Елена Гапова - Классы наций. Феминистская критика нациостроительства Страница 16

«…По отношению к СССР правительство БНР будет добиваться уничтожения Рижского договора и отказа России от претензий на белорусские территории. В борьбе с Польшей оно будет добиваться уничтожения польской оккупации над Западной Белоруссией и установления государственной белорусско-польской границы по Бугу и Нареву…»[125]

Находящийся в эмиграции «теневой кабинет» был озабочен проблемой политической независимости, а не женской эмансипацией, однако процесс формирования национальной элиты предполагает существование просвещенных и политически сознательных «дочерей нации»[126]. Входившие в этот круг женщины (часто жены или дочери деятелей национального возрождения) стремились участвовать в общем (хотя, что касается политики, несомненно более мужском, чем женском) деле в той мере, в какой это было возможно. Они создавали женские объединения и секции при политических партиях и культурных организациях, считая главной задачей содействие белорусскому делу. Например, Статут (Устав) Белорусского женского кружка в Литве определял цели и стратегию этой группы как служение национальному сообществу:

«Целью этого кружка является:

а) объединение женщин белорусской национальности в областях: национальной, культурно-просветительской и экономической;

б) помощь как материальная, так и своими силами белорусским организациям, а также отдельным белорусам.

Для достижения этих целей кружок имеет право: согласно с существующими законами открывать столовые, мастерские, библиотеки, читальни, организовывать публичные лекции, устраивать семейные, литературные и музыкальные вечера, спектакли, балы, маскарады, устанавливать специальные стипендии, оказывать помощь, делать сборы, организовывать лотереи, базары.

Белорусский Женский кружок в Литве намерен добывать средства продажей цветов, организацией вечеров и сбором денег через пожертвования… Решено также ставить спектакли»[127].

Статут Дамского комитета при Раде [Совете] Белорусской колонии в Латвии также подчеркивал включенность женской деятельности в общее дело и предусматривал схожие методы работы под присмотром отцов нации:

«Дамский комитет работает под руководством и надзором Рады Белорусской колонии в Латвии…

Деньги на культурно-просветительскую и благотворительную цели Дамский комитет добывает через организацию вечеров, концертов, рефератов и других вещей»[128].

Однако активистки стремились выйти за рамки благотворительности и мечтали об участии в большом деле, пробуждении народа, объединении его ради общей цели, и в начале 1930-х в Литве было создано Объединение белорусских женщин, названное именем Алоизы Пашкевич (Тётки) – белорусской поэтессы и национальной деятельницы, участницы состоявшегося в 1908 году I Всероссийского женского съезда, ухаживавшей во время войны за ранеными и умершей в 1916 году от тифа. В 1931 году в Вильно Объединение начало издавать ежемесячник «Жаноцкая справа» («Женское дело»), который просуществовал несколько месяцев: вышло – или сохранилось – четыре номера[129]. На основании материалов этого издания можно судить о том, как национально-сознательное сообщество воображало белорусский женский идеал[130]. Журнал делался группой интеллигенток, но был ориентирован на сельских женщин, жительниц местечек и небогатых горожанок. В нем публиковались небольшие тексты о национальной культуре, белорусская хроника (сведения о собраниях, объединениях, арестах активистов и учителей белорусской гимназии в Вильно), новости из «женского мира» – сведения о женском движении в различных странах; значительную часть занимали советы по ведению хозяйства и воспитанию детей. Прежде всего, однако, необходимо было объяснить читательницам, кто же они такие.

Отсутствие выраженного гражданского национального сознания присуще многим крестьянским сообществам[131], и проблема его активизации считалась возрожденцами одной из самых важных. Крестьянское население белорусско-литовских этнических территорий в определенном смысле «не имело имени». Жители ощущали свое отличие от русских и поляков (обычно имевших другой социальный статус), от евреев (исповедовавших другую религию и говоривших на другом языке), в то время как средневековое название «литвины» (связанное с ВКЛ) постепенно вышло из употребления или стало относиться к литовцам. Названия «Беларусь/белорусский» являются древними, но достаточно размытыми; на рубеже веков жители этих территорий часто называли себя «тутэйшими», возможно, не имея необходимости в «имени» в отсутствие собственного политического проекта. Первый же номер «Жаноцкай справы» публикует статью о жизни Алоизы Пашкевич (Тётки), разъясняющую читательницам основания для национального самоопределения. Эти основания связаны с языком как маркером национального различия:

«…[Тётка] окончательно поняла, что тот, кто говорит по-тутэйшему – говорит по-белорусски, а значит, он и есть белорус. С этого момента все сомнения Тётки, к какой нации себя причислить – разрешены. Она знает, кто она, знает, для кого отдать все свои силы – для просыпающейся от долгого, тяжкого сна Родины, имя которой – Беларусь»[132].

Другим важным свидетельством национальной традиции, помимо языка, романтически настроенные интеллектуалы считают народную культуру: фольклор, характерную еду, а также предметы материальной культуры, особенно текстиль, одежду с орнаментом, украшения и т. д. Значительная часть таких артефактов создается женщинами для использования в быту; интеллектуалы «открывают» их и наделяют символической репрезентативной функцией, превращая в «национальный» орнамент и «народный костюм»[133]. Например, автор текста[134], разъясняющего читательницам, почему женщинам необходимо уметь шить и вышивать, рассказывая по ходу повествования о слуцких поясах – части мужского шляхетского костюма времен Великого княжества Литовского – «преобразует» их в символ самоопределения нации:

«…“золотые” слуцкие пояса, сделанные руками наших прапрабабок-белорусок, известны на весь мир… Вот и теперь, разве наши ткани с нашими узорами не вывозятся за границу? Разве не награждаются медалями на выставках? Однако, к сожалению, не как белорусские ткани, а под теми или иными названиями, как ткани Виленщины, Новогрудчины или “людовэ”, Кобринские “вэлняки”; о тех же, чьими руками они сделаны и какому Народу принадлежат их узоры, никто и не знает. Ведь у каждого Народа есть свои песни, свои узоры, своя национальная одежда и свой язык, который должен быть для него самым красивым и милым, потому что это его богатство, которое досталось в наследство от его дедов-прадедов, и никто не силах отобрать у него это сокровище»[135].

Чтобы войти, как о том мечтали интеллектуалы, в круг европейских/мировых наций, белорусы должны найти и отстоять свою собственную историю, фольклор и материальную культуру. Слуцкие тканые пояса (которые часто ткали мужчины, а не женщины, особенно после основания в середине XVIII века текстильных мануфактур) рассматриваются как свидетельство древней культуры, и не случаен переход от упоминания о них к языку, главному «свидетельству» нации. Суть национального выражена как особая «принадлежность», которая не конструируется без имени: фольклор и история «принадлежат» тому воображенному сообществу, чьим именем называются, а потому могут выступать в качестве украденного национального идеала.

Народная культура и быт являются своего рода «сырьем», которое требует обработки. Исследователь другого – индийского – национального возрождения второй половины XIX века Дайпеш Чакрабарти вводит в своих работах понятие патриотического «цивилизирующего дискурса», в рамках которого интеллектуалы осуществляют «переизобретения» национальных традиций, т. е. стремятся привести элементы народного быта в соответствие с престижной цивилизационной моделью, обычно европейской[136]. В этом контексте становится значимой фигура женщины – жены, матери и хозяйки дома, которая «ответственна» за повседневный быт, домашнюю сферу и, соответственно, за физическое благополучие народа. Таким образом, частная сфера, домашняя экономика, способы ведения хозяйства, кухня, диета, убранство жилища, уход за ребенком становятся местом реализации патриотических начинаний, т. е. политической сферой. Беря в качестве примера соответствующие начинания в межвоенной Чехословакии, «Жаночая справа» объявляет о намерении организовывать для молодых сельских женщин трехмесячные курсы обучения рациональному ведению домашнего хозяйства (неизвестно, удалось ли осуществить это намерение). За подписью «Бабулька» публикуются советы хозяйкам – как лучше выращивать овощи, держать в чистоте дом, какую готовить пищу (например, дается совет использовать в качестве приправы и сажать неизвестный ранее сельдерей), как сшить юбку, чем кормить цыплят, как правильно стирать постельное белье (трудоемкий процесс включал замачивание, кипячение, собственно стирку, подсинивание и крахмаление) или шелковую косынку. Эти подсинивания и крахмаления не рассчитаны на женщину, которая проводит целый день в поле или на фабрике: женская аудитория, которую воображает редакция журнала, изначально другая, чем та, к которой обращались с пропагандой восьмичасового рабочего дня и оплаченного отпуска социалистические газеты. Рисуя свой собственный женский идеал, журнал выражает интересы городской интеллигенции и мелкой сельской буржуазии.