Александр Солженицын - Россия в обвале Страница 17

И что же "акционеры"-колхозники? Сколько раз советское государство обманывало крестьян? — несчётно; сколько раз выполняло обещанное? — ни разу. В обезлюдевшей деревне всё меньше настоящей рабочей силы, а ещё меньше трудолюбия: зачем работать? Если продукты села никому не нужны, остаётся один смысл жизни: запить. «Акционерные товарищества» держатся в дремлющем состоянии: не работать в силу, но и получать огрызки. Живут люди от своих участков и от подворованного колхозного, растаскивают где что удастся, и в прежней неразгибной зависимости от колхозных князьков: смотри подсобит топкой, комбикормами. Как объясняет знаток современной деревни Б. Екимов: «Приросли к колхозу, оборви — кровь пойдёт».

А ведь дело не в форме земельной собственности, но в том, сколько средств (и ума!) вкладывается в землю. Переходить к мелкой собственности — надо прежде менять и профиль всего сельскохозяйственного машиностроения и обеспечить прокат-аренду техники. В Голландии и сегодня много сельскохозяйственных кооперативов — а дореволюционная Россия изобиловала кооперативами всех видов, до ссудосберегательных, маслобойные же мелкие кооперативы Сибири кормили всю Европу сливочным маслом высшего класса. (Большевики исказили: кооперативы — в колхозы, земство — в советы; погубили и то и другое). Да укрупнённое землевладение с повышенной технологией всегда и рентабельней. (Вообще в дореволюционной России было свободное соревнование разных видов производства и собственности: государственной, кооперативной, земской, крупной частной и мелкой частной).

Теперь закрываются в деревнях общественные здания, магазины, клубы, один телефонный аппарат не на всякую деревню. Закрываются и медицинские пункты, и школы. И детские голоса не во всякой деревне услышишь.

Так живёт четверть населения нашей страны. Ныне нашему обществу внушается, что отечественное крестьянство вообще не нужно стране. Но с гибнущей деревней — необратимо перерождается и весь русский народ.

СУДЬБА ЗЕМЛИ — Однако странно: чем меньше мы нуждаемся в земледельческом сословии, чем равнодушнее правящая в стране олигархия и её общественно-газетные идеологи к судьбе деревни, к остаткам крестьянства и к самим урожаям, — тем настоятельней и даже до ярости требуют закона о свободной продаже земель! Загадка? Никакой. Вся столичная шумиха с неограниченной свободой продажи земли — совсем не имеет в виду сельскохозяйственное производство, но только удобнейший вклад в земельную собственность награбленных капиталов. Уже руки задрожали — захватывать латифундии.

Да с каким торопливым захлёбом требовали немедленных, немедленных аукционов, а для чего та земля потом будет использоваться — никого не касается, не троньте прав владельца! (А — кто на той земле живёт? А те — пусть как хотят барахтаются. Уже готовятся отмежевать их и от земли.)

В тот раз всё ж надоумили их: да ведь земля вся разная, надо сперва земельный кадастр составить, на это уйдёт по стране 10–12 лет. На что последовал находчивый президентский Указ: составить кадастр в месячный срок! Впрочем, тут же и забыт, как и прочие Указы.

Бог хранит: до сих пор не издали заклятого закона. (Да чёрный-то рынок земельный поспешествует, «теневая» продажа земли идёт, особенно близ городов крупных. А в некоторых автономиях готовится и такое извращение: право на земельные участки предоставить только титульной нации).

А ведь раньше, чем так страстно обсуждать продажу сельскохозяйственной земли, — задуматься бы: а откуда она у государства взялась? ведь она вся ворованная — отобранная у крестьянства. Так раньше гомона о продаже поискать бы пути, как вернуть землю крестьянам: и колхозникам-совхозникам, ограбленным в коллективизацию: и не менее того, а даже раньше — потомкам раскулаченных. Такие обнаруживаются во многих местах и просят вернуть им участок именно своего деда-прадеда. («Докажи бумагами изъятие!» — как будто раскулачники выдавали справки. Но местные жители помнят). И это — справедливо, всё вместе это было бы — реабилитацией крестьянства.

А если мы этого не сделаем — то мы государство разбойников.

Начать бы с того, чтобы широко послушать мнения агрономов, мелиораторов, самих крестьян. Я в своих поездках по России, сколько мог, собирал такие мнения — и они стройно складываются. И не противоречат формулировке дореволюционной 4-й Государственной Думы: «Частное владение на правах постоянного наследственного пользования». Но не аукционом «кто дороже» должна распределяться земля, а конкурсом на лучшее использование её. Для сохранения здоровья и богатства России — земля при смене собственника должна использоваться по тому же сельскохозяйственному назначению, с не меньшей эффективностью и разумностью. И ещё сколько времени и работы, чтобы создать такой механизм — через систему же местных земельных банков.

Возможна продажа в пожизненное наследственное владение, возможна аренда, формы землепользования зависят ещё и от местности. Но во всех случаях — зоркий местный контроль: эффективно ли ведётся хозяйство и экологично ли? Если нарушается природоохранность или года два-три хозяйство ведётся бросово — владение участком прерывается, возвращаются деньги за покупку и вложенные с тех пор средства. Вся сумма земельного налога (с доплатами за качество почвы и расположение участка) через местную власть должна использоваться только для местных целей. Почва — тоже не вечная терпелица, не разменный товар: её кому-то постоянно восстанавливать.

А леса, озёра и болота — собственность государства и вообще не могут быть продаваемы. (Но леса-то, леса! в эти годы уже и распродают…)

Да земледелец — разве только выработчик продовольствия? Он живёт в повседневной отзывчивой связи с природой и её ритмом. И разумная организация земледельческого труда углубляет эту связь. Должен же кто-то в народе жить в созвуке и сочувствии с ней. Общность земледельца с землёй — с её родниками, ручьями, малыми реками, перелесками и рощами — основа народной духовности. Земля — чистый, верный источник любви к родине. И — устойчивости государства. Корневая, душевная связь народа с землёй — это не «товар» биржевой, она дорога нам, как сама Родина и сама душа.

И эта самая дорогая, корневая наша связь — под угрозой полного уничтожения.

СУДЬБА СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ — О школах я писал и говорил много, повторять ли тут? Заброшенность их, особенно сельских. Глубокая нищета самих школ, нищета учителей. Миллионы подростков отсеиваются без права на полное среднее образование. Круговерчение безответственных программных проектов, учебников и самих методов, по сути, разрушающих стройную систему знаний. В 1997 вздулась волна крупной школьной реформы? — выродилась в юридическо-финансовый гибрид: как бы сделать, чтобы школы содержали себя больше сами, а из государственного бюджета — ну, какие остатки будут.

Дети наши — они-то отмежёваны не бесповоротней ли всего?..

15. АРМИЯ, РАЗГРОМЛЕННАЯ БЕЗ ВОЙНЫ

И об этом — сколько уже сказано, написано, напечатано. То и дело достигают нас ужасающие сигналы: то взрываются и взрываются худо охраняемые склады боеприпасов, не случайно же. То — беспричинные убийства, расстрелы караульных солдат своими же товарищами, нечто невиданное в мировой армейской истории.

Началась подточка армии, конечно, раньше — от общего тления коммунистического режима. По мере того как крут офицерских забот обращался на преодоление скудеющих жизненных условий своих семей, множество офицеров отвело глаза от того, что делалось в их частях с рядовым составом. А там — уже на десятилетия отдалилось то ощущение боевой взаимовыручки, которое более всего роднит солдат, — общее же в стране эгоистическое ужесточение нравов проникло сюда в форме уголовно-блатного сознания, породившего унизительную дедовщину, растаптывающую достоинство человека. И такая бессмысленная война, как афганская, не могла прочистить этот опасно замутнённый всеармейский дух. А высшие круги власти не снисходили волноваться или даже задумываться о разъедающих армейских болезнях: их сынки не попадали в эту переделку, военная же сила страны, казалось, всё менее зависела от состояния армии, а лишь от ядерного оружия.

Но вот наступили месяцы и годы интернациональных восторгов нашей общественности: ура! не осталось врагов на Земле! уже никто никогда не нападёт на нас, да даже и не притеснит! А уж Соединённые Штаты и никогда никого пальцем не тронули (ни даже ради нефти).

И тут же сверкающая мысль: а зачем нам вообще теперь армия? — эта тупая сила, на которую может опереться реакция? Раскатилась необузданная кампания в прессе, что армия и всё в армии отвратительны. С особой страстью и убедительностью кинулись писать об этой тяжеловесной, двухмиллионной (тогда) армии, невыносимом грузе на наглей свободной жизни.