Андрей Савельев - Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 Страница 17

Если мы читаем в книге гневные строки о том, что их автор “в комиздания” наниматься не пойдет и “служить самозванцам и ворам” не станет (строки 1991 года), то можно уверенно сказать, что служил таковым до перестройки и продолжил служить таковым в эпоху “демократии”. Просто по особенности характера не заметил этого, и решил, что стал приличным человеком.

Вероятно свое отношение к “демократам” Полятыкин переносит и на Лужкова, который их всячески поддерживал с того момента, как начал заниматься созданием кооперативов. Полятыкин выводит своего героя в другом амплуа. Лужков рассказывает о своей беседе с Гайдаром: “Или ты, говорю ему, идиот, или просто негодяй. На идиота вроде не похож, значит второе. Если судить по действиям в отношении промышленности и предприятий. Еще немного — и наступит полный крах, хаос, неразбериха”. Так что же вы таились-то, Юрий Михайлович, столько лет! Добро пожаловать в оппозицию! Или Полятыкин снова наврал?

Скорее всего Полятыкин просто более откровенен, чем его патрон. Привык писать без напряжения мозгов и не стесняться дури, которая вылезает из-под коряво понатыканных по бумаге строчек. Он может презрительно вспоминать, что гэкачепист Янаев произошел из комсомольцев, и забывать, что напрямую из комсомола пришли в лужковскую команду Орджоникидзе, Затулин и многие другие. Ему лень проверить, выиграл ли его крестник Скоков избирательную кампанию. Ведь писал про этого человека, мог полюбопытствовать и тогда (1990), и когда готовил текст книги к публикации (в 1996). Лень проверить, был ли ельцинист Л.Шемаев депутатом. Проверил бы — не писал бы чепухи. Ведь ни тот, ни другой выборов не выиграли! Лень Полятыкину узнать, чем же кончился иск Лужкова в суд по поводу публикаций в “Литературной газете” разгромных материалов о хозяине Мосагропрома, будущем мэре. Лень разобраться и в том, с какими флагами и кто ходит на демонстрации. Ведь не было в Москве ни одного митинга где анархисты с черными флагами (чаще — с красно-черными) встретились бы с монархистами с черно-желто-белыми флагами (а не с черно-желтыми, как у Полятыкина).

Вот еще один пример двойного стандарта, происходящего от патологической лени. Угораздило автора в разделе по поводу Сахарова обвинить КПСС в том, что она провозглашала: наций нет, а есть “новая общность — советский народ”. Так против этого Сахаров никогда не выступал, для него наций тоже никогда не было! Для нашего писателя нации есть и лишь в таком ключе: “Самое страшное, что может быть “завтра”, — это призыв национал-коммунистов бить жидов и спасать Россию. А национализм попер сегодня изо всех щелей и страшнее зверя, по-моему, нет”. Тут же выдумки про какие-то погромы в Кашине и Алапаевске, о которых никто не слышал, а автор не имеет привычки уточнять разные непроверенные детали и ссылаться на источники.

Другой бы промолчал, а этот прямо говорит, что мысли его посещают только потому, что нет у него склероза, туберкулеза и сифилиса (с. 304). Вот уж полутыкнул, так полутыкнул! Вероятно, что-то с мозгом — разжижение или окаменение. Оттого и твердит: я здоров, здоров, здоров… Да уж не болен ли, в самом деле?

Просто чудовищный непрофессионализм с головой выдает в писаниях придворного журналиста московского мэра тот факт, что книга “Тореро…” и лужковская “Мы дети твои, Москва” содержат идентичные фрагменты. В “Тореро…” даже есть эпизод, когда автор просит Лужкова стать его соавтором (с.186). Якобы Лужков остался непреклонным. Но тогда зачем он списал у Полятыкина десятки страниц? Или это Полятыкин списал у Лужкова? В любом случае, вольно или невольно, они стали соавторами. Только первый все время пробалтывается, а второй обычно осторожничает с печатным словом — у него слова непечатные, которые переводят для публики такие холопы, как Полятыкин.

Вот истинная правда, которую Лужков старается умалчивать, надеясь на большое политическое будущее, а Полятыкин выкладывает для всеобщего обозрения. Правда состоит в том, что Ельцин и Лужков — политические братья, воплощения одной и той же болезни. Лужков точно понимает запросы своего политического сродственника и говорит: “Президент должен неуклонно проводить свою линию, не заигрывая с представительной властью — он ей ничего не должен, он избран всем народом”.

Здесь прорывается тайное желание ничем не ограниченной власти, которая по чисто феодальному правилу вольна казнить и миловать без всяких общеобязательных правил. Такая власть “никому ничего не должна”. И не только парламенту, но и народу. С народом тоже можно быть “неуклонным” до следующих выборов.

Лужков говорит: “Только Борис Николаевич при всех его недостатках, я подчеркиваю, может довести дело реформирования России до конца”. И эти слова надо напомнить любому, кто когда-то снова пойдет голосовать за Лужкова или попытается вспомнить его правление добрым словом. Надо понять, что политическое братство разрушителей России состоялось давно, и если что-то делал Ельцин, то Лужков его во всем поддерживал. Они оба доводили Россию “до конца”.

Лужков полностью поддержал все — от Беловежского сговора (“Беловежская пуща спасла Россию от гражданской войны”) до капитуляции в Чечне (“все Борис Николаевич сделал правильно”) через промежуточную стадию расстрела парламента.

К последнему отнесем интересный эпизод в полутыкинской книжке, где на председателя Краснопресненского райсовета А.Краснова пришли жаловаться к Лужкову ходоки непонятного происхождения. Жаловались на какое-то летучее подразделение и систему “стукачества”. Суть притеснений, в изложении Полятыкина, так и осталась необъявленной. Зато звонок Краснова в приемную Лужкова во время беседы с ходоками удостоился реплики Лужкова: “— Редкостная сволочь все-таки этот председатель! — подытожил разговор Юрий Михайлович. — Создал собственную службу безопасности, платит из районного бюджета 90 тысяч рублей, держит всех в страхе. Представляете, что такое в наше время небольшое, мобильное, тренированное и вооруженное подразделение? Да оно может нагнать страху не только на один район, но и на весь город! — зло, со сведенными губами, закончил Юрий Михайлович”.

Тогда ли Лужков замыслил создать собственные вооруженные силы в виде муниципальной милиции со своими броневиками? Может быть он сердился на то, что кому-то еще пришла в голову такая же мысль? Так или иначе, мы ничего не знаем про бесчинства отряда Александра Краснова, а безобразия лужковской гвардии видели хотя бы в том же 1993 году.

Другая истинная правда книжки Полятыкина состоит в том, что Горбачев для Лужкова всегда был злейшим врагом. Если бы Горбачеву повезло продолжить свои преобразования, как это удалось Дэн Сяопину в Китае, таким как Лужков пришлось бы туго. Не в первую, так во вторую волну посадок за коррупцию пришлось попасть. Увы, Горбачев оказался совсем другим человеком — человеком бесплодных слов и интриг. Он не нашел в себе сил всерьез встать против врагов России. И фактически предал ее.

Полятыкин свидетельствует: “…трудно представить чем закончился бы путь Лужкова в агропроме, если бы не грянули новые времена”. Точно, тюремной баланды Лужкову было не миновать.

Лужков языком Полятыкина говорит: “Я считаю Горбачева прямым виновником развала экономики, ее нынешнего состояния. Это по его вине — досоветовался — распался Союз и стремительно рассыпалось единое экономическое пространство”.

В этих словах — самая страшная тайна ельцинизма. Свою вину ельцинисты переложили именно на Горбачева, который что есть сил пытался не дать двум экстремистским флангам растерзать Россию. Оба фланга старались стереть Горби с лица земли. Просто чудо, что он так долго продержался у власти. Винить его можно только в одном, что он не стал вешать на площадях всю эту сволочь — торжественно и лицемерно вздымавшую над страной свои партбилеты или лицемерно объявившую себя демократами от рождения и попрятавшую те же партбилеты.

На этот счет книжка про “тореадуру” (раньше “помпадуры и помпадурши” высмеивались, теперь им вылизывают геморрой до мозолей) проболталась: “…коммунисты, если им так угодно сегодня называться, по-моему, вполне нормальные капиталисты, въехавшие во власть на прежних лозунгах, которым поверили наши доверчивые сограждане”.

Вся разница лишь в том, угодно или неугодно коммунистам называть себя коммунистами. В остальном — никаких различий!

Третья правда книги — что Лужкову Моссовет всегда стоял попрек горла. С самого начала, с первой сессии последнего Моссовета, когда Лужков единственный раз в жизни зависел от голосования людей, близких к пониманию того, что есть власть. Лужков навсегда сохранил в себе ощущение враждебности к этой массе людей, волей которых он мог быть лишен номенклатурных перспектив, которые сами могли задать ему непростой вопрос и не принять в ответ набора пустопорожних энергичных фраз. Свою враждебность Лужков запомнил как враждебность к нему со стороны депутатов. И мстил им всю оставшуюся жизнь.