобное Третьему рейху, то, во всяком случае, сравнимое с ним.

Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, а потому такого рода заявления не могут приниматься всерьез на все 100 %, однако определенная доля здравого смысла тут есть. Дело в том, что Германия после поражения в Первой мировой не могла развиваться по иному пути. Страны-победители, стремясь, с одной стороны, обезопасить себя, а с другой – компенсировать свои затраты на войну и военные потери, буквально разграбили Германию, развалили ее экономику, ввергли страну в глубочайший кризис, сопровождавшийся гиперинфляцией и безработицей. Выплаты репараций опустошили золотой запас страны, и бумажные деньги стали просто цветной бумагой. Жесточайший удар получила промышленность, ведь даже вполне мирные предприятия выпускали массу продукции, предназначенной для армии. Для владельцев заводов и фабрик, если они хотели сохранить свою собственность в расчете на наступление более светлых времен, единственным выходом стали локауты. Уволенные не могли найти себе новую работу: рынок рабочей силы и без того был переполнен – по условиям мира была практически упразднена германская армия.

Уничтожение армии и военно-морского флота оказалось для немцев едва ли не более тяжелым ударом, чем территориальные потери, утрата колоний, обесценивание денег. Это, фигурально выражаясь, был удар в самое сердце народа.

Германия тяжело переживала кризис, социал-демократическое правительство было не в состоянии его преодолеть, а немцы, обнаружив, что революция, свергнувшая монархию, не принесла ничего из того, что обещали ее инициаторы, мечтали о сильной руке. То, что это оказалась рука Гитлера, – не было случайностью, однако даже если бы отставной ефрейтор не создал свою партию и не повел ее к вершинам государственной власти, нашлись бы другие лидеры. Тоталитарное государство возникло бы в любом случае, а возникнув, потребовало бы реванша.

Однако вернемся к вопросу о верности. Как Адольфу Гитлеру удалось добиться от подданных столь массового и добровольного подчинения? Причин тут несколько. И первая из них заключается, как ни удивительно это звучит для тех, кто привык к трактовкам школьных учебников, в благодарности. Большинство немцев были – по меньшей мере, на первом этапе истории развития рейха, то есть до того времени, когда он погряз в бесконечной войне, – благодарны Гитлеру и его партии. Конечно, положение в Германии на момент победы НСДАП на выборах не было настолько тяжелым, как в начале 1920-х годов. Тут партийные пропагандисты слегка сгустили краски, чтобы лозунг «Гитлер – наша последняя надежда» выглядел более убедительно. Время президентства Пауля фон Гинденбурга нельзя и сравнивать, например, с временами правительства Куно. В сравнении с тем, что было лет десять тому назад, жизнь налаживалась. Однако экономика страны все еще была безумно далеко от подъема, колоссальная безработица по-прежнему душила народ. В этой ситуации любые обещания рвущихся к власти политиков навести порядок звучали как чистой воды фантастика. Нельзя не упомянуть, что левые партии выглядели в глазах обывателя наименее презентабельно. Нет, разумеется, можно назвать тысячи факторов, помешавших социал-демократам и либералам вывести страну из кризиса, однако факт остается фактом: слова их лидеров чаще всего оставались словами. Устав от речей и веры в светлое будущее, которое «вот-вот» наступит, немцы все чаще обращали свои взоры на правый фланг политического спектра. И когда после прихода Адольфа Гитлера к власти его предвыборные обещания начали исполняться, это подействовало на граждан новорожденного Третьего рейха магически: они поверили в приход мессии. Это не шутка: немецкий обыватель не просто был готов молиться на Гитлера, но зачастую так и делал. Поначалу, разумеется, выражаясь фигурально, а потом – когда эту тенденцию отметили в ведомстве Йозефа Геббельса – абсолютно всерьез.[15]

Гинденбург Пауль фон (1847–1934) – президент Германии с 1925 г., генерал-фельдмаршал (1914). В Первую мировую войну (с ноября 1914 г.) командовал войсками Восточного фронта. С августа 1916 г. начальник Генштаба, фактически главнокомандующий. 30 января 1933 г. передал власть в руки национал-социалистов, поручив Гитлеру формирование правительства.

Куно Вильгельм (1876–1933) – германский капиталист и политический деятель. Был решительным противником выполнения Германией обязательств по Версальскому мирному договору 1919 г. В ноябре 1922 г. сформировал правительство, взявшее курс на отказ от внесения платежей и выполнения поставок в счет репараций. Воспользовавшись этими действиями правительства Куно, Франция и Бельгия в январе 1923 г. оккупировали Рурскую область.

Жесткими методами, свойственными тоталитарному стилю правления, Гитлер буквально за пару-тройку лет решил задачу, над которой левые бились на протяжении без малого двух десятилетий. Благосостояние каждого жителя страны резко улучшилось, безработица пошла на убыль, стала укрепляться имперская марка. Это было своего рода экономическое чудо. По чести сказать, немцам, уставшим от постоянной нищеты и неуверенности в завтрашнем дне, было все равно, кто выступает в роли чудотворца. Политические воззрения лидера НСДАП были в этом плане вторичны, служили как бы приложением. И сегодня старшее поколение немцев вспоминает первые годы пребывания Гитлера у власти как прекрасное время. Вне зависимости от далеко не положительного отношения к вождю лично. К тому же лидер национал-социалистов взялся возрождать вооруженные силы, а уже одного этого было достаточно, чтобы завоевать любовь огромного числа подданных – бывших военных. Итак, возвращаясь к истокам верности подданных режиму, произнесем эту крамольную фразу еще раз: немцы были по-настоящему благодарны своему новому правителю.

С другой стороны, нельзя не сказать о том, что Гитлер был чуть ли не первым после свержения монархии лидером государства, который воспринимался обывателями как свой человек. Практически каждый социальный слой общества находил в нем свои, близкие черты.

Сложно сказать, был ли сам австрийский разночинец столь талантлив, чтобы выстроить такую линию поведения, или ему помогли в этом более мудрые и старшие советники, однако свои плоды она приносила. И тут мы вновь сталкиваемся с необходимостью слегка поколебать сложившееся представление. Описывая гитлеровский период германской истории, всегда было принято подчеркивать, что вождь национал-социалистов был глубоко чужд немецкому народу, не был им принят. Разумеется, с идеологической точки зрения такое утверждение было выгодно чрезвычайно, ибо позволяло объявить национал-социализм антинародным. Но к истине оно не имело ни малейшего отношения. Специфика любого тоталитарного режима такова, что не испытывать горячей любви к своему политическому лидеру его подданные не могут. Потому что на поддержание этого чувства работает весь мощный пропагандистский аппарат государства. Но дело даже не в этом. Еще задолго до того как в его распоряжении оказались все немалые ресурсы государства, Гитлер сумел добиться поддержки одновременно и рабочих, и мелких лавочников, и деятелей искусств, и банкиров. Итак, произносим еще одну необщепринятую истину: вождь Третьего рейха был весьма популярным политиком, вызывавшим у большинства граждан своей страны сугубо положительные эмоции.

Однако, будучи человеком весьма здравомыслящим – опять-таки, гораздо в большей степени, чем принято считать, – он понимал, что ничто, в том числе и народная любовь и благодарность, не вечно. А следовательно, нужно было как можно быстрее закрепить сложившееся положение. Сделать это до того, как режим перейдет к непопулярным мерам, применение которых обусловлено его идеологией. И вот тут-то и начинается едва ли не главная гитлеровская интрига. Сложная многоходовая игра, основанная на особенностях германского менталитета, призванная накрепко связать вождя с каждым его подданным. Связать нерасторжимыми узами, разорвать которые не позволила бы родовая память, общественная мораль и прочие неосознаваемые, но постоянно воздействующие на нас факторы. Конечно, такая многоходовка годилась только для Германии, ибо была рассчитана исключительно на немцев. Мало того, сегодня она скорее всего просто не дала бы должного результата: все-таки за последний без малого век люди здорово изменились, стали жестче, прагматичнее. Но в те времена это был невиданный по сложности и эффективности трюк, позволивший подчинить всю страну одному человеку.