Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6446 ( № 3 2014) Страница 15

В Харькове Борис Чичибабин писал «Плач по утраченной Родине», а в Вильнюсе чуть ли не с гневным упрёком – Кобрин: «Нас страшили «изменой Родине», / но она изменила сама» . Невозможно спорить с болью (а поэзия часто – боль!), но поэт на то и поэт, что тревожит не только чувства, но и будит мысль. Вспоминаются подзабытые понятия «диалектика» и «интернационализм». Определение Родины не из области точных наук. На историческом, государственном уровне понятие Родины не совпадает с очертанием границ. При нашем прежнем укладе вряд ли таджик считал своей родиной Эстонию. И наоборот. И всё-таки… Как бы ни «болела» дружба народов, она не умрёт! Может, главное лекарство – культура с неизменным её компонентом – Поэзией! Не её ли имел в виду Юрий Кобрин, когда писал, «…что она одна не даст расчеловечить / тебя, когда страна и мучит, и калечит» .

Для меня самое удивительное и отличительное в стихах Кобрина – это гармонический строй возведённой им творческой обители, именно гармонический, несмотря на то, что в его произведениях немало резкостей («Знаешь, – говорит он золотой рыбке, – лучше тогда умереть, если жить для того, чтобы выжить»), контрастов («время стихотворцев без стихов»), болевых и болезненных откликов на противоречия времени («с молотка ведь шестую часть света пустили»), поисков, обретений и утрат. В целом же книга – здание прочное, равновесное, я бы сказал – позитивное. Разгадка этого феномена в чувстве глубинной опоры на необоримую животворящую силу человеческого гения.

Море самоочищается и в знак победы над временем дарит берегу янтарь…

Теги: Юрий Кобрин. Гены Ганнибала

Пятикнижие № 3

ПРОЗА

Фёдор Крюков. Казачьи повести. - М.: Вече, 2014. – 350 с. – 2000 экз.

Сына станичного атамана, выпускника Петербургского историко-филологического института, публициста, очеркиста и мемуариста Крюкова часто называют "незаслуженно забытым". На это невольно хочется возразить. Как – забытый?! Имя Крюкова прогремело на весь мир, когда досужие искатели компромата на завоевания русской литературы объявили его автором «Тихого Дона». В кампании по дискредитации нобелевского лауреата Крюков был козырной картой, пока авторство Шолохова не было неопровержимо доказано, в том числе и компьютером. Тем не менее каждое издание Крюкова напоминает нам о давней неприглядной истории. А жаль! Оригинальные произведения донского казака без всякого налёта скандальности заслуживают внимания. Конечно, ему далеко до настоящего автора «Тихого Дона» и по языку, и по стилистике. Но представление о казачьем быте и жизни станичников они дают весьма яркие.

ПОЭЗИЯ

Вечный слушатель: Семь столетий поэзии в переводе Евгения Витковского. В 2 т. – М.: Водолей, 2013. – 656 с. – Тираж не указан.

Евгений Витковский переводил на русский язык Мильтона, Саути и Китса, Уайльда и Киплинга, Камоэнса и Рильке, Рембо и Валери. Им были подготовлены и изданы беспрецедентные антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии». Созданный Е. Витковским сайт «Век перевода» стал уникальной энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывает уже более 1000 имён. В двух томах собраны основные переводы Е. Витковского более чем за 40 лет работы и достаточно полно представляют его творческий спектр. В первый том вошли переводы поэтов Англии, Шотландии, Ирландии, Канады, Нидерландов, Германии, Австрии и др. с английского, англо-шотландского, гэльского, нидерландского, немецкого языков. Во второй том вошли переводы поэтов Австрии, немецких поэтов Люксембурга, Лихтенштейна, Румынии, поэтов Швеции, Дании, Франции, Италии, Швейцарии, Мальты, Португалии, ЮАР и др. с немецкого, шведского, датского, французского, итальянского, мальтийского, португальского, африкаанс.

МЕМУАРЫ

Блокада Ленинграда. Народная книга памяти. – М.: АСТ, 2014. – 829 с. – 3000 экз.

Огромная книга воспоминаний о Ленинградской блокаде, большинство из которых публикуются впервые, выйдет из печати в конце января. Это чтение не даёт оторваться, наполняет горечью и гордостью. Новая история не знала подвига, подобного тому, что совершился в блокадном Ленинграде, его можно сравнить разве что со средневековым эпосом – но и в этом сравнении произошедшее в трёхмиллионном городе завораживает масштабом и силой духа, особенно уникальной, потому что это была сила гражданских – от десятилетних детей, тушивших зажигательные бомбы, до восьмидесятилетних старух, своим жизненным опытом спасавших целые семьи. Ленинград стал городом, где смерть – постоянная спутница каждого: «из нашего двора остался я один», «из тридцати пяти детей выжило одиннадцать», «в идущую прямо перед нами машину попала бомба» – эти скупые слова во всех блокадных воспоминаниях. На фоне этой жути встречаются иногда истории человеческого падения, но значительно чаще – поразительно часто! – великодушия.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Анна Журавлёва. Кое-что из былого и дум: О русской литературе XIX века. – М.: Издательство Московского университета, 2013. – 272 с. – 600 экз.

Это посмертно изданная, итоговая книга историка русской литературы, профессора филологического факультета МГУ Анны Ивановны Журавлёвой. Методологической основой для книги послужили критические работы Аполлона Григорьева, которому исследовательница посвятила несколько глав. В центре её внимания – «проблема героя и проблема народа в их соотнесённости друг с другом», а также «непушкинское в русской литературе». Журавлёву занимает развитие основных мотивов и тем русской литературы помимо магистральной – пушкинской – линии; это отчасти формирует её интерес к Тютчеву, Островскому, Салтыкову-Щедрину (а также их пересечениям); лирику Лермонтова она также рассматривает как самобытное явление, которому в особенности свойственна спонтанность переживания. Национальная самобытность русской литературы, её исторического становления в течение десятилетий была предметом исследования Журавлё­вой; эта книга обобщает выходившие ранее статьи.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Юстейн Гордер. Мир Софии. – СПб.: Амфора, 2013. – 655 с. – 3040 экз.

Рассказать подросткам о фи­лософии, притом не слишком упрощая тему, – замы­сел нетривиальный. Норвежец Юстейн Гордер решился именно на это: написал художественный просветительский роман (немного в духе XVIII века) о том, как современной четырнадцатилетней девочке Софии стали приходить загадочные письма со странными и тревожащими вопросами: «Кто ты такая?», «Откуда произошёл мир?», «Какие силы направ­ляют ход истории?». Девочке-подростку не под силу самой разрешить проблемы такого масштаба (а мама с головой погружена в домашние дела), но таинственный наставник и не предлагает это сделать, а постепенно знакомит с мировым мыслительным процессом. Главное же, он «включает» природную пытливость Софии. Философию нельзя выучить, но можно научиться философскому мышлению – этим и занимается София: учится размышлять, сочетая повседневные наблюдения с умозрительным рассуждением. Эта книга не отличается захватывающим сюжетом и сочным писательским слогом: у неё другие задачи и достоинства.

Коллективный Гельман

Фото: ИТАР-ТАСС

Современный, едва лепечущий младенец уже не озадачивает родителей в утробе разъяснённым вопросом об энтропийной сущности "чёрного квадрата", а требует ответа - кто или что есть «гельман» и чем он отличается от «саурона»? Не разумея – человек ли это или же фантом-симулякр, заворожённый мантрами лукавых форматоров то ли коллективного сознания, то ли бессознания – «не слушай – не читай – не смотри», поневоле путаясь в Сети, открывая посильную собственному скорбному разумению «Википедию», узнаёшь, что есть реальный, родившийся в Кишинёве, окончивший Московский институт связи инженер Марат Гельман. Дальше перечисляются многочисленные компетенции – галерист, политтехнолог, арт-менеджер, публицист... На другом сайте указывается, что в середине 90-х вместе с Глебом Павловским создал Фонд эффективной политики и внедрил на российской почве профессию политолога. Поверив в эти утверждения, как и в устоявшееся, что политика – дело как минимум нечистое, озадачиваешься: а каковы же её инженеры-технологи?

Разучившись отличать за последние десятилетия, к примеру, благородного киллера от гнусного убийцы, прочитав, что Гельман занимается продвижением «современного искусства» и просвещением темноватого «населения», осторожности ради, помня жалобу Константина Николаевича Леонтьева: «Не силён в метафизике, покажите картинку», бегло просмотрел открытое и продвинутое Гельманом. Мучился до подташнивания от однообразной глумливой провокационности, но терпел, чтобы ждущее ответа дитя не срезало – «не видел, не говори». Видел и, беспокоясь о здоровье, решил не верить, что актуальное, акционистское и в иных самоназваниях мутирующее иное, мимикрирующее под искусство, таковым является. Не утруждая детский ум разъяснениями отличий классической эстетики от институциональной, рассуждениями о границах искусства между пострелигиозностью и постэтикой, мимоходом задумываешься о необходимости профессионального образования, без которого не выбраться из дискурсивного морока. Но тут же себя одёргиваешь – какая может быть потребность в специальных знаниях в революционное время?! Если в Гражданскую унтер-офицеры и ускоренно обученные прапорщики громили генштабистов, то уж в ненормативном искусстве классическое образование, обременяющее хотя бы знанием традиции, явно становится излишним, мешающим безжалостно-экспериментальной вивисекции.