Газета Завтра - Газета Завтра 221 (60 1998) Страница 15

А затем я написал книгу о сионистском интегризме, и тогда на меня напустили правосудие и полицию. Первые дискуссии с христианами и мусульманами были для меня очень полезными. Но теперь началась критика. Сначала мне запретили присутствовать на этих дискуссиях. Затем выступили с очернительством и клеветой. Но никто никогда не дал ни одного аргумента, доказывающего, что я ошибся хотя бы по какому-то пункту. Я обещал аббату Пьеру — я говорил об этом публично — что готов признать все свои ошибки в книге, если мне укажут, что это за ошибки и если мне докажут, что это действительно ошибки. Но я не смог этого сделать, потому что все газеты, несмотря на существующий во Франции закон, который дает право ответа тому, кого оклеветали или очернили, отказались публиковать мои ответы. Теперь я должен предстать перед правосудием. Процесс состоится 21 мая 1997 года, мне грозит год тюрьмы и 300 тысяч франков штрафа.

Л.М. И, тем не менее, Вы ведь бывший узник концлагеря?

Р.Г. Да, я был в концлагере. Я вошел в число первых трехсот французов, которые были арестованы. Это произошло 14 сентября 1940 года. В это время в Германию еще не отправляли, и нас выслали в Сахару. Там я отсидел в концлагере 33 месяца. Мы были приговорены к расстрелу, и тогда мы решили поднять восстание в лагере. Нас пощадили, так как те, кто нас охранял, были мусульманами с юга. У них не было никаких причин нас любить, но для них это был вопрос чести: когда человек с оружием не стреляет в безоружного.

Видите, я говорю об этом сегодня, хотя произошло это, когда мне было 28 лет.

Л.М. Каким будет основной тезис Вашей защиты, которую будет вести мэтр Вержез?

Р.Г. Основной тезис защиты состоит в следующем: меня хотели увлечь в ту область, которая мне совсем не принадлежит. Решили, что я написал историческую книгу, поэтому стали оспаривать цифры, которые там содержались, и прочее. Я не писал книгу об истории, я повторил лишь то, что было сто раз сказано до меня научным сообществом, — про Освенцим, например, по поводу которого сначала говорили о 4 миллионах убитых, а потом принялись говорить об 1 миллионе. Я лишь повторил эти цифры, я ничего не выдумал.

Я написал не историческое произведение, это политическая книга. И называется она “Основные мифы израильской политики”. Целью моей было показать, что израильская политика — как инструмент американской политики — приводит к войне. В частности, в плане конфликта цивилизаций, где сталкиваются иудео-христианская и исламо-конфуцианская традиции. Израиль для этого очень удобное место: он находится на стыке трех континентов — Африки, Азии и Европы. После падения шаха ему принадлежат все нефтяные скважины на Среднем Востоке. И тезис интегристов — это великий Израиль, который предполагает, как они объяснили это в журнале “Кивуним” в 1982 году — дезинтеграцию всех соседних государств от Нила до Евфрата. Ничто не может больше играть на руку американцам, и поэтому они являются безусловными союзниками.

Л.М. Но вернемся к политическому аспекту. Не могли бы Вы немного подробнее объяснить, чем вызвана Ваша нонконформистская позиция?

Р.Г. Нонконформистская… Сожалею, что здесь заключено отрицание. Я во всем и всегда постоянно ищу правду. Поэтому, поскольку я принадлежу какому-то определенному сообществу, то если я считаю, что люди в нем ошибаются, я тогда об этом открыто говорю.

К примеру, я был исключен из французской компартии в 1970 году потому, что, являясь одним из руководителей этой партии, я сказал тогда, что Советский Союз — это не социалистическая страна. У меня были споры с христианами, потому что я сказал, что Христос Павла это не Иисус. У меня были трудности с мусульманами, потому что я сказал, что исламизм — это болезнь ислама.

И первая строчка моей последней книги гласит: “Это история ереси — ереси сионистской”. Это было идеей всех раввинов в тот момент, когда Теодор Герцль основал сионизм.

Все неприятности, которые я испытываю сегодня, основываются на ложном отождествлении иудаизма, который является уважаемой мною религией, с сионизмом, являющимся политикой, против которой я выступаю. К этому добавляется идея, согласно которой тот, кто выступает против этого внешнего давления, является террористом. Подобный язык заимствован у Гитлера. Во время гитлеровской оккупации любой боец сопротивления считался террористом. А сегодня, я думаю, мы пришли к тому же пониманию из-за американского влияния. Или ты коллаборационист, или ты участник сопротивления. Здесь я все-таки выбираю последнее.

Л.М. В двадцатые годы граф Куденов-Калерги выдвинул идею паневропеизма. Она снова официально возникла при подписании Римского договора. Некоторые политические теоретики 60-70-х годов, например, Жан Терьяр, снова развили паневропейскую идею. Что эта идея представляет для Вас? Если она действительно что-то для Вас значит, как бы Вы могли объяснить подобную приверженность?

Р.Г. Я совсем не привержен паневропейской идее. Я считаю, что существует европейская культура, но я не думаю, что это может стать базой для какого-то объединения.

Не забывайте, что когда Европа стала господствовать в мире — в период Ренессанса — основные открытия, которые лежали в основе этого, пришли в Европу из Китая. Я говорю о компасе, руле, порохе, бумаге. В этом ведь нет ничего европейского. Все это пришло к нам из китайской цивилизации или было привнесено арабами. В этом контексте я опасаюсь самоизоляции Европы, или что она будет зависеть от кого-то другого. Европа, какой она является сейчас — это клуб старых колониалистов, идет ли речь об Англии или Франции, о Бельгии, Испании, Португалии… Поэтому я им не верю. В Маастрихтском договоре, который будет навязан нам, трижды повторяется, что Европа может быть только европейской опорой атлантического альянса. То есть старые колонизаторы сами теперь будут колонизованы.

Скажем, в экономической сфере во Франции нас заставляют отдавать 16% земли, чтобы оставить место для американских производителей зерновых. То же самое происходит в аэронавтике, информатике, промышленности и, в особенности, культуре. В настоящее время убивается не только европейская, но и любая другая культура — та, что возникла на заре христианства, когда действительно было полное единение.

Надо сказать, что те, кто создавал Европу после Второй мировой войны, были христианскими демократами: Аденауэр, де Гаспери, Шуман. Это была другая Европа: Европа цивилизации, и, надо признать, ее центром была Франция. А затем появилась Европа, в которой стала главенствовать идея национализма. В настоящее время, чтобы Европа могла сохранить свою культурную самобытность, она должна воспрепятствовать американскому влиянию. Во Франции, например, доля американского кино на рынке — 76%, в то время, как французское кино занимает в Америке 0,5%. Если брать в мировом масштабе, то американскому кино, которое наводнило весь мир, принадлежит 90%.

То есть речь идет о гибели всех культур и наступлении американской антикультуры. Я думаю, что Европа не сможет себя защитить иначе, как только в союзе с Азией. Кажется, что мы уже приближаем это будущее. В мае 1996 года 31 азиатская страна объединились вокруг идеи возродить Шелковый путь, притом самыми совершенными средствами. Поезда, которые могут идти со скоростью больше 500 км в час, каналы, по которым будут ходить пароходы водоизмещением в 10000 тонн, оптико-волоконная связь, которая даст автономную и свободную информацию на всей территории, простирающейся от Роттердама до Шанхая. По-моему, это как раз альтернатива американскому империалистическому влиянию, именно та область, где весь мир может объединиться, каждый народ сможет привнести частичку своей культуры, своей веры, своей техники, и все они вместе восстанут против американского насилия, американского наступления и придут к лучшему будущему.

Л.М. Можно ли считать, что Ваша концепция блока “Европа-Азия” смыкается с некоторыми тезисами евроазиатов, которые, исходя из геополитических соображений, хотят противопоставить континентальный блок американской океанской мощи?

Р.Г. Я думаю, что можно так считать, потому что Евразия — это очень большой остров, самый большой в мире. А Европа — это только маленький полуостров на этом острове, и я думаю, что мы все заинтересованы это сделать. Но здесь не идет речь об изоляции или противопоставлении двух блоков. Я не являюсь сторонником системы изоляции. Речь не идет о том, чтобы пригвоздить всю Америку к позорному столбу. Мы видим, как в Латинской Америке рождаются движения совершенно замечательные: цивилизация тропиков в Бразилии, педагогика угнетенных, теология освобождения по всей Латинской Америке. И некоторые их тезисы смыкаются с тезисами и Ватикана, и ЦРУ. То есть мы не исключаем никого.