Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6410 ( № 14 2013) Страница 16

– Вы длительное время работали в Министерстве юстиции СССР. Каково ваше восприятие амнистий в целом?

– Всего, начиная с 1905 года и по сегодняшний день, произошло 34 амнистии. Две были при царском режиме, ещё одна была проведена Временным правительством. Тогда выпущенных из тюрьм преступников называли "птенцами Керенского", «горластыми птенцами беспредела», «сознательными врагами трудящейся массы». Впоследствии определённая часть освобождённых или эмигрировала, или стала врагами советской власти, или подалась в нэпманы.

– А как обстоит дело с амнистиями в наше время?

– С 1994 года по сегодняшний день, то есть за 22 года, состоялось 14 амнистий. Мы в адвокатском сообществе считаем, что любая амнистия – это всегда благо, потому что человек выходит на свободу. Амнистии бывают общие, когда задевают определённую группу людей, наказанных государством за совершение тех или иных преступлений, а также частные. Это, как правило, помилование. В нашей стране помилование осуществляет непосредственно Президент Российской Федерации.

Николай КЛЁН, председатель Межреспубликанской коллегии адвокатов, заслуженный юрист РФ

– Каково ваше восприятие амнистии 1953 года?

– Это была одна из самых громких и значимых амнистий в истории СССР. Амнистия всегда воспринимается общественностью как гуманизм власти и в целом носит позитивный характер. Так, в 1953 году освобождались все осуждённые на срок до 5 лет, имеющие детей до 10 лет, женщины, беременные, несовершеннолетние, пожилые, тяжелобольные – почти 50% из двух с половиной миллионов заключённых на тот период в СССР.

Конечно же это положительное явление. Но, как позже показали произошедшие события, были и отрицательные последствия. Так, не совсем обоснованно было отпущено на волю немало отпетых уголовников, рецидивистов, они создали криминогенную обстановку: усилились грабежи, разбои[?] К сожалению, ещё более двухсот тысяч осуждённых – так называемых политзаключённых, остались в лагерях.

– Да так ли уж нужны амнистии?

– Любая амнистия – это акт милосердия со стороны государства. И моё профессиональное и человеческое отношение к подобному событию только положительное. Но амнистия должна быть справедливой. Под неё не должны, на мой взгляд, попадать отпетые негодяи, изуверы, совершившие бесчеловечные преступления. Особенно необходимо в наше время чаще амнистировать несовершеннолетних, женщин, имеющих детей, больных, престарелых, так как уровень и условия отбывания наказания в РФ до сих пор остаются очень низкими. О каком исправлении там, в той обстановке, может идти речь? На мой взгляд, нужно больше гуманизма по отношению к преступившим закон. К сожалению, в последние два года акты помилования в отношении конкретных лиц не применяются. Когда Комиссию по помилованию возглавлял ныне уже, к сожалению, ушедший из жизни писатель Анатолий Приставкин, она работала гораздо активнее. Своё удивление в связи с отсутствием документов на помилование выразил и президент Путин.

– Помилование – это частный случай. А амнистии задевают большие группы заключённых...

– На протяжении моей более чем 30-летней адвокатской практики все акты амнистий, которые применялись к моим бывшим клиентам, приносили только пользу. Как для них, так и для общества. Среди моих амнистированных подопечных не было ни одного случая рецидива.

Беседовал Игорь НЕХАМЕС

Семь дней в подвале

СЮЖЕТ     Этот фильм о прыщавом юноше Лоренцо. Ему 14 лет, и он учится в школе. Лоренцо хотят отправить на неделю вместе с классом покататься на лыжах в горы, а он, обманывая родителей, спускается в подвал своего дома и всю неделю живёт в нём.

Лоренцо обыкновенный современный мальчик с наушниками. Ему хорошо наедине с собой. Музыка и книги о войне между вампирами становятся для него тем забором, который его отделяет от внешнего мира. Но Я, говорит Бертолуччи, это всё-таки наше "я", а Другой - это всегда «он» или «она». А поскольку мир – это множество поименованных Других, постольку Лоренцо прячется от мира, отделываясь от него непониманием, затыкая уши и закрывая глаза. Родители этим, конечно, обеспокоены и отправляют его к психологу.

ПСИХОЛОГ      Врач беседует с Лоренцо и пытается ему внушить мысль о существовании границы между нормой и девиацией. Нормально бытие с другими. Ненормально быть анахоретом. Но Лоренцо удивлён: то, что доктор считает ненормальным, давно уже стало нормой. Мы можем спросить: означает ли это, что мир болен? Бертолуччи полагает, что этот наш вопрос интересен, но он вне компетенции психологии и даже психоанализа.

НЕНОРМАЛЬНОЕ      Затем следует сцена в кафе. Мать беседует с сыном. Они говорят об отце. Режиссёр нам показывает, что мать молода, отца нет, а сын взрослый. Бертолуччи знает, что сын должен стремиться занять место отца. Так устроено после Фрейда европейское сознание. И Бертолуччи идёт навстречу ожиданиям этого сознания. Диалог завершается вопросом Лоренцо: мама, если бы ты родила от меня мальчика, как бы ты его назвала? Мать испугана. Зрители замирают в ожидании инцеста. Но вместо инцеста Бертолуччи отправляет своего героя в подвал.

ПОДВАЛ      Подвал Бертолуччи – это не подполье Достоевского, но это и не бессознательное Фрейда. Он слишком комфортен для того, чтобы быть подпольем. В нём нет места для крыс и мышей, для угрызений совести шизофренического сознания.

В подвале семья Лоренцо хранит вещи умершей графини, бывшей хозяйки дома. Лоренцо не мера вещей. Он прост и даже примитивен. Это идеально чистая поверхность, на которой учителя пытаются писать свои письмена. В нём нет никаких изгибов и складок. У него, видимо, ещё не сформировалось даже его бессознательное. Но клин вышибается клином, и Бертолуччи направляет в подвал наркоманку.

ОЛИВИЯ      Наркоманку зовут Оливия. Она уже испытала жизнь своей экзистенцией и получила первые символические шрамы. Оливия погрубела и ожесточилась, но встреча с собой у неё всё же ещё не состоялась. Оливия ещё только собирается покинуть город и уехать жить на ферму в деревню, где пасутся лошади, которых она, в свою очередь, ещё никогда не видела.

История Оливии, рассказанная Бертолуччи, банальна. Ей 20 лет. Она художница, то есть фотограф, получивший признание. Богемная жизнь приучила её к наркотикам. Оливия проста, хотя Бертолуччи и попытался сделать из неё некое подобие ленты Мёбиуса. Во-первых, она по воле режиссёра оказалась по отцу сестрой Лоренцо. Во-вторых, она же была замечена в попытке убить мать Лоренцо за то, что последняя разрушила её семью. Правда, об этом Лорен­цо ничего не знал.

В подвале вновь забрезжила возможность для инцеста как способа взросления недоросля. И вновь Бертолуччи обманул ожидания зрителей. Вместо инцеста в подвале Бертолуччи устроил показ моды и примеривание старинных шляпок.

СКЛАДКА      В конце концов Оливия, по мысли режиссёра, стала для Лоренцо тем изгибом, той складкой, в которой у людей образуется внутреннее, видимое изнутри и невидимое извне. За семь дней, проведённых в подвале, подросток стал взрослым. Он впервые узнал, что в жизни есть «ломка», боль и страдание. Что в ней есть состояния, в которых исчезает различие между жизнью и смертью. Монологи Оливии напоминают монологи Кириллова из «Бесов» Достоевского.

«Теперь человек ещё не тот человек, – говорил Кириллов. – Будет новый человек, и ему будет всё равно: жить ему или не жить». И этот человек будет богом. Бертолуччи назвал этого нового человека Оливией и сделал её наркоманкой.

ТАНЕЦ В ПОДВАЛЕ      Одна из самых красивых сцен фильма – танец в подвале. Конечно, это не «[?][?][?]ё[?]a[?]åå [?]анго в Париже». В ней нет изысканной самодостаточности, но даже чёрствая душа зрителя способна развернуться в момент танца, чтобы потом опять, очистившись, свернуться.

Лоренцо и Оливия, брат и сестра, нежно обнимают друг друга и танцуют. В этом танце исчезает отчуждённость, выражаемая в словах «он» и «она», и возникает притягательное «я» и «ты». Лоренцо и Оливия за неделю прошли бесконечное расстояние, отделявшее их друг от друга. И мир стал на мгновение другим, лучше. Танцуйте, говорил Платон, и «лучше» будет длиться вечно.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ШТАМПЫ      Бертолуччи – экзистенциалист. Он ещё не знает, что философия экзистенциализма устарела, что человек теперь – это не бытие в мире, а бытие вне мира. И тебе нужно искать путь к себе, а не к Другому. Что ад – это не Другие, но ты сам можешь быть адом. Герои Бертолуччи всё ещё пытаются заключить союз с миром. Они не обращаются к себе с вопросом: кто я? Они обращаются к миру и говорят: возьми нас, дай нам место, и мы откажемся от наркотиков, мы перестанем устраивать тебе фронду. Из героев Бертолуччи получатся хорошие менеджеры власти.