Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал Страница 16

Да, не первый год брехливые журналисты с демократами издеваются над моей «Наукой выживать» в мирное время боевой учебы войск, цитируя ее с комментарием типа: смотрите, мол, какую галиматью генерал-полковник сочинил! Неведомо им, наверное, что брошюра эта - слово в слово записанные мои ответы на вопросы подчиненных. Их записывал офицер оперативного управления (это его обязанностью было - запись всего сказанного командующим), а потом по собственной инициативе издал в типографии округа штук 100 маленьких книжиц. С превеликим удовольствием привел бы ее здесь всю, без изменений, да не сохранилось экземпляра с тех пор - так что придется воспользоваться опубликованными в «демократической» прессе выдержками (от паршивой овцы хоть шерсти клок):

«Не оскорбляй людей. Каждый оскорбленный тобой обзывает тебя так же: мысленно; вслух в курилке; рассказывает в таких же выражениях своей жене»;

Что тут сказать. И правда - не оскорбляй.

«Никто вне казармы не живет! У каждого командира - список людей, оторванных от строя».

В войсках бытовала и бытует такая нехорошая традиция: солдат-киномеханик живет в кинобудке, работающие на подсобном хозяйстве - при нем же, комсомольские активисты - в ленкомнатах. Я же ввел жесткое правило: всех в строй, все живут в казарме, на то она и армия. В казармах люди всегда на виду, здесь ты можешь их контролировать, оперативно разрешать все внештатные ситуации. В исключительных случаях можно и отпускать - если у тех же хозяйственников, например, свиньи поросятся, но только организованно, с командиром хозвзвода во главе и с составлением соответствующего списка.

«Никто домой с пистолетом не ходит, жену не проверяет, чай с соседкой не пьет. Пистолет носится всегда на ремешке, дабы не потерять его».

То, что пистолет терять нельзя, это очевидно. Но теряли. Поэтому и сказал.

И с женами тоже случалось - не прикрепленный, например, к довольству дежурный по парку на обеденный перерыв идет домой (квартиры-то тут же, рядом), а там жена не одна. Это жизнь. В предотвращение таких вот ситуаций велел для всех не прикрепленных к довольству дежурных выделить в столовой отдельный стол и кормить. Суть правила-то этого не в том, чтобы, когда домой идешь, пистолет отцеплять, а в том, чтобы туда в служебное время просто так не ходить.

«В коридорах, на лестничных клетках - никаких лозунгов. Для этого есть ленинские комнаты.»

Если на лестнице лозунги читать, а не под ноги смотреть, то сколько ног поломается.

«В утренние часы, после обеда, в выходные дни надо работать на стройках массами».

Все внутренние военные округа были замучены так называемым «хозспособом». Это когда давали разнарядку дивизии на строительство какого-нибудь объекта (клуба или дома для личного состава) - хозспособом. Вместо того, чтобы отрывать людей от боевой подготовки, лишать их тренировки навыков стрельбы, вождения, я распорядился «хозспособом» заниматься в свободное от тренировок время. Утром, в качестве зарядки, пробежка километровая до объекта, там разгрузили кирпичи, к примеру, побежали обратно.

«Совместно с врачами выяви всех «дебилов», кому нельзя доверить руль, рычаги».

Да, выяви. И в выражениях не стеснялся - не знал ведь, что кто-то мое выступление сочтет достойным публикации в центральной прессе.

«Приветствовать тех, кто стрижется наголо».

Что тут такого? Гигиенично - а тем более важно для армии, ведь при ранении головы, при операциях длинные волосы ситуацию только усугубят.

В американской армии, кстати, все ходят стриженые - почему над ними не посмеяться? Так что повсеместно приветствовать надо такую инициативу офицеров. Как думаю, так и сказал.

Я почему таким вопросам всегда уделял особое внимание - в академиях учат всему: и организации боя, и его проведению, а вот практической, жизненной, бытовой составляющей войсковой жизни - нет. Книжица моя мигом разошлась по командирам, я слышал даже, что до сих пор в округе кое-где ее используют и хвалят - офицеры, конечно, не журналисты.

Вот так вот у меня с прессой. На каждый выпад отбрехивался как мог, огрызался. Спуску не давал и не даю - приходилось и в суд подавать. Об этом еще расскажу.

По уставу гарнизонной и караульной службы хоронить с воинскими почестями положено старших офицеров, т. е. от майора и выше по воинскому званию. Отдал приказ по округу хоронить ветеранов войны с почестями, независимо от званий. Приказ обеспечил материально. Каждый военкомат (их в округе было 658) получил по автомобилю ГАЗ-69. Мы их списывали тысячами как устаревшие. Переоборудовали под катафалки, т. е. обивали красным материалом ит. д. В каждом военкомате было отделение солдат. Обязательно производили салют из автоматов холостыми патронами.

Народ был доволен, а министр Язов сначала меня по телефону отругал за самоуправство, а потом подписал такой же приказ по всем Вооруженным Силам. Сейчас такого приказа уже не существует. Демократия.

В ПРЕЗИДЕНТЫ

На эту авантюру меня вытолкнул офицерский корпус округа. Выиграть выборы генералу без поддержки партии и при отсутствии денег было, конечно, невозможно.

Перед решением идти в президенты я обратился к министру Язову. Тот долго смотрел на меня, что-то думал - вероятно, кто за мной стоит, - и сказал: «Разрешаю». Я обратился в ЦК КП РСФСР. Соколов (ныне покойный), затем Зюганов - согласились. А иерарх Русской Православной Церкви владыка Питирим, митрополит Волоколамский, когда я по телефону обратился к нему за благословением и назвал его «высокопреосвященнейший», рассмеялся и перебил меня вопросом: «Долго тренировался, чтобы чин мой выговорить?» Благословляя, произнес: «Валяй, сын мой!»

И я начал валять.

Без рубля, без поддержки КПСС и Главпура, без связей я пошел на это аутодафе. Мне не препятствовали и не помогали. Программу свою написал сам. Прочитайте ее и убедитесь, что она и поныне сохраняет актуальность. Хотя бы за утверждение, что может (и должна) быть «трудовая частная собственность», т. е. не наворованная, а заработанная. Кто-то должен быть первым.

Политуправление сухопутных войск разослало телеграмму в войска голосовать за Рыжкова. Я знал, что меня снимут с должности, но отказаться от борьбы тогда уже не мог. Можно было снять кандидатуру, но когда я посмотрел и послушал, как говорят и ведут себя Ельцин, Рыжков, Бакатин,

Жирик, Тулеев, то решил до конца донести этот свой крест. Ельцина вызывал в прямой эфир, но он струсил.

Первая моя личная встреча с Ельциным произошла в августе 1990 года.

Мне в Куйбышев позвонили из Генштаба и сообщили, что он прилетает в Казань. По уставу внутренней службы мне полагалось встречать Председателя Верховного Совета РСФСР и выставлять почетный караул. Спрашиваю службу войск сухопутчиков, затем Генштаб - ставить ли? Ни там ни там не знают. Спрашиваю начальника ГлавПУРа Лизичева. Он и «за», и «против» высказался, а потом - «как хочешь». Я полетел в Казань, поехал в Дом приемов. Через полчаса появился Ельцин в окружении кучи подхалимов. Все вслух, в голос восхищались его речью. Той самой, в которой он ляпнул: «Берите суверенитета, сколько сможете проглотить.» Чтобы не затоптали подхалимы, я стоял в стороне. Ельцин заметил меня, снимая пиджак. Весь мокрый подошел, поздоровался, спросил, почему не был на аэродроме, почему не было почетного караула, т. е. высказал неудовольствие. Я промолчал. Хрен вас знает, политиков. Одним давай почетный караул, другие (большинство) из республик этого не требовали. Тут же, при мне, к Ельцину подскочили двое. Речь шла о каких-то шинах и выгодной сделке.

Оба слова «Родина» и «Россия» не выговаривали - видать, соску в детстве не так держали.

Это сейчас ясно, какой страшной бедой был Ельцин для России, а тогда, в самом начале его пути, я сам с большим интересом наблюдал за этим человеком - после его первого выступления на XIX партийной конференции, когда он резко высказался против роли Раисы Максимовны в государственном управлении. В то время большинство народа очень сочувствовало ему, и слухи о его выступлении быстро долетели до Тбилиси, где я тогда находился. Но потом, когда появилась возможность более внимательно следить за его деятельностью, я убедился, что во многих вопросах им руководили не государственные интересы, а обычное себялюбие - именно себялюбие, а не самолюбие. С годами оно буквально съедало его, трансформируясь до невиданных, страшных размеров и форм. Кроме того, он был очень непостоянен. Ельцину ничего не стоило сказать одно, а через некоторое время заявить совсем другое. Помню одну, касающуюся его, деталь из моей, армейской сферы: когда он был первым секретарем Свердловского обкома КПСС, а министр обороны Д. Устинов был еще членом Политбюро, Ельцин каждое утро докладывал Дмитрию Федоровичу о количестве кирпичей, уложенных при обустройстве одной из свердловских дивизий. Когда же он стал первым секретарем МГК КПСС, а министр обороны членом Политбюро уже не был, с подачи Ельцина была запрещена прописка уволенных офицеров в Москве.