Алексей Поликовский - Москва против Мордора Страница 16

Это был удивительный марш по ледяному городу, марш десятков тысяч людей вдоль полицейских кордонов, в которых стояли в основном полудети с растерянными лицами, некоторые зачем-то в бронежилетах, а один, длинный, почему-то в модных черных очках; марш вообще-то не очень громкий, но периодически взрывавшийся громкими криками: «Позор! Позор!», и марш чистый, то есть незамаранный ни дрянью тусовки, ни фальшью гламура, ни участием назначенцев крупного капитала, ни руководящей ролью бывшей и нынешней прислуги олигархов. Это был марш, который в нервных бессонных ночах готовили дизайнер Катя и художник Маша, совсем не политические деятели, а просто люди, которым больно и стыдно от подлого закона; и я знаю, сколько нервов они потратили, и как волновались, придут ли люди, и сколько десятков часов провели они в фейсбуке, договариваясь, организовывая, устраивая, готовя, ища волонтеров, оповещая о раздаче листовок. Все Рождество и Новый год они делали это, иногда с тяжелой душой, потому что часто им приходилось идти против сомнений, неверия, цинизма — «Ну придет к вам тыща человек, и что?!» — и против высокомерных дураков, которые всегда появляются на пути каждого, кто что-то делает, чтобы объяснить ему, что он все делает неправильно. А им еще надо было украшать елки в своих домах и готовить стол для близких и печь итальянское печенье! Не знаю, успела ли Маша его испечь! Но вот то, что они точно успели и сумели сделать: показали нам всем, а особенно тем, кто занимает беспроигрышную позицию «все равно ничего никогда сделать нельзя», что сделать можно. Они показали, что вывести людей на улицу в протесте против дикости Ирода и жестокости его слуг могут не обязательно статусные персоны, выкормленные ТВ, а просто люди. Показали, что если нас не устраивают випы, КС, сомнительные лидеры, карьеристы-оппозиционеры, замаранные соглашательством журналисты, превращающие оппозиционное дело в распивочную виски с представителями власти — то мы все можем сделать сами.

«Верните нам нашу страну!» С таким плакатиком шла молодая женщина. Но нельзя двадцать лет спать, а потом проснуться и за один день вернуть себе страну. То, что потеряно за двадцать лет сна и обмана, придется возвращать в долгом марше. Все эти марши по улицам и бульварам на самом деле один марш. В другой библейской истории, не про Ирода, действительно была пустыня, был вождь и сорок лет времени — но главное там то, что был народ, который шёл! Гулким ритмичным звуком больших белых барабанов сопровождали воскресный марш по морозной Москве несколько мужиков в волчьих шкурах, наброшенных на дюжие тела. Они шли, в серых шкурах на белоснежных рубашках, не чувствуя холода, эти странные русские волки, гулом барабанов призывающие к национализации всего, что есть у нас на земле и в земле; а вокруг них плыли на высоких палках портреты тех, кто голосовал за закон против сирот, перечеркнутые словом «Позор!». И вдруг среди этого выводка плоских и неживых лиц осветилось одно, человеческое. Парень нес портрет Ганди. Ганди был в чем-то легком, летнем, но он не чувствовал мороза и с улыбкой смотрел на огромное шествие людей в шубах и шапках, шагающих по проспекту академика Сахарова. Ганди явно не знал, что такое русская зима, но Ганди явно знал, что такое мирный, упорный, неостановимый протест людей, которые никогда не отчаиваются, никогда не устают и в конце концов всегда приходят к победе.

Портреты депутатов заканчивали свой путь в мусорном контейнере с надписью «Для отбросов», стоявшем на тротуаре. Со странной важностью, словно не понимая своей судьбы, они смотрели из мусорки, а напротив них стояла толпа и молча смотрела на них. В толпе ходил мужчина с косой в руках и в черном балахоне, на котором спереди и сзади было написано «Коррупция». Из-под балахона торчали остроносые туфли с серебристыми цепочками. Тут же поблизости был человек с надетым на голову картонным ящиком, с трех сторон оклеенном мыслями о текущей ситуации, соображениями о жуликах и ворах и сообщениями для депутатов. «Исаев, мы запомним твою мор_у!», — гласил текст одного из сообщений, в котором буква «д» была корректно выпущена. А на тротуаре до последнего стоял человек в желтом жилете и натянутом капюшоне с плакатом: «Богородица, Ирода прогони!»

Люди в черном против людей в разном

Мученики оппозиции уже год в тюрьмах. Их забыли? 12 июня 2013 Москва выходит на «Марш против палачей»

Широкая людская река трогается под рев сотен голосов: «Свободу политзаключенным!» Вот они, политзаключенные России, их лица на больших, метровых и полутораметровых портретах, поднятые над первым рядом, в свете летнего солнца и мягком веянии флагов, плывут над Москвой. Они все здесь, эти узники и мученики, засунутые на долгие месяцы в камеры СИЗО, получившие кляп в рот и ошейник на горло в виде домашнего ареста — вегетарианец Леонид Ковязин, и инвалид второй группы Михаил Косенко, и бывший матрос Северного флота Алексей Полихович, и анархист Алексей Гаскаров, и кандидат наук и отец двоих детей Сергей Кривов… Улыбается с фотографии Сергей Удальцов с привычно бритой головой — для многих он просто Серега; глядит на шествие задумчивая девочка Саша Духанина, активист движения «Еда вместо бомб». И медленно плывет белый с красными буквами плакат во всю ширину Якиманки: «Свободу узникам 6 мая! За вашу и нашу свободу!»

Все эти люди сидят ни за что. Все они год назад пришли на мирную демонстрацию. Все они жертвы провокации, которую устроила озлобившаяся на людей, потерявшая в панике тех дней соображение, социально опасная и мелко-мстительная власть. Цель того, что делают с этими людьми, выдернув их из нормальной человеческой жизни и мучая в камерах, — возродить в душе у каждого из нас давний, всегдашний, генетический русский страх, прорастающий корнями в аракчеевские поселения, в съезжие и этапы, в сталинский террор, в пытки карцером, в липкую гэбэшную муть. Те, кто пытается снова запихнуть Россию в серый, мерзкий туман полицейщины, — это они преступники.

Каждый из пятидесяти тысяч, запрудивших Якиманку, знает это. И другие сотни тысяч тоже знают, которые еще придут. На краю людского потока, заполнившего старую московскую улицу, плывет ангельское лицо Маши Алехиной, а под ним черный плакат с белыми и алыми буквами: «Полицаев с Болотной под суд!» Во всю ширину Якиманки медленно и мерно течет людской поток, весь в ярких, нарядных флагах, с огромными цветными лозунгами, со стайками воздушных шаров, с тысячами самодельных плакатиков формата A4, на которых каждый горожанин с помощью принтера или фломастеров может сказать слово. И они говорят.

Я рассказываю про этих людей, выходящих на улицы, в каждом тексте про митинг и в каждом рассказе про марш, потому что каждый из них неповторим, каждый со своим лицом, одеждой, манерой идти, манерой смеяться, говорить и нести плакат. Каждый из них в высшей степени свободен, ибо сам пишет свой плакат и сам выходит с ним на марш. Это идет — в очередной раз идет — та свободная, стихийная, природно ненавидящая подлость и ложь Москва, которую я люблю и знаю до последних переулков. Это шагают мужчины с интеллигентными подстриженными бородками, каждый из которых философ, и красивые женщины в развевающихся юбках и под разноцветными зонтиками, спасающими их нежную кожу от жаркого солнца. Это идут под красными флагами анархисты, ротфронтовцы и левые, все сплошь молодые и громкоголосые, и несут плакат: «Остановим репресии массовым протестом!» Это не опечатка, это они так написали на плакате с одним «с», а переделывать, видно, было им не с руки — времени нет, да и сил уже столько потрачено… Но эта ошибка на самодельном плакате ценнее, чем три тысячи плакатов, сделанных по шаблону и с текстом, спущенным из администрации.

Вот что они говорят, люди московских улиц, передаю вам. «Узурпатор! Помни! Рано или поздно ты будешь на их месте!» — телеграфирует в Кремль женщина, держащая в высоко поднятой руке картонку на деревяшке. И она идет с этим посланием миру и городу по центру Москвы, идет в виду сияющих золотом куполов Кремля и мимо тысяч полиции, внутренних войск и ОМОНа, и не боится ни их, ни внедренных в демонстрацию шпиков. И уже не будет бояться никогда. Мужчина с листом бумаги обходится одними сокращениями: «ОНФ=ОПГ». Да, эти люди говорят едко, язвительно и иногда грубо — но что поделаешь, это такой город, где люди часто лепят друг другу в лоб и не выбирают нежных слов. Идет другая женщина, а на груди у нее картонка с портретами двух невысоких господ и подпись: «Палач и трепач». На чьем-то рюкзачке, висящем на спине, мелькает краткое: «Нет диктатуре!» А мужчина с бритой головой, в бриджах и белых кроссовках и вовсе груб, но что поделаешь, тут же не пресс-конференция со специально подобранными якобы журналистами канала RT, ласково купающими собеседника в ванне с сиропом. Мужчина возвещает: «Путин! Жуй сопли, а не конституцию!»