Теренс Маккенна - ПИЩА БОГОВ Страница 16

Наша уникальная и лихорадочная любовь к слову и символам принесла нам некий коллективный гнозис, коллективное понимание себя и нашего мира, которое выдержало испытание временем и дожило до наших дней. Этот коллективный гнозис скрывается за верой прошлых веков в универсальные истины и общечеловеческие ценности. Идеологию можно считать средой, определяемой смыслами. Она незрима, но она окружает нас и решает за нас – хотя мы можем этого и не осознавать, – что нам думать о самих себе и о реальности. Она поистине определяет за нас то, о чем мы можем мыслить.

Подъем единой по всей планете электронной культуры в значительной степени повысил скорость, с которой мы можем получать информацию, необходимую для выживания. Это, а также сама численность человеческого населения в целом привели к остановке нашей эволюции как вида на физическом плане. Чем крупнее популяция, тем меньше влияние мутаций на эволюцию вида. Этот факт в сочетании с развитием шаманизма, а затем научной медицины, привел к удалению нас из театра естественного отбора. Тем временем библиотеки и электронные базы данных заменили индивидуальный человеческий ум как основное средство, обеспечивающее хранение культурной базы данных. Символы и языки постепенно отдалили нас от того стиля общественной организации, который был характерен для наших далеких предков-кочевников и заменили эту архаичную модель куда более сложной общественной организацией, характеризующейся как планетарное общество, объединенное электроникой. В результате этих изменений мы сами стали в значительной мере эпигенетичны, подразумевая под этим, что многое из того, чем мы являемся как человеческие существа, содержится теперь не в наших генах, а в нашей культуре.

Наша способность к познавательной и языковой деятельности определяется размером и организацией человеческого мозга. Нервные структуры, связанные с концептуализацией, визуализацией, смысловым значением и ассоциативностью, высоко развиты у нашего вида. Через акт живой речи мы заигрываем со сферой воображения. Способность ассоциировать звуки, то есть заурядные языковые шумы, извлекаемые нашими органами речи, со значимыми внутренними образами есть действие синестезии. Зоны человеческого мозга, получившие развитие совсем недавно (зона Брока и неокортекс), предназначены для контроля над процессами переработки символов и языка.

Вывод, неизбежно следующий из этих фактов, состоит в том, что язык и культура стали возможны благодаря этим высоко организованным областям нашего мозга. Что касается поиска каких-то сценариев возникновения человека и его социальной организации, то здесь проблема в следующем: мы знаем, что наши лингвистические способности должны были развиться в ответ на огромное эволюционное давление, но мы не знаем, что это было за давление.

Там, где имело место потребление психоактивных растений, нервную систему гоминидов в течение многих тысячелетий наводняли галлюциногенные царства странной и чуждой красоты. Однако эволюционные нужды направляют сознание организмов в узкий тупик, где ординарная реальность воспринимается через заужающий клапан органов чувств. Иначе мы были бы довольно плохо приспособлены ко всей кутерьме непосредственного существования. Как существа с животным телом, мы понимаем, что подвластны целому ряду непосредственных забот, которые мы можем игнорировать лишь с огромным риском. Как существа человеческие, мы осознаем также и мир внутренний, чуждый нуждам нашего тела, но эволюционные нужды вынесли мир этот далеко за рамки обычного сознания.

Сознанием называется осознавание осознавания / Herbert V. Guenther, Tibetan Buddhism without Mystification (Leiden, Netherlands: E. J. Brill. 1986). p. 66/, и оно характеризуется новыми ассоциациями и связями в среде разных данных опыта. Сознание подобно какому-то сверхнеспецифичному иммунному ответу. Ключ к работе иммунной системы – способность одного химического вещества опознавать другое, иметь с другим веществом какую-то связь по типу “ключ – замок”. В этом смысле и иммунная система, и сознание представляют собой системы, которые обучаются, опознают и запоминают. / Francisco J. Varela and A. Coutinho “The Body Thinks: How and Why the Immune System Is Cognitive” in The Reality Club, ed. John Brockman. vol. 2. (New York: Phoenix Press, 1988)/

Написав это, я припомнил высказанную Альфредом Уайтхедом мысль о том, что понимание есть апперцепция стереотипа как такового. Это же и совершенно приемлемое определение сознания. Осознавание стереотипа передает ощущение, которое сопровождает понимание. По-видимому, нет предела тому, сколько сознания может обрести тот или иной вид, поскольку понимание – это не какой-то ограниченный проект с вообразимым завершением, а скорее своего рода установка на непосредственный опыт. Данное положение кажется самоочевидным с точки зрения обычного мировосприятия, представляющего сознание аналогичным какому-то источнику света. Чем сильнее этот свет, тем открывается большая часть области темноты. Сознание – это интеграция восприятия мира от момента к моменту. И тем, насколько хорошо (или можно даже сказать, насколько изящно) осуществляется эта интеграция, определяется уникальная адаптивная реакция индивида на существование.

Мы обладатели не только индивидуальной познавательной деятельности, но при совместном действии и групповой деятельности. Познавательная деятельность в группе обычно означает развитие символов и языка и манипулирование ими. Хотя эта ситуация встречается у многих видов, для вида человеческого она особенно характерна. Наша гигантская власть над символами и реалиями языка обеспечивает нам уникальное положение в мире природы. Власть нашей магии и науки рождается от нашей преданности групповой психической деятельности, совместному использованию символов, распространению идей и пересказу разных небылиц.

Выраженная выше мысль о том, что обычное сознание есть конечный продукт процесса экстенсивного давления и фильтрации и что психоделический опыт является антитезой этой конструкции, была выдвинута Олдосом Хаксли, который противопоставил обычное сознание психоделическому опыту. Анализируя свои переживания с мескалином, Хаксли писал.

Я прихожу к согласию с видным философом из Кембриджа д-ром Броудом в том, что “нам следует рассмотреть намного более серьезно, чем делалось прежде, предположение, что функция мозга, нервной системы и органов чувств состоит в основном в том, чтобы устранять, а не производить.” Функция мозга и нервной системы состоит в защите нас от переполнения и потрясения этой массой, в основном, бесполезного и неуместного знания, за счет исключения большей части того, что нам пришлось бы наблюдать или вспоминать в любой момент, и оставления только той очень небольшой, специфической выборки, которая, вероятно, будет практически полезной. Согласно этой теории, каждый из нас представляет собой потенциально Мировой Разум. Но поскольку мы суть животные, наше дело – выжить любой ценой. Чтобы сделать возможным биологическое выживание, Мировой Разум приходиться пропускать через редукционный клапан мозга и нервной системы. На выходе же имеет место жалкая струйка своего рода сознания, которая помогает нам выжить на поверхности данной конкретной планеты. Чтобы сформулировать и выразить содержание этого редуцированного знания, человек изобрел и бесконечно развивал те символические системы и те не высказанные прямо философии, которые мы называем языком. Каждый индивид одновременно является иждивенцем и жертвой лингвистической традиции, в которой он рожден. То, что на языке религии называется “сим миром”, есть мир редуцированного знания, выраженного и, так сказать, пораженного языком. Различные же “иные миры”, с которыми человеческие существа по ошибке вступают в соприкосновение, являются многочисленными элементами в совокупности знания, принадлежащего Мировому Разуму… Временные обходные пути можно обрести либо спонтанно, либо в результате целенаправленных духовных упражнений…, или же с помощью психоактивных веществ. / Aldous Huxley, The Doors of Perception (New York: Harper, 1954), p. 22 (цит. по: Олдос Хаксли. Двери восприятия. СПб. “Петербург – XXI век. 1994, С. 15-16)/

Хаксли не упоминает о том, что вещества эти, в особенности растительные галлюциногены, могут надежно и повторно открывать шлюзы редуцирующего клапана сознания и подвергать индивида действию полной силы беспредельного Дао. Способ, которым мы интериоризируем влияние этого опыта Невыразимого, с которым сталкиваемся через психоделики или иным путем, состоит в обобщении и экстраполировании своего мировоззрения в актах воображения. Эти акты являются нашим адаптационным откликом на информацию относительно внешнего мира, которая передается нам органами чувств. Для нашего вида культурные и ситуативные специфические синтаксические программные средства в форме языка могут состязаться с инстинктивным миром жестко запрограммированного животного поведения, а иногда и замещать его. Это означает, что мы можем учиться и передавать опыт, меняя плохо адаптированные виды поведения. Мы можем сообща признавать преимущество мира перед войной или сотрудничества перед нездоровой конкуренцией. Мы можем изменяться.