Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача Страница 17

— Я не вижу в этом проблем.

Сорки откинулся на спинку стула, выдерживая паузу.

— Второй вопрос совсем пустяковый, он касается моего родственника Яссера. Вы знаете его? Он на самом деле мой двоюродный брат, у меня очень много родственников. — Снова взрыв хохота. — Даже не спрашивайте сколько. Так или иначе, они моя семья. Я обещал Яссеру место в резидентуре, он квалифицированный хирург, замечательный и трудолюбивый малый, лучший кандидат в резиденты! Я прощу вас принять его в свою программу в этом году.

На лице Вайнстоуна застыла улыбка, неподвижный взгляд как будто говорил: «Забудь об этом, сейчас ты искушаешь судьбу». На словах он был более сдержан:

— Мо, нет никаких сомнений, что ваш родственник — подающий большие надежды молодой человек. Но мы выбираем и принимаем резидентов через национальную систему отбора. Вашему родственнику придется подать заявку и пройти собеседование и отбор так же, как и любому другому претенденту. Сейчас не так легко принимать иностранных выпускников. На самом деле это почти невозможно. Неофициальная политика Американского совета по хирургии состоит в ограничении числа иностранных выпускников в хирургических учебных программах США.

— Иностранных! Иностранных! — закричал Сорки, с силой ударив по столу рукой.

Люди за соседним столиком обернулись.

— Мы все здесь проклятые иностранцы, весь Бруклин состоит из иностранцев. Иностранцы создавали Парк-госпиталь. Взгляните на Херба, вот он американец, но тоже иностранный выпускник. И вы говорите мне, что не можете принять моего родственника, потому что он иностранец? — Сорки говорил с грубым акцентом, подражая ньюйоркцу, передразнивающему араба.

— Мо, что с вами? — Вайнстоун взял Сорки за рукав. — Вспомните, я тоже иностранный выпускник. Я знаю, ваш родственник — хороший человек, и постараюсь помочь. Вы понимаете, что ситуация довольно сложная, мы должны играть по правилам — как писаным, так и неписаным. Мы можем предложить ему в следующем году место кандидата, а через год принять в резидентуру.

— Не пойдет, Яссеру тридцать пять лет, я обещал ему пять лет резидентуры, а не шесть!

— Мо, я займусь этим, обещаю сделать все от меня зависящее. Посоветуюсь со своими коллегами, мне придется поговорить с Чаудри, Раском, Бахусом и Зохаром.

— Малкольм Раск? Малкольм согласится с чем угодно. Он зарабатывает много, а делает очень мало, Раск боится возражать, он в ваших руках. Чаудри нужно делать деньги, он выберет сотрудничество. А Бахус, так или иначе, послушает Джозефа. Херб, что скажешь?

— Раск — поганое пугало, — простонал Сусман.

Его лицо сильно отяжелело от выпивки, он с трудом выдавливал из себя слова. «Ему удается казаться воспитанным, — подумал Вайнстоун, — пока он не напьется и не вспомнит бруклинский уличный жаргон».

Сорки вплотную приблизился к лицу Вайнстоуна. Вдоль его виска стекала струйка пота, глаза сузились, зрачки темные и бездонные. Сорки старался собраться с мыслями, теряя контроль под действием алкоголя. Сейчас Вайнстоун уловил в выражении его лица безжалостную ненависть и эгоизм, скрытые раньше под шумной веселостью и ковбойской болтливостью. Сорки тяжело дышал, он перестал кричать, только шипел, выплевывая слова:

— Зохар—это последнее, о чем я хотел с вами поговорить. Сорки посмотрел Вайнстоуну прямо в глаза, стараясь заставить его отвести взгляд. Вайнстоун ответил дружеской улыбкой, но даже не моргнул. Он убедился, что Сорки ему не ровня…

— Пожалуйста, продолжайте, я слушаю. Он поднял руку, подзывая официанта.

— Будьте добры, эспрессо, двойной, если можно. Еще один «Граппы»? Почему бы и нет?

Он заметил, как Манцур, заказывающий чай с мятой, предостерегающе посмотрел на Сорки. Тот, пожав плечами, схватил свой бокал и опустошил его одним глотком. Он не стал заказывать «Граппу», его больше устраивал «Абсолют». «Ведет себя, как непослушный ребенок. Я даже не представлял, что Зохар так его разозлил».

Сорки пытался казаться непринужденным, но после прежних феерических эскапад он уже заметно вымотался.

— Ларри, Зохар стал для нас проблемой. Большой проблемой. Когда он начал, в девяносто пятом? Этот парень, как медленный вирус, как коровье бешенство. Постепенно проникает в мозги наших резидентов, отравляет их. Он слишком много говорит, задает слишком много вопросов. Он превратил М&М конференции в зону боевых действий. Хирурги боятся оперировать в нашем госпитале, они переносят большие операции в другие места, чтобы их не критиковали. Мы всегда проводили М&М конференции и собрания комитета по качеству, атмосфера была дружеской, продуктивной, если хотите. Но сейчас, когда здесь появился Зохар, кажется, что мы на Западном берегу в Палестине. Почему он не практикует свою доказательную медицину в Израиле, откуда приехал? А вы рассказываете мне об иностранцах, портящих нашу систему.

— Mo, я вас понял. Но пока отложим в сторону личные отношения. Вам не нравится стиль Зохара, но в данный момент он нужен для резидентской программы. У него обязанности хирурга-преподавателя, без него не обойтись, следуя формальным требованиям комитета по надзору за резидентурами. Иначе мы потеряем свою аккредитацию. Да, Зохар может быть резким и противоречивым. Он израильтянин, понимаете, они все такие. Но резидентам он нравится, и он полезен. Заменить его очень трудно, почти невозможно.

Сорки подумал.

— Предположим, вы правы. Предположим, он нужен вам, чтобы удовлетворить этих крючкотворов. Хорошо. В таком случае Зохар становится вашей проблемой, вы взяли его, вы и ищите на него управу, он должен заткнуть свой паршивый рот. Пусть обучает и пишет статьи, но он должен прекратить нас критиковать. Джозеф, как он посмел спрашивать вас о показаниях к операции? Разве в это можно поверить?

Выразительные слова и голос Сорки не соответствовали напряженному и уставшему лицу.

— Новичок Зохар спрашивает Манцура о показаниях! Это просто смешно! Джозеф, скажите нашему другу Ларри, что он должен сделать с Зохаром.

— Ларри, мы с вами в медицине достаточно давно. Я согласен с Мо, Зохара надо остановить, мы знаем, что вы можете, мы вам доверяем. Процветание госпиталя зависит от наших доходов, чем больше мы оперируем, тем больше радуется Совет попечителей. Зохар создает проблемы, он опасен, из-за него наши резиденты начинают думать и вести себя неправильно. На днях Силверштейн отказался оперировать со мной, заявив, что карцинома нерезектабельна, раньше мне никто так не перечил, это опасная тенденция. Кто такой Зохар? Глава нашего внутреннего гестапо? Хирургическая полиция?

— Нет, он шеф больничного Моссада, — Сорки рассмеялся, удачно вспомнив об элитной израильской службе разведки. — Моссад — это ЦРУ, ФБР и все частные агентства США в одной упаковке… Херб. что-то ты сегодня тихий весь вечер. Изжога замучила? Рефлюкс? Сколько раз я предлагал тебе гастропластику, а? Херб, сорок пять минут, три степлера, бац-бац, и ты почувствуешь себя младенцем. Ты снова увидишь свой член. — Сорки захохотал, представив, что Сусману будет, пожалуй, трудновато это сделать.

«Он зарежет его, если возьмется оперировать, и Сусман это понимает». Вайнстоун слышал, что у Сусмана слабое сердце, ему сказал об этом кардиолог. Его фракция изгнания, наверное, меньше двадцати процентов, а сердце выглядит, как спущенный детский шарик, оно не может качать кровь. Жир только усугубляет проблему, артерии забиты, как голландский тоннель. Сусман врач и знает себя.

Риск операции у Сорки? Лишь несколько месяцев назад Сорки прооперировал отца Сусмана по поводу паховой грыжи. Через пару дней тот умер, формальная причина — «терапевтические осложнения». Правильно эту операцию следует назвать убийством пациента, не перенесшего бы даже бритья под местной анестезией. Неужели Сусман настолько глуп и не понимает, что Сорки погубил его собственного отца. Или они оба… Вайнстоун ощутил, как по его спине пробежал холодок. Это невозможно.

Сусман очнулся и опустошил бокал с водкой.

— Я не знаю, что вы собираетесь делать, — тяжело заговорил он (теперь, когда «Абсолют» свободно тек через гематоэнцефалический барьер, его речь стала протяжной, слова выговаривались чуть ли не по слогам). — Зохар — подрывной элемент, ходят слухи, что у него и раньше были крупные конфликты на работе. Не знаю насчет Южной Африки, но он точно создавал проблемы в Израиле. Сейчас я пытаюсь узнать все подробности. Вам будет лучше, — он ткнул толстым пальцем в сторону Вайнстоуна, — разобраться с ним раньше нас, или замените его, или заткните ему глотку. На вашем месте я бы не тратил время на реверансы с этим паршивым ковбоем, у нас в Бруклине есть свои методы, это не Айленд и не Грэйт-Нэк, у нас есть связи.

Сусман сделал характерный жест. Сорки предостерегающе махнул ему рукой, щелкнув пальцами.