Ольга Романова - Анатомия протеста. Оппозиция в лицах, интервью, программах Страница 16

- После четвертого марта будет пятое марта, будет митинг на Лубянке, потом будет митинг 10 марта. У нас там пока вязкие переговоры идут. Говорить, что разрешат, — еще рано. «Нашистам» уже разрешили. Следующая дата, на мой взгляд, важная — это инаугурация 7 мая. Ну, а потом День победы.

- А люди, как думаете, не устанут ходить на акции?

- Если люди не будут выходить на улицу, то тогда не надо обижаться, что нами правят негодяи.

Путин и его клан контролирует 130 млрд. долларов собственности. В частности, речь идет о доходах от газовой и нефтяной промышленности, банковской сферы, ВПК. Этот клан сконцентрировал весь контроль над властью, экономикой страны, над спецслужбами. Как вы думаете, одна мирная акция может изменить такую ситуацию? Думаю, это риторический вопрос.

Мне бы очень хотелось надеяться на то, что наши люди проявят терпение и смелость протестовать и дальше. Но это должны быть мирные акции, не должно быть кровавых побоищ. Мы должны бороться, потому что это наша страна, мы ее отдавать не должны.

Изабель Магкоева

«СОЦИАЛИЗМ - ЭТО ВСЕГДА РАДИКАЛЬНО»

(Впервые опубликовано - Rfi.fr, 19.10.2012)

- Несколько лет назад ты начала ходить на митинги, читать марксистскую литературу, в общем стала активисткой. В какой момент произошел этот переход от активизма к реальной политике. КС - это все же реальная политика.

- Я не согласна, потому что для меня активизм и какие-то дела - это реальная политика. КС - это все-таки, скорее, про разговоры и политические дискуссии, чем про реальные дела. Я против такого деления. Активизм в сфере образования, профсоюзов - это и есть настоящая политика, а не работа на СМИ.

- Но когда ты выступаешь на митинге перед многотысячной толпой, ты в какой-то мере позиционируешь себя в качестве политического лидера. Ты не считаешь?

- Я не лидер. Лидер - это человек, за которым стоят тысячи, которого все слушаются, который берет на себя большую ответственность. Я против лидерства. Я считаю, что лидерство людей деполитизирует. Когда есть лидер, люди склонны перекладывать ответственность с себя на другого человека. Поэтому я вообще против института парламентской демократии, он приводит к тому, что наша политическая активность случается с нами раз в несколько лет. И большую часть времени мы аполитичны. Пока мы аполитичны, люди, которых мы выбрали, обычно делают то, что не соответствует нашим интересам.

- Кстати, про Марш Миллионов (15 сентября). Какое у тебя было ощущение, когда ты стояла перед этой толпой, и, прямо скажем, не все знали кто такая Изабель Магкоева?

- Я очень волновалась. Потому что на тебя смотрят несколько тысяч человек и ждут, что ты сейчас что-то скажешь. И ты думаешь, что тебе сказать, чтобы зарядить людей энергией. Вообще этот митинг не был таким энергичным, как предыдущие, как, например, Болотная (площадь) и другие митинги. Люди очень слабо реагировали даже на лидеров протеста, на Навального, например. Видно, что люди устали. Вообще, я чувствовала ответственность. На самом деле, я особенно не получаю удовольствия от выступлений.

- Вот ты говоришь про лидеров протеста. Имеешь в виду Навального, Яшина и других. Какие у тебяс ними отношения?

- Возвращаясь к моим предыдущим словам, я не считаю их настоящими лидерами. Они «как бы» лидеры. То есть самые значимые медийные фигуры в оппозиции. Это Навальный и Удальцов. Про остальных я сомневаюсь.

Навальный — мой идеологический оппонент. Особенно мне в нем не нравится заигрывание с национализмом. Мне не очень нравится его биография — все эти истории со стрельбой, видео на медицинскую тему (что Кавказ — это кариес, который нужно уничтожать). Мне это просто противно. С Удальцовым у нас есть какая-то дискуссия. Мы, конечно, левые, но левые все разные. Есть более умеренные или более радикальные. Но я, конечно, поддерживаю Сергея, у нас с ним хорошие отношения.

- А что ты думаешь про последнюю историю с Сергеем Удальцовым? (Уголовное дело, которое Следственный комитет завел на Сергея Удальцова в связи с эпизодом из фильма телеканала НТВ «Анатомия протеста-2»).

- Очевидно, что левые сейчас активизировались. Мы стали более заметны, особенно Удальцов. Движение стало обращаться к социальной тематике. Социальной тематикой у нас, как мы видим, могут заниматься только левые. И когда мы говорим о профсоюзах, об образовании и здравоохранении — это сильный ход против власти. Они всегда говорят, что оппозиция только говорит, хочет только власти, а реальные проблемы людей их не интересуют. И Путин у нас ходит во главе демонстрации профсоюзников и строит из себя такого социального президента. Когда мы начинаем этим заниматься, конечно, они начинают нервничать. Им это не нравится. Они просто боятся, что мы заберем их электорат.

- Ты социалистка. Как ты считаешь, в каком виде сегодня в России существует социалистическое движение? И что ты думаешь про французскую модель социализма? Там социалисты у власти.

- В России сложная ситуация, потому что у нас есть КПРФ, умирающий динозавр. Эту партию я в принципе не считаю левой, и мне очень не нравится то, что они взяли курс на популизм, используют националистическую риторику, религиозную.

- КПРФ ведь коммунисты, не социалисты.

- Они себя называют коммунистами, но они, скорее, любители СССР. Люди, которые хотят вернуться назад в СССР. СССР я не считаю ни в коей мере воплощением коммунизма и даже социализма. Для меня социализм — это свобода личности, в первую очередь. Свобода человека и подлинно демократический и политический строй. КПРФ критикует протестное движение, они всегда на стороне Путина. Есть несистемные левые, они гораздо ближе к тому, что я понимаю под коммунизмом и социализмом. У нас сейчас очень мощный приток новых членов, и в основном это молодежь, что очень радует. Появляются молодые спикеры, например, я. Что касается Европы, меня беспокоит, что социал-демократические партии, приходя к власти, ведут еще более консервативную и неолиберальную политику, чем либеральные партии. Здесь у меня есть определенный скепсис. Но мне, например, очень интересно то, что делает «Сириза» в Греции, я за ними слежу и надеюсь, что они все-таки придут к власти.

- Они же радикалы?

- Социализм - это всегда радикально. Это совершенно другая экономическая и политическая формация. И какие-нибудь социальные пособия - это не социализм. Это скорее косметический ремонт системы.

- Ты сказала, что КС - это скорее про разговоры. То есть для тебя это не реальный орган альтернативной власти?

- Поживем - увидим. Я не очень хочу выступать адвокатом КС, потому что у меня тоже много вопросов и претензий. Но я туда иду для того, чтобы влиять на повестку митингов и протестной активности. Либералов будет больше всего, и меня беспокоит, что они будут навязывать свою повестку. И мне не нравится, что туда идет много медиа-машин: звезд шоу-бизнеса, например, которые с политикой и активизмом вообще никак не связаны.

- Они, таким образом, привлекают внимание к КС.

- И тем самым они занимают места реальных активистов, которые не имеют ресурсов, чтобы заниматься самопиаром.

- Давай предположим, что в ближайшее время власть сменится. И к власти придут вчерашние оппозиционеры. Согласно лозунгу «Мы тут власть». Как ты себя видишь в этом новом мире?

- Не дай бог, чтобы власть прямо сейчас сменилась. Я против захвата власти. Это должно вызреть само. Люди должны сами пробудиться. Права не дают, права берут. Если у нас просто поменяется верхушка, особенно, если она поменяется на людей типа Навального и Немцова, я очень боюсь, что произойдет новый передел власти, как это было в 90-ые годы. Конечно, я хочу перемен, но я хочу, чтобы они делались не какими-то отдельными революционерами, а чтобы они делались народом. Миллионами.

- Ты выступаешь за масштабную народную революцию?

- Конечно.

- Ты думаешь, она случится?

- Я думаю, что да. Не за горами мощный кризис. А учитывая то, что у нас сейчас политический кризис, что люди в целом недовольны, они уже знают как канализировать свое недовольство, то они могут начать брать власть.

Например, цены на нефть упадут или случится мощный экологический кризис.

- Я знаю, что ты феминистка. Как ты оцениваешь состояние феминистического движения в России, как оно развивается в условиях бытовой дискриминации?

- Как и любая женщина в России, я страдаю от этого. Феминизм сейчас на подъеме, потому что к нему появился интерес. Много женщин, которые начинают говорить об этом. Даже мои подруги, которые раньше об этих проблемах не говорили, начинают замечать. Меня это радует. Но в России феминистка — это ругательство. У нас пропагандируется образ женщины, в лучшем случае, матери, в худшем — сексуального объекта. Я постоянно сталкиваюсь с сексизмом, занимаясь политикой, где женщин очень мало, и к женщине отношение как к украшению или инструменту каких-нибудь сил.