Газета Завтра - Газета Завтра 218 (57 1998) Страница 15

Дмитрий ПОЧЕМУ ОНИ ДОЛГО ЖИЛИ

Так я назвал повесть, которую начал писать на пороге своего семидесятилетия, давно уже примирившись с тем, что на добрый десяток лет шагнул за среднестатистическую продолжительность жизни в нашей несчастной стране. Может быть, примирился потому, что в глубине души поверил в наследственность, а отец мой и праотцы доживали лишь до предела в 73 года. К чему бередить себя тревожными мыслями, когда еще можешь не только передвигаться без посторонней помощи, но и писать, выращивать цветы и любить?.. А то, что читаете вы сейчас, — вроде бы предисловие к повести.Чему быть, того не миновать. Трудно рассчитывать на долгожитие, если куришь и никак не можешь избавиться от этой скверной привычки, если работаешь на износ далеко за полночь (я — сова и, в отличие от жаворонков, бодрых на рассвете, долго раскачиваюсь по утрам и обретаю полную ясность ума лишь тогда, когда солнце клонится к закату), если поныне жизнь чрезвычайно интересна, и ты готов ехать, плыть, лететь туда, где, как тебе кажется, есть добротный материал для новой статьи или книги. И наплевать тебе на хвори — увлечение преодолевает все. Мне жаль людей, рано посчитавших себя стариками, с уходом на пенсию резко сокративших активность. Они лежат на диване, целыми днями смотрят телевизор и говорят только о своих болячках, высиживая многие часы в очередях к врачам и поглощая неимоверное количество дорогостоящих химических препаратов. Это многих сгубило. Где-то я вычитал, что будто бы способность человека познавать окружающий мир и науки, а также работоспособность и творческая отдача, резко возрастают от рождения и до тридцати трех лет, возраста Христа. Потом же наступает постепенный спад. Но человек никак не может согласиться с угасанием и переходом в “тот мир, откуда еще никто не возвращался”, как сказал Шекспир. Особенно люди, наделенные властью или необыкновенными способностями. Это — главный вопрос всех философских и религиозных учений. Люди всегда охотно внимали страстным речам пророков и обретали веру, если им обещали бессмертие. Хотя бы не тела, а души. И тем более чаяли они Воскресения из мертвых. Но пожить на этой грешной земле все-таки хотелось подольше. Райское блаженство и адские муки воспринимаются верующими по земному образцу, телесно. Человеческая фантазия рисует муки грешников, которых черти заставляют лизать языками раскаленные сковородки или варят в котлах с кипящей смолой. Это души-то. А что есть душа? Говорят, душа — пар, душа бестелесна. И тем не менее, мусульманский рай обещает вполне плотские наслаждения с многочисленными соблазнительными гуриями в благоухающих садах с прохладными ручьями, фонтанами, бассейнами — водой, которой было так мало в знойной аравийской пустыне. ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ, а не добывать золото из свинца, породило алхимию. Средневековые владыки спонсировали лаборатории алхимиков с их колбами, ретортами и перегонными кубами не только в надежде увеличить свое состояние. Искомый философский камень обещал бессмертие. Или, на худой конец, мог получиться какой-нибудь чудодейственный элексир, продляющий жизнь. А сколько было написано книг о сметливых авантюристах, которые за вечную молодость закладывали душу дьяволу, оставляя ему на память расписки, написанные собственной кровью. Китайские императоры, не довольствуясь настоящим таежным женьшенем и зельем из носорожьего рога, обкладывали в постели свое усохшее немощное тело едва ли не десятком совсем молоденьких девушек, веря, что их цветущая плоть даст им жизненную силу. Говорят, помогало, но не надолго. Чингисхан, покоривший Китай и еще половину тогдашнего мира, к шестидесяти годам своей жизни стал терять быстроту реакции и уставать в бесконечных походах. Все было ему подвластно, кроме безжалостного времени, а он втайне мечтал о телесном бессмертии или хотя бы о продлении жизни. Повелитель Вселенной прослышал, что где-то в просторах Поднебесной живет даосский монах и алхимик Чан-чинь, лет которого никто не считал, но его приглашали ко двору прадедушки одной из жен Чингисхана, китайской принцессы Шикуо, и тогда он был уже в летах. Большому посольству повелели найти и доставить старца. С великим почетом его привезли в ставку хана под Самаркандом. Черные глаза Чан-чиня были ясны и безмятежны, волосы белы, а кожа лица сияла здоровьем. На хана произвели впечатление спокойствие старца и полное отсутствие страха. В юрту внесли обычную пищу монголов — блюда с мясом и кувшины с кумысом. Но Чан-чинь и сопровождавшие его монахи не притронулись к еде. Хану объяснили, что старец и его ученики не едят мяса и не пьют крепких напитков, что Чан-чинь ведет аскетическую жизнь, довольствуясь горсткой вареного риса или проса, и почти не бросается в объятья “черного демона сна”. Проницательный старец не стал дожидаться рокового вопроса и сказал: — Я могу защитить жизнь. У меня нет элексира, который может продлить ее, да я и не думаю, что такой элексир существует, но я знаю одно: долгую жизнь можно найти, лишь взаимодействуя с природой, а не противореча ей. Наверно, когда-нибудь мы откроем этот секрет. В глазах Чингисхана промелькнул ужас разочарования, но он был очень умен и, вопреки ожиданию присутствовавших, скорой расправы, обычной для него, любезно согласился продолжить беседу. — Ты честен, мудрый учитель. Мне следует уважать тебя за это. — Государь, я могу дать вам совет. Воздержитесь от крепких напитков и ешьте ровно столько, сколько нужно для поддержания сил. Поспите один в течение месяца, и дух вашего величества восстановится в значительной степени. Крепкий ночной сон может принести человеку больше пользы, чем сотни дней приема лекарств. Но такой совет, как бы он не был благоразумен, всего лишь общее место. Я приехал сюда, чтобы поговорить с вами о Пути… Дао значит путь. Это философская система, трактующая образ жизни людей, порядок в природе и во вселенной. Она имеет к долголетию лишь косвенное отношение, и потому не будем отвлекаться. КСТАТИ, О ДИЕТЕ. Поедая очень много мяса, монголы до глубокой старости сохраняли великолепные зубы. Но когда к ним вторглась разнообразная (и подозрительная) западная пища, зубы стали болеть и выпадать довольно рано. Рекорд массового долгожительства в мире держат три места: Абхазия, горный Азербайджан и какой-то район в американских Андах. Объяснить этот факт так же трудно, как доказать, почему самые высокие люди на планете принадлежат к африканскому племени тутси. Диета во всех трех местах такая же, как и в других горных и приморских районах, воздух и вода такие же. В Андах все поголовно курят, в Абхазии пьют виноградное вино. Один лишь обычай позволяет установить нечто общее. Женщине не положено первой заговаривать с мужчиной, приходится ждать, когда к ней обратятся, не говоря уже о семейных перебранках… И, конечно, глубокое уважение к старшим по возрасту и беспрекословное им подчинение. При ровных отношениях нервной энергии расходуется куда меньше, чем в так называемом цивилизованном обществе. В суетливой современной жизни технические блага, которые, казалось бы, должны облегчить жизнь, прибавили волнений, вызывающих стрессы. Особенно в нашей стране, где старшее поколение, создавшее относительное общественное благополучие, просто ограблено и прозябает на нищенской пенсии, вымирая скорее не от недоедания, а от безысходности, на которую их обрекает “правовое” общество “равных возможностей” для очень узкого круга лиц, лишенных даже намека на совесть и торопящихся переправить награбленное за границу. В более или менее стабильных государственных образованиях пожилые люди пользуются плодами трудов всей жизни, мы же оказались неподготовленными к такому развитию событий и остались, как говорится, на бобах. Но с исторической точки зрения, это частный, патологический случай, и потому вернемся к жизненной философии отдельных личностей, задумывающихся о смысле жизни и о том, стоит ли жить долго. Жить, чтобы есть, и есть, чтобы жить? Нужно ли человеку цепляться за жизнь, если дни твои влачатся в дряхлости, тягостной и для себя, и для близких? Вопрос этот сложный, и ответа на него не ждите. Мы возмущаемся былым обычаем северных народов, умертвлявших стариков, которые становились обузой в кочевой жизни. Мы прислушиваемся к спорам в западной печати — не приведет ли к злоупотреблениям желание неизлечимых, непрерывно страдающих больных, чтобы их “усыпляли”, как это делает с дряхлыми собаками ветеринар по желанию их владельцев. РАЗУМНЫЙ ЧЕЛОВЕК наделен великой волей к жизни, и именно поэтому он готов спокойно принять смерть и старается, в меру своих возможностей, сделать как можно больше в отпущенные ему дни. Буквально считанные единицы предугадывали день своей кончины, а предсказать будущие исторические события не мог никто, если не считать туманных стихов Нострадамуса и пророчеств Ванды, путаные толкования которых не имеют никакой практической пользы. Известнейший английский писатель Сомерсет Моэм к своему шестидесятилетию написал книгу “Подводя итоги”, в которой как бы прощался с жизнью и рассказал, что с наступлением старости (?) отпали многие волнения и вожделения, свойственные молодости и зрелости, и что эта пора имеет свои прелести, высвободилось много времени — он изучил еще несколько иностранных языков, написал столько-то рассказов, привел в порядок дела и бумаги. К семидесятилетию ему пришлось написать новое предисловие к книге, к восьмидесятилетию еще одно… Наверно, он все-таки берег себя: все время лечился, отдыхал как состоятельный человек в лучших санаториях, старался жить в Швейцарии, где весьма благоприятная экология, придерживался диеты. Впрочем, что вредно, а что полезно для дряхлеющего организма — вопрос спорный. Я прочел десяток книг на разных языках с советами по питанию (нынче мода такая), и многие рекомендации оказались противоречащими друг другу. Шведские врачи решили поставить опыт и выяснить, что вреднее — чай или кофе. Случилось так, что в тюрьме у них отбывали пожизненное заключение два брата, однояйцевые близнецы. Одного поили только кофе, а другого только чаем. Прожили они долго: один умер на восемьдесят третьем году жизни, а другой — на восемьдесят четвертом. Важно одно, как советовал китайский мудрец — не переедать. И, естественно, не злоупотреблять спиртными напитками. Я знавал немало художников и поэтов, не сумевших волевым усилием бросить гусарские привычки и отдавших концы на пятом десятке. Но знавал я и случаи принудительной, если так можно выразиться, диеты. Речь опять пойдет о писателях. Недавно скончался в очень почтенном возрасте, приближавшемся к веку, Олег Васильевич Волков, родовитый дворянин, которого загнали на Соловки еще в двадцатые годы. На его глазах умирали от лишений и пыток тысячи, но он выжил, потом жил на поселении, окреп, хотя питался скудно. Я с ним встречался на протяжении последних тридцати лет. Он был неизменно строен, картинно красив, никогда не терял осанки и чувства собственного достоинства, а главное — работоспособности. Самые значительные его книги вышли в последнее десятилетие… Тут я перебью себя и выскажу свое давнее убеждение. Человек умирает от старости (я не говорю о страшных болезнях), когда теряет всякую надежду, чувствует, что жить незачем, что все дела исчерпаны. Но если ты не закончил дела своей жизни, если ты страстно увлечен, косая подождет. Речь идет не только о писателях и ученых. Вы, наверное, слышали, что во время войны, когда смерть скосила миллионы, дожить до победного конца хотелось страшно, и люди реже болели. Помню сам я, а шел мне тогда восемнадцатый год, отстал от своих да еще и заблудился в лесу. Стало темно, я решил переждать ночь, развел костерок, зажал карабин меж ног, запахнул поплотнее шинель и заснул. Проснулся я мокрый насквозь, костерок мой давно погас, но молодого сна ливень не прервал. На ходу я разогрелся, все кончилось благополучно, и самое удивительное — хоть бы раз чихнул. В мирное время дело кончилось бы крупозным воспалением легких. Вернемся на первое, как говаривал протопоп Аввакум. Жил я как-то в Голицыне, в подмосковном доме творчества писателей и познакомился там с Николаем Ивановичем Кочиным. Это был крепкий старик, далеко за семьдесят. Прославился он еще в двадцатые годы своими романами из крестьянской жизни “Девки”, “Парни”. Однажды при мне он махнул стакан водки, я выразил сомнение в полезности сего деяния, а он, явно хвастаясь здоровьем, рассказал мне такое: — До войны я был секретарем Горьковской областной писательской организации. Сами знаете, каково это. Что ни день, то встречи с друзьями, банкеты, всякие представительства. Ели и пили в три горла. Я располнел, здоровья никакого, диабет, печень, каких только болячек ни находили. А в сороковом меня арестовали. Кто-то оговорил меня, получил я свои десять лет и загремел в лагерь. Но мне удивительно повезло. Я еще и художеством занимался, так меня не на лесоповал определили, а в бригаду маляров. Ходили мы белили, красили квартиры начальства. Ночевали мы в бараке и получали обычный лагерный хлебный паек и приварок. Прошел год, и смотрю: все мои болячки как рукой сняло. Подсох я, стал стройным. А потом и вовсе хорошо стало. Устроили у нас в лагере мастерскую — портреты Сталина рисовать почти по трафарету для учреждений. Тогда он во всех кабинетах висел. Так верите ли, я семь тысяч портретов изготовил. Отблагодарил вождя родимого за свой арест… Ну а теперь можно приступать к самой повести, к пяти ее героям, нашим соотечественникам, пребывавшим на земле в разные эпохи, но одинаково сильных духом, что побуждало их жить и жить, несмотря ни на какие испытания и лишения. Вот они: священнослужитель, философ, журналист и политический деятель, борец, крестьянин. А имен их не назову, пока не найдется благодетель, именуемый ныне спонсором. Попытка — не пытка. Жить долго всякому хочется…