Йорг Циттлау - От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир Страница 17

Переезд дался им тяжело. Особенно большие сложности возникли у Людвига. Он плохо сдал вступительный экзамен, и ему удалось поступить только в реальную школу, а не в гимназию. Однако он не деградировал, его больше интересовала практика, а не теория. В 10 лет он уже построил из спичек и проволоки швейную машину. Проблема была лишь в том, что он не находил контакта с одноклассниками, он даже общался с ними на «вы».

В 1904 году, после самоубийства Руди, отец ослабил узду. Людвиг получил разрешение вернуться в Вену. Дальше он мог обучаться дома, если хочет, но главное, как говорил отец, – он мог «лентяйничать, спать, кушать, потеть и ходить в театр». Поскольку Людвиг не особенно интересовался спортом и театром, а также не любил объедаться и просто лентяйничать, он предпочел вернуться в Линц и закончить учебу, которую с трудом, но осилил. В отличие от другого человека, позднее принесшего известность Линцской реальной школе.

(Адольф Гитлер все же получал двойки, да и просто бездельничал.)

Витгенштейн в 1906 году поступил в технический университет в Берлине, где собирался изучать инженерные науки. В то время он занимался летно-техническими вопросами, и отец уже начал радоваться, что наконец один из его сыновей обучается настоящей профессии, которая сможет его прокормить. Однако наступил переломный момент. Неожиданно Людвиг увлекся философией, как писала его сестра Гермина, «настолько сильно и совершенно против своего желания, что начал сильно страдать из-за двойного и противоречащего внутреннего зова, и казалось, он раскалывается пополам».

Правда, Людвиг защитил диплом в Берлине, а затем поступил в университет в Манчестере, чтобы вплотную заняться конструированием математической модели пропеллера, но философию не забыл и скоро отправился в Кембридж, где преподавал Бертранд Рассел. Кроме того, Людвиг решился дать волю своей непокорной гениальности и быть тем, кем хотел. Он избавился от отцовского давления не с помощью самоубийства или бегства, а за счет того, что полностью посвятил себя делу. Витгенштейн не родился ботаником – он выбрал такую жизнь, чтобы наконец освободиться от влияния отца.

Конечно, в своем новом качестве он завел себе не только друзей. Поначалу у Рассела тоже были проблемы с «неизвестным немцем, который плохо изъяснялся по-английски, но отказывался говорить по-немецки». Витгенштейн следовал за профессором по пятам, иногда даже оказывался у него дома и принимал участие в бурных философских дебатах. Первое время поведение юного австрийца пугало Рассела, даже в какой-то степени сердило: «Мой немецкий друг угрожает быть сущим наказанием. После моей лекции он еще раз подошел ко мне и спорил до ужина – упрямый и строптивый, но, думаю, неглупый».

Рассел разглядел в молодом горячем парне большой потенциал. Все чаще этот иногда заикающийся и еще совершенно не разбирающийся в вопросах философии Витгенштейн «бегал, как зверек, туда-сюда» и делал трудные для понимания доклады по логике и математике самому известному философу того времени. Молодой, гениальный, погруженный в себя ботаник и мудрый профессор философии – прекрасный дуэт. Мудрец взял Витгенштейна под свое крыло и стал одним из немногих великих людей, на кого можно было положиться.

Несмотря на это, Витгенштейн продолжал спорить о том, станет ли он философом. Он спрашивал Рассела: «Вы полагаете, что я полный идиот?» Тот отвечал: «Зачем вам это знать?» – «Потому что если я идиот, то стану пилотом, если нет, то философом», – следовал ответ. На что Рассел возражал: «Мой дорогой друг, я не знаю, полный вы идиот или нет, но если вы мне во время каникул напишите сочинение по какой-нибудь философской теме, которая вас интересует, я прочту и скажу вам». Витгенштейн в течение нескольких недель писал работу. Расселу хватило нескольких предложений, чтобы понять, что он имеет дело с прирожденным философом.

В 1911 году Витгенштейна приняли в «Кембриджские умники» – элитный тайный союз, состоявший из 12 самых одаренных студентов университета. Под «обществом умников» в принципе подразумевалось всего лишь собрание талантливых ботаников. Встречались они раз в неделю, на каждой встрече кто-то из членов союза читал доклад, который затем обсуждался. Можно было выбирать любую тему. В конце отдыхали, поедая сардины на тостах. Независимость в темах и спартанская еда уже указывала на то, что этот союз умников не имел ничего общего с обычными студенческими объединениями, в которых под научным прикрытием даже сегодня собирается молодежь, чтобы что-то отпраздновать, поиграть в азартные игры либо с целью политической агитации. Кембриджские ботаники представляли собой элиту студенчества, как в отношении ума, так и в отношении духовности.

Женщинам вход в общество был воспрещен – возможно, во избежание возбуждения, а возможно, и потому, что никто не верил, что дамы могут сделать какие-то умные предположения. В любом случае они плохо соответствовали этому кружку, потому что раньше здесь старались найти пару гомосексуалисты. Людвиг Витгенштейн тоже. Он влюбился в Дэвида Пинсента, математика, которого один профессор назвал «самой блестящей головой курса». Молодые люди купили деревянный домик в Норвегии, где они долгое время жили и работали. Их отношения были настоящей любовной связью ботаников. Так, Пинсент предоставлял себя своему другу в качестве «подопытного кролика» для психологического эксперимента по ритму языка и музыки.

В январе 1913 года умер старый Витгенштейн. Людвиг получил наследство, которое могло сделать его обеспеченным на всю жизнь. Однако он все раздал другим. В первую очередь от этого выиграли его братья и сестры. Некоторые деятели искусств также приятно удивились, когда на них вдруг упало неожиданное богатство. Среди них были, например, Оскар Кокошка и Георг Тракл.

Людвиг Витгенштейн, наоборот, жил скромно, что так почитал Диоген.

В Первой мировой войне Витгенштейн принял активное участие как офицер. После ее окончания сначала он работал учителем в деревне, хотя ему – «образцу абсолютного гения», как его назвал Рассел, – уже давно были открыты двери в любые университеты. Однако однажды он ночевал в перестроенной ванной, а в другой раз – в школьной кухне, когда в пансионате, где он жил, временно музицировали.

В 1929 году Людвиг вернулся в Кембридж преподавать философию, и через 10 лет он получил титул профессора. Философ продолжал придерживаться стиля жизни киника. В его комнате не было ни кресла, ни лампы – лишь голые стены. Его простая одежда совсем не соответствовала этикету английского элитного университета, а пища долгое время состояла только из хлеба и сыра.

В 1947 году «философ чистого языка» оставил профессуру, потому что посчитал ее «неким видом живого погребения». Немного позднее его действительно похоронили. Людвиг Витгенштейн умер в 1951 году от рака. Ему было 62 года.

Потомки называли Витгенштейна «последним настоящим профессором» – и не в последнюю очередь потому, что в своих сочинениях он высказывал мысли о том, что прежняя метафизика – классическое философское мышление – умирает. Он предполагал: «Обо всем, о чем вообще можно размышлять, можно размышлять вполне разумно. Обо всем, о чем можно высказаться, можно вполне разумно высказаться». Это как раз типично для классической метафизики – думать о таких абстрактных вещах, как душа и сущность.

Свой титул Витгенштейн заслужил благодаря не только своей философии, но и аскетическому образу жизни. Его потребность в неприхотливости выработалась в течение жизни – прежде всего из-за долгих попыток освободиться от гнета отца. Голая комната в Кембридже была своеобразным ответом на шикарный дворец в Вене, а увольнение из университета – отказом от всяческой роли отца, роли наставника. Еще и поэтому он не создал семьи. Однажды он, правда, сделал предложение, но поставил избраннице условие, что у них не будет физической близости. Она отказала.

Можно поспорить о титуле последнего настоящего философа. Думаю, Людвиг Витгенштейн заслуживает другой титул: да, он был одним из великих ботаников в мировой истории и одним из последних великих философов, возможно даже самым великим. Однако тяжело стать настоящим ботаником, если в детстве и юности ты не был одинок. Но для Витгенштейна в этом проблемы не было. Он стал интеллектуалом в 20 лет – в возрасте, когда большинство людей ищут свой путь. Заслуживает это уважение или сочувствия? Сам Витгенштейн ответил бы на этот вопрос, наверное, так: «О чем нельзя поговорить, о том надлежит молчать».

Глава 5 Внизу, в пробирке

Великие ботаники науки

Иоганн Вольфганг Гёте однажды сказал: «В целом науки все больше отдаляются от жизни и возвращаются к ней лишь окольным путем». Это изречение точно выражает суть, почему ботаник особенно часто чувствует себя в науке как рыба в воде: потому что он с головой окунается в нее и начинает отдаляться от реального мира, чтобы затем, вооруженным научными познаниями, снова вернуться к нему.