Андрей Мальгин - Советник президента Страница 17

- Ну что, Валя, тебе пришли какие-нибудь ответы на твои запросы?

- Да, из газеты «Франкфуртер рундшау». Предлагают работать у них в архиве и даже заполнить кадровую анкету какую-то.

- Не торопись, Валя, я думаю, будут и более интересные предложения. Игнатий, как ты думаешь, долго ты еще продержишься в администрации? – задал Присядкину прямой вопрос Карл. – Я же должен знать, когда вы сюда двинетесь.

- Ну пока я вроде сижу крепко, а там как знать. У нас, знаешь, все так быстро меняется. Людей не ценят.

- Карл, - перебила мужа Валентина, - в июне будущего года мы снова на Бодензее. Может так случиться, что наше временное пребывание там плавно перетечет в постоянное. Какие документы нам с собой взять?

- Ну до этого еще много времени. Вы окончательно решили?

- В том-то и дело, что не окончательно. Прежде всего, беспокоит судьба Машки. Она, конечно, поступит сначала в московский вуз, но потом, возможно, придется переводиться в Германию.

- Ну мы же это уже обсуждали. Тут вопрос в общем-то решен. К сожалению, никто из вас не еврей, поэтому по еврейской линии вас тут натурализовать не удастся. И тем более вы не этнические немцы. Я думаю, было бы неплохо, чтобы у вас к моменту приезда были на руках какие-то доказательства того, что вас преследовали в России за убеждения. Чтобы не было ощущения, что приехала благополучная семья и хочет сесть на шею немецкому налогоплательщику.

- Ну а мой статус бывшего президентского советника никак не будет учитываться?

- Для миграционных властей это минус. Значит процветал. Если только разведка заинтересуется и поможет, не знаю.

- Ну а какие могут быть доказательства преследований? – попыталась уточнить Валентина.

- Ну, например, публикации в печати, лучше немецкой, но можно и в московской, что на кого-то из вас было совершено покушение… Конечно, не дай бог, но все же подумайте… Самого покушения может и не быть, но публикация быть должна. Постоянные угрозы, хорошо чтоб в письменном виде. Надо, чтобы вы постоянно обращались в милицию по поводу угроз и преследования. Тут нужны реальные факты… Понимаете?

- Ну письма мы организуем, без проблем, - встряла в разговор Маша с набитым ртом.

- Маша, помолчи, - сделал ей замечание Присядкин, - это взрослый разговор.

- И смотри не трепанись где-нибудь, - добавила Валентина, строго глядя на дочь.

- Я вам могу привести пример одного вашего кинорежиссера, - продолжал Карл. - Он вообще-то тут был человек известный, при перестройке получил даже приз на кинофестивале. Но все-таки мы не были уверены, что ему дадут немецкий вид на жительство так вот сразу. Тогда в Москве на его жену совершили безобразное нападение в лифте их подъезда. И это все решило. Это была как бы последняя капля, подвигнувшая их просить в Германии политическое убежище. То есть решили-то они давно, но нашим властям все чего-то не хватало. Вы понимаете? А так даже сомнений ни у кого не вышло – давать или не давать вид на жительство. Дело было представлено как антисемитская выходка.

- Я попрошу Василия, и он на меня нападет в лифте, - тут же прямолинейно предложила Маша.

- Какого еще Василия? – удивился Присядкин.

- Какого-какого? Из будки! – раздраженно ответила Валентина.

- Из какой будки? – продолжал не понимать Присядкин.

- Которая стоит у нас под окном. Василий – охранник, я давно уже требую его уволить.

- Не уволишь! Не посмеешь! – завопила Маша.

- Ага, а он согласится потом сесть за попытку изнасилования? - резонно заметил Присядкин, так до конца и не сообразивший, о каком Василии и из какой будки идет речь. – Вот то-то и оно… Не будь ребенком, Машка.

- Короче, ребята, думайте, - сказал Карл. – А мне пора. Я так понял, вы улетаете послезавтра. Я приеду за вами в гостиницу и сам отвезу в аэропорт, так что еще поговорим. А вы подумайте над тем, что я вам сказал. Если вы наметили уехать - меньше благополучия, больше страданий.

- Погоди, Карл, - Валентина вспомнила, что еще не все обсудила. - Нам с Машкой для многократной Шенгенской визы нужна какая-нибудь бумажка из Германии. Это мне позавчера сказала Роза…

- Нет вопросов. Я с Розой созвонюсь, и мы все организуем.

- Спасибо. А, кроме того, ты ничего не сказал, как нам здесь пристроить книгу Игнатия. Ты взялся б ее перевести?

- Какую? «Я бог»?

- Ну да.

- Конечно, взялся б, если найдется издатель. Но с этим туго. Это все-таки не проза, а очень специфическая публицистика. Круг читателей такой книги ограничен. К тому же три тома, чтение трудное. Я, конечно, делаю, все, что могу, но пока не получается. Честное слово, Валентина, именно с этой книгой не получается.

- Ну ладно. Будем надеться, - сказала Валентина, а сама подумала: «Совсем мышей не ловит Карл. Надо искать ему замену». Как будто прочитав ее нехорошие мысли, Карл решил на прощание испортить им настроение. Он спросил:

- А вы уже видели последний том собрания сочинений Сергея Довлатова?

- Нет, не видели, - насторожилась Валентина. – А что там?

- А вот что там. Я специально для вас выписал, если у вас руки не дойдут. И Карл достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку.

- Довлатов отвечает одному из московских корреспондентов, который сообщает о выходе чеченской повести Игнатия и о том, что она имеет огромный резонанс… Карл развернул бумажку и прочел цитату:

- «Присядкина читать не буду. Я их не читаю уже лет двенадцать. Не думаю, что за это время они превратились в Шекспиров». Вот так, Валя.

- Ну и к чему ты это прочитал? – поинтересовалась Валентина, изобразив равнодушие.

- К тому, что здесь на Западе разные были мнения даже о той знаменитой повести. А уж каждое новое сочинение Игнатия приходится пробивать с огромным напряжением сил. Это чтоб вы не думали, что я тут дурака валяю, ничего не делаю. Делаю, но не всегда все выходит так просто, как вам бы хотелось.

- Ну ладно, Карл, мы тебе верим. Ты, кажется, опаздывал?

- О да, очень тороплюсь. Приятно долететь домой!

Как ни торопился Карл, он все-таки не забыл заплатить за всю честную компанию. Он давно уже усвоил, что русские за границей за себя не платят никогда.

Как обычно, при сборе чемоданов, Валентина внимательно разглядывала обновки. Кое-что напялила на себя, осторожно покрутилась перед зеркалом, чтоб не оборвать этикетки и ярлыки. Покупки должны были лежать сверху или же в отдельном пакете, чтоб не перерывать весь чемодан, демонстрируя их таможенникам. Дело в том, что на квитанциях «такс-фри», выданных в магазине, обязательно должен был присутствовать штамп таможни. В других странах его в аэропортах ставили без звука. Но дотошные немцы часто требовали показать товар с бирками магазина. Они должны были убедиться, что он действительно куплен иностранцем и вывозится из страны. Получив штамп таможни, можно было идти в кассу и получать денежки. Все эту нехитрую науку Валентина давно освоила, так как сопровождала Присядкина практически при всех его заграничных вояжах. А в Германии она бывала не реже, чем некоторые посещают собственную дачу.

- Черт! – вскрикнула она, взяв в руки розовую кофточку. Она была куплена за гроши, будучи уцененной почему-то в три раза. В магазине кофточка показалась ей довольно симпатичной и при этом идеально подходила к ее летним брюкам.

- Что такое, мать? – осведомилась Машка. – Ты купила не свой размер?

- Посмотри, - Валентина показала дочери кофту. - У нее наполовину оторван рукав.

- Мама, чему ты удивляешься. Наверно, гнилые нитки, вот и поехало…

- Но ведь этого не было! Я же примеряла ее в магазине.

- Вот, наверно, когда снимала, нитки и поехали… - резонно предположила дочь. – У тебя, видимо, слишком толстые руки, неудивительно, что кофта не выдержала.

- Который час? – резко спросила Валентина.

- Без пяти шесть, - откликнулся молчавший до этого Присядкин. Он сидел перед телевизором, и дожидался новостей CNN. Можно было подумать, что английский он знал лучше немецкого. Все жизнь в анкетах он указывал: «Иностранными языками не владею».

- Ну ёлки-палки. У этих идиотов магазины закрываются в полседьмого. Я побежала – надо менять кофту.

- А сколько она стоила? – повернул голову от телевизора Игнатий.

- Сейчас посмотрю… 280 евро! – Валентина назвала ту цену, которая была перечеркнута. На самом деле она заплатила за нее 99.

- А зачем ты себе покупаешь такие дорогие кофты?

- Знаешь что! Это ты можешь себе позволить ходить в обносках, а я все-таки женщина. И еще далеко не старуха. Так что я побежала. Может, успею. Маш, пошли со мной, поможешь с ними разобраться.

- О господи! – Маша нехотя поднялась из кресла. С трудом преодолев природную лень, она решила пойти с матерью качать права не потому, что ей было жалко родительских денег, а ради торжества справедливости. Машка у Присядкиных была за справедливость.