Анатолий Черняев - 1991 год - Дневник помощника президента СССР Страница 18

Михаил Сергеевич! С тех пор как я оказался "при Вас", мне никогда не приходило в голову, что мне опять, как при Брежневе и Черненко, придется испытать мучительный стыд за политику советского руководства. Увы! Это произошло...

С уважением А. Черняев".

Тамара сначала отказывалась стенографировать, а потом, отпечатав, спрятала в свой сейф. Говорит мне: "Вы наносите ему удар и с этой стороны. А он к вам так относится!" У женщин своя хитрость: может, она меня, а не его жалеет? Пришел Брутенц. Она ему рассказала и спросила, что он думает. Он, конечно, посоветовал "не торопиться". Каждый думает и о себе...

Прослушал я умное выступление Бессмертных при утверждении его на Верховном Совете и заколебался в своей решимости "сделать Горбачеву ручкой". Политика действительно грязная вещь, и все равно ведь за всю свою жизнь не отмыться. Хотя как сказать. Главный поступок может многое искупить, но вряд ли что исправит. Ведь жест -- это поступок. Шеварднадзе своим поступком никак не повлиял на Горбачева, наоборот, чихать он хотел на такие жесты. Но как только соприкоснешься с новой информацией о событиях, душа сжимается: раздавило девушку танком, в упор из танка по старику и т. п.

16 января

Сегодня последний день сессии Верховного Совета. У Горбачева была последняя возможность "управиться" с Литвой, а значит, и со своим имиджем как лидера перестройки. Он даже поручил утром Примакову набросать текст. Женя с Игнатенко набросали, разумеется, в осуждение происшедшего. Но М. С. не воспользовался. И после отчета Дементея, который возглавлял делегацию Верховного Совета (Олейник и Тер-Петросян) в Литву (отчет их пустой, формальный), и после "развернувшейся дискуссии" предложил ... приостановить действие закона о печати и ввести в каждый орган цензора из состава Верховного Совета. Поднялся шум. М. С. не стал настаивать. Но замысел свой обозначил. Получилось, что он на стороне тех, кто убивал в Вильнюсе, -- есть что скрывать, не показывать.

Невзоров сделал в Вильнюсе телевизионную передачу. О штурме омоновцев. Черносотенная совершенно передача. Верховный Совет постановил ее показать, а другие "зарисовки" из Вильнюса не показывать, в том числе иностранные.

Примаков сегодня подал заявление об отставке. М. С. ему ответил: "Я, а не ты буду решать с тобой".

"Московские новости" во главе с Егором Яковлевым в полном составе вышли из КПСС. ИМЭМО во главе с директором Мартыновым принял резолюцию, осуждающую события.

Ответа от Горбачева на наше предложение встретиться с помощниками не последовало. Дочь Анна явно за то, чтобы я "ушел". Сегодня впервые увидел ее после возвращения из Копенгагена. Вкратце изложил ей свое видение Горбачева, в котором действует уже одна логика -- удержаться у власти любой ценой. Его новое выступление против Ландсбергиса и по поводу пресс-конференции Ельцина, как и предыдущее в Верховном Совете,

-- сумбурное, не по делу, мелочное и "личностное". Совсем не на уровне момента.

17 января

Началась война в Персидском заливе (сухопутный вариант). Я в этом не сомневался. Меня разбудили в 4 утра. Поехал в Кремль. Зашел к Примакову -там Дзасохов и Фалин. Начали сочинять заявление Горбачева.

Часов в 7 в Ореховой комнате М. С. собрал -- у меня "челюсть отвисла", когда я вошел, -- членов Политбюро, секретарей ЦК... Все возвращается на круги своя, подумал я, это симптом. Был, конечно, и Язов, который, разложив карту на столе, показывал, что и как, по его мнению, будет (кстати, угадал точно).

Знали бы американцы... Ночь. Чрезвычайная ситуация... Собрались дилетанты в вопросе, который предстояло обсуждать. В апартаментах президента -- ни факса, ни прямой связи со службой информации. Стенографистку ждали еще полчаса. Перепечатывали две страницы заявления с поправками. Это заняло больше часа. Горбачев спросил у Язова: "Ты когда "увидел"? ("В смысле -узнал по данным военно-технической разведки о начале американской атаки.) -"Не увидел -- услышал. Час спустя после начала". Засекли разговор Б-52 с "Милуоки" (авианосцем).

Вот в какой компании М. С. решал вопрос в связи с событием, последствия которого, с точки зрения перегруппировки всех мировых сил, состояния противоречий и факторов, могут превзойти результаты мировой войны.

Не знаю, соврал Игнатенко или правда -- он сидел рядом с одним из секретарей ЦК, -- когда по ходу разговора было упомянуто о кораблях, тот наклонился и спросил у него: "А при чем тут суда? Разве там море близко?"

Кстати, собрал всех Болдин, машины послал по дачам. Но меня не вызвал и не предупредил. Это Примаков мне позвонил и сказал, что собираемся. Любопытно: все же я международный помощник президента, и всем известно, что завязан на эту проблему.

После того как Горбачев часам к 9 утра всех отпустил, он вдруг поманил меня в кабинет. Разговаривал о Литве. Я понял: дошло до него о моих разговорах и намерениях. А тут "Московские новости" рванули: "Кровавое воскресенье" и текст обвинения Горбачеву, подписанный примерно 30 деятелями -- от Абуладзе до Карякина, от Бовина до Гельмана, почти всеми бывшими любимчиками Горбачева. На него произвело впечатление. Накануне, представляя в МИДе Бессмертных, он сослался на эту статью, сказав: "Вот уже преступником и убийцей назвали меня".

Мне это показалось подонством: эта публикация плюс начало войны в Персидском заливе охладили желание вручить ему текст об отставке, который Тамара заперла в своем сейфе и бдительно от меня охраняет. Горбачев заговорил вроде сожалея, что все так случилось. Мол, такое противостояние, такой раскол, такая вражда в обществе, стенка на стенку пошли. Я ему говорю: "Ну и пусть дрались бы между собой даже до смерти. Но зачем танки-то? Ведь это гибель для вашего дела. Неужели Литва стоит таких свеч?!" -- "Ты не понимаешь, -- произнес Горбачев. -- Армия. Не мог я вот так прямо отмежеваться и осудить, после того как они там в Литве столько поиздевались над военными, над их семьями в гарнизонах".

Вот именно, подумал я. Это только подтверждает анализ ситуации: М. С. попал в объятия "петрушенков--алкснисов" против своей воли и оказался без базы. И вынужден следовать логике защиты власти во что бы то ни стало. Опасности не чувствует. Назавтра грядет забастовка, а в воскресенье -демонстрация в Москве под лозунгом "Горбачева в отставку". Но зачем все-таки он меня позвал: поработать со мной на фоне того, что Петраков с Шаталиным не только ушли, но и подписали ту самую статью в "Московских новостях", где он назван убийцей? Не хватает ему, чтобы и Черняев ушел, "самый преданный"?..

18 января

Три разговора Горбачева по телефону.

С Миттераном. Звонил тот. Содержания нет. Видно, надо было обозначиться рядом с Горбачевым в дистанцировании от прямолинейности и бескомпромиссности Буша в Персидском заливе;

С Колем. Звонил М. С. ему. Поздравил с избранием канцлером объединенной Германии. Они на "ты": Миша, Гельмут. Опять объяснялись в любви и верности. Коль говорит, что он не верит, будто Горбачев отвернул от перестройки и перешел в лагерь правых из-за Литвы. Заверил, что будет все так, как договорились на встречах в Архызе, Москве и Бонне.

С Бушем разговор был поначалу холодный. М. С. не счел нужным похвалить его за то, что тот взял на себя войну -- за всех. Не соболезновал по поводу погибших уже парней. Сразу перешел к своей теории двух фаз: на первой победа уже есть (Хусейн политически дискредитирован, военный потенциал подорван, опасность гегемонизма в регионе снята) и зачем дальше убивать других и подставлять своих парней?

Изложил свой план: пауза в военных действиях при условии, что Хусейн объявляет об уходе из Кувейта. Дать после этого обещание на проведение переговоров по всем проблемам.

Буш не согласился. Последовал "технический" разрыв связи. На самом деле Бушу, очевидно, надо было посоветоваться со своими. После включения сказал: не верит, что Хусейн пойдет на такой план. У Горбачева, я заметил, настроение: раз, мол, так -- ладно, валяй, потом расскажешь, как было.

Утром я устроил Горбачеву сцену в присутствии Бессмертных, Павлова, Примакова, Игнатенко: "Опять Болдин не предупредил меня, что в Ореховой комнате собираются для обсуждения войны в Персидском заливе. Что, я уж не нужен в международных делах? Мое мнение не интересно в этом важном вопросе?" Горбачев стал сводить все к шутке. Ругнул Болдина. Впрочем, оправдав его тем, что помощники автоматически на такие совещания являются и приглашений не требуется. "Вот,-- говорит,-- все меня подозревают. Но если уж Черняев стал подозревать, значит, дело зашло в нашем обществе далеко". Это сказано на фоне упомянутого выше выступления 30 интеллигентов в "Московских новостях", а потом еще 116 интеллигентов, в их числе лично близких к Горбачеву, в "Российской газете". Потом еще одной группы -- вчера в "Комсомолке". Было и еще одно коллективное заявление в "Российской газете", где восхвалялся Ельцин: он, мол, спас честь русского человека, в отличие от Горбачева, который опозорил. Плюс к этому уход Петракова, ворчание и угрозы об отставке со стороны Яковлева, заявление Примакова, бесконечные интервью Шаталина в газетах, где он кроет Горбачева, и разговоры с ним (Горбачевым) Виталия Игнатенко. На этом фоне Черняев вроде последний редут; все бросают, все изменяют. Он почувствовал, что я на пределе. Однако, повторяю, сейчас удерживает меня при нем Персидская война. Между прочим, подбросил такую байку: в какой-то канадской газете какой-то неизвестный ему миллионер зовет к себе, обещает пожизненно загородный дом и пожизненную пенсию. Хохмит: "Может, поедем? Вместе мемуары будем писать".