Евгений Кубякин - Криминал как основа происхождения Русского государства и три фальсификации тысячелетия Страница 16

Василий Григорьевич Янчевецкий (литературный псевдоним В. Ян) действительно историк по образованию и написал огромное количество книг по истории, но книг не научных, а художественных. И поскольку мы опираемся только на официальные исторические работы, то вроде не следует вести разговор о книгах В. Яна. В то же время влияние его книг на читательскую аудиторию России так велико, что невозможно его «объехать» или умолчать. Его книги переиздавались множество раз тиражами не менее, чем по 100 тысяч. Феномен Яна состоит в том, что обычные люди уже давно забыли уроки истории из школьной программы, а яркие исторические образы, созданные пером В. Яна, прекрасно помнят по сей день. Книги Яна являются тем источником знаний, на который опираются люди в разговоре о монгольском иге.

Поскольку нам важен общественный аспект рассматриваемых тем, т. е. мнение людей, а Ян является здесь признанным лидером, мы еще раз тщательно перечитали его романы. Вывод, к которому мы пришли в результате прочтения, нас озадачил. Мы уже говорили, что творчество Яна сильно повлияло на представления о монгольском иге. Сопоставив данные учебника истории и роман «Чингиз-хан», множество раз проверив совпадения, нас сильно точит червь сомнения: не переписан ли раздел истории монголо-татарского ига, охватывающий период от захвата монголами Средней Азии до битвы на Калке, с художественных произведений Яна? Красочные подробности, высказывания и имена второстепенных действующих лиц имеют яркий яновский окрас. Вот это сила искусства!

Так что не упрекайте нас за упоминание художественных книг.

Василий Ян родился и вырос в семье преподавателя древних языков, инспектора русских мужских гимназий в Риге и Ревеле (Таллине) Григория Андреевича Янчевского. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета.

До 1917 года ему удалось побывать в Каракумах, Северной Персии, Афганистане. Затем началась его творческая деятельность. В частности он издает трилогию о монголо-татарском нашествии. Его первый роман «Чингиз-хан» издается в 1939 году. Понятно, что репрессии 1937 года повлияли на творчество всех «советских» писателей. Роман повествует о тяжелой доле простого народа и его борьбе против «богатеев». По-другому роман бы просто не допустили к печати. В романе есть и ученый дервиш Хаджи Рахим, которого злые, толстые муллы-улемы бросают в тюрьму за то, что он объявляет науку выше ислама, и местный Робин Гуд — разбойник Кара-Кончар, который грабит богатых беков, и непокорная красавица Гюль-Джамал, насильно забранная в гарем Хрезм-шаха. Роман остросюжетный, динамичный, красочный. Любой читатель получит истинное наслаждение. К своему удивлению, узнали, что счастливого обладателя волшебной лампы Аладдина, оказывается, звали Алла ад-Дин. Мы снимаем шляпу перед писателем В. Яном. Но В. Ян еще и историк. Как выяснилось, историк, имеющий влияние на огромную аудиторию. И вот с историком В. Яном мы хотим вступить в спор.

Исторических описаний самого Чингиз-хана, приведенных в романе, не так много. Сам Чингиз появляется на 98-й странице (из 300). Высокий красавец, с седеющей рыжей бородой. Речь в романе идет не о крашенной хной, а именно о рыжей бороде. Зелено-желтые глаза. Серьга в ухе. Обут в белые сапоги. Над ним развевается белое знамя, а впереди, в честь монгольского бога войны, ведут белого коня, которого никто никогда не оседлывал (явное сходство с культом славянского бога Световида). Если это приведено описание чистокровного монгола, то мы тогда запросто сойдем за лемурийцев из Атлантиды. Особенно впечатляют желто-зеленые глаза и рыжая борода, учитывая, что у монголов борода вообще не растет. Вполне понимая, что подобная «монгольская» внешность может вызвать шок у слабонервного читателя, Ян спокойно поясняет, что Чингиз-хан был татарином. А название «монголы» он сам лично и придумал. С тех пор всех татар, по его указанию, называют монголами. Комментарии бессильны.

Живут монголы «куренями». Курень — монгольское слово, означает круг юрт с юртой начальника кочевья в центре(стр. 91) (казаков жалко).

Ян также рассказывает о лихих монгольских почтовых ямщиках, весело мчащихся на тройках по заснеженному, сосновому, монгольскому бору. В отличие от остальных историков — у Яна они с… бубенцами. Забыли наши историки про бубенчики. А який жэ цэ монгол, колы бубенцив нима?

Историк Эренжен Хаара-Даван также восхищается монгольскими бубенчиками, но он пошел еще дальше. Он доказывает, что от бубенцов монгольских ямщиков произошли церковные колокола:

«До монголов в монастырях и церквях употребляли не колокола, а «било и клепало».

У Яна большая часть монгольского войска закована в броню. Причем, как воины, так и кони. Все это наталкивает на мысль о мощной сталелитейной промышленности монгольских куреней. Вдобавок это абсолютно не влияет на «легкость» конницы. Если у западных рыцарей такая конница считалась «тяжелой» и каждому наезднику придавался оруженосец, то для монголов лишних четыре пуда металла не проблема. Учитывая, что все они, как и Чингиз-хан, высокого роста, потому как татары, то они этот вес даже не ощущают.

Нога монгольской лошади побывала там, где до нее не бывала нога никакой лошади, кстати, после нее тоже. Обычная лошадь может воевать только на равнине и в степи, а монгольская, времен ига, в лесу, в городе, в воде, в песчаной пустыне и главное — в горах. Назло всем козлам; в хорошем смысле этого слова. Имеются в виду горные козлы. Раньше только они могли забираться высоко по скалам, но монгольская лошадь их переплюнула. Она поднялась выше, да еще вместе с всадником, его женой, грузом и телегой. Конечно, после ига козлы были восстановлены в правах, но какое это было славное время для монгольских лошадей!

Ян описывает, как монгольский отряд Мукаджека переправляется через реку Пяндшир и сжигает за собой мосты, когда за ним гонится афганская конница. Для начала, Ян почему-то не знал, что нет такой национальности как «афганцы», и языка «афганского» тоже нет. Но суть не в этом. Речка на самом деле называется Пяндж, а «шер» в переводе означает — ущелье. Так что Пянджшер — это ущелье реки Пяндж. Ущелье находится между двумя горками. Одна высотой 6700 метров, другая 7700. Та, что повыше, называется Тирич Мир. А на высоте четырех километров течет сама Пяндж. Трудное для русского языка «Пянджшер» советские солдаты для простоты переделали в «Паншер», давайте так дальше и будем произносить.

А ущелье это не простое. И даже не золотое. Там добываются алмазы, причем открытым способом. Принадлежало это ущелье во второй половине 20 века Ахмад Шаху Масуду по прозвищу «Паншерский лев». И никто не мог добраться до Ахмад Шаха. Машины по скалам не ездят, танки тоже. Артиллерию не затащишь. Кони, в отличие от монгольских, тоже на ту высоту не поднимались. Только «пехом», при поддержке советских вертолетов. А какой из солдата-срочника боец против местного моджахеда? Горных подразделений в Советской армии практически не было. А против Ахмад Шаха нужна была хотя бы дивизия. Вот и маялись простые парни, проявляя мужество и настоящий героизм. Но человек, впервые попав в горы, больше похож на медузу, выброшенную на берег, чем на солдата. На высоте четыре километра атмосферное давление ровно в два раза меньше давления «уровня моря». Это составляет примерно 380 мм ртутного столба. Человек устает через минуту, хватает воздух, как рыба. Если сердце слабое, может долго не протянуть, поэтому наступление: «ура» и вверх, заканчивается при подъеме на двадцать — двадцать пять метров (примерно седьмой этаж). Первое время человек даже не может смотреть по сторонам, особенно вниз. Склон в 30 градусов кажется ему отвесным. Это не боец. Ни стрелять прицельно, ни раненого товарища вынести он не способен. Хоть бы самого тащить не пришлось.

В Судаке, в Крыму туристов водят в Генуэзскую крепость. Там есть сторожевая башня. Она метров на тридцать выше остальной крепости. Склон, по которому поднимаются, чуть «круче» 20 градусов. Так, в Судаке специально дежурит группа скалолазов — снимать очередных туристов с башни. Вверх они еще залезут. Но наверху, если кто-то перед спуском впадает в панику, остальную группу тоже «хватает шок». Спуститься вниз на 30 метров они уже не в состоянии. Тогда вызывают дежурную группу. Альпинисты обматывают туристов веревками и спускают по тому же самому месту, по которому эти туристы только что поднимались.

Если какой-то шибко смелый человек не верит, что хождение по горам требует мужества и привычки, пусть вылезет на крышу, к примеру, двенадцатиэтажного дома и постоит на краешке. Когда почувствует, что сапоги уже наполнились, может отходить и вот только после этого смело заявлять: «Плавали, знаем!»