Владислав Петров - Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый Страница 18

Зазвеневший звонок вывел Бориса Арнольдовича из задумчивости. Оказывается, уже половина рабочего дня прошла. Вот и хорошо. А что касается несделанной работы, то кто бы посмел попрекнуть технолога первой категории, съевшего зубы на всевозможных приводах? Молодой начальник сектора Валерий? Нет, Валерий не посмел бы. Как и остальные труженики сектора. Точнее, труженицы, которых было три: Люда, Люба и Екатерина Григорьевна.

— Попрошу задержаться! — Это вышел Валерий из-за своей фанерной перегородки, когда Борис Арнольдович уже собирался отправиться в столовую и сгребал в кучу бумаги на столе.

Борис Арнольдович недовольно вскинул брови, ожидая пояснений.

— Дорогой Борис Арнольдович! — сказал Валерий, застегивая пиджак на все пуговицы, но напускать на себя неприступную официальность он еще не умел, еще только учился. — Сегодня исполняется ровно семнадцать лет с того дня, как вы впервые переступили порог нашего сектора. Лично я еще ходил в детский сад, а вы уже вовсю рассчитывали привода, так необходимые народному хозяйству. Ваши сверстники росли ввысь и, если можно так выразиться, вдаль, а вы вглубь и вширь. Вас не привлекали административные высоты, вас привлекали не яркие, но важные и нужные черты любимой профессии. И мы, ваши товарищи, уверены, что, если бы состоялся Всемирный конкурс технологов по приводам, вам бы не было равных. Мы благодарны вам за тот пример верного служения профессии, который вы нам подаете, мы обещаем помнить ваши ненавязчивые уроки всю жизнь, куда бы ни забросила нас судьба. Поздравляю, дорогой Борис Арнольдович, от себя лично и от имени всего коллектива!

За спиной Бориса Арнольдовича послышались дружные аплодисменты. Он растрогался чуть не до слез. И это еще раз подтверждало, что сорок лет жизни и семнадцать на одном рабочем месте — немало.

«Надо же, — размягченно думал Борис Арнольдович, — дознались, не поленились. Оказывается, я им не безразличен. Какие милые, сердечные люди. Надо же…»

А тут еще выяснилось, что Люба и Люда испекли торт и принесли все необходимое для чая, а Екатерина Григорьевна сделала замечательный салат по разработанной самолично рецептуре.

От такого внимания Борису Арнольдовичу стало даже неловко. Он ведь знал, как это обычно делается, и всегда сам угощал коллектив в свой день рождения, приносил когда торт, когда конфеты, а когда и вино, то есть поступал согласно давно утвердившейся традиции. А теперь выходило, что он как бы оплошал. Ну откуда ему было знать, что коллеги сочтут семнадцатилетие его работы на одном месте днем, достойным специального мероприятия?

Сели кушать, и неловкость постепенно рассеялась. Хотя ничего спиртного не было. Чувствовалось, что люди просто чрезвычайно довольны не только виновником торжества, но и собой тоже, а также коллективом в целом. Так просидели весь перерыв, а когда прозвенел звонок, разошлись по своим рабочим местам, но еще долго ощущали особую теплоту в сердцах.

После обеда Борис Арнольдович крепко взялся за работу, наверстал упущенное, а за час до окончания дня еще наведался в цех, посмотрел, как идут дела на сборке, не нарушается ли где разработанная им технология. Давно он уже не ощущал такого внутреннего подъема, давно не чувствовал такого интереса к поднадоевшей, честно сказать, профессии, такой ясности в жизни.

Впрочем, как раз с ясностью не так давно наметилась некоторая, что ли, неоднозначность. Стали с некоторых пор преследовать Бориса Арнольдовича какие-то странные видения, какие-то эпизоды стали все чаще лезть в голову, картины совершенно дичайших приключений, которые якобы происходят с ним, а точнее, с его абсолютным двойником. Происходят непонятно где либо на другой планете, либо просто на острове в тропиках среди первобытных джунглей и первобытных людей, даже не людей, а обезьян, но, как ни странно, мыслящих.

«Чушь собачья!» — сказал бы Борис Арнольдович, если бы кто-то другой поведал ему о подобных видениях, но в данном случае это были его собственные видения, которые день ото дня делались все последовательней и логичней.

И уже несколько раз Борис Арнольдович совсем было решался поговорить на эту тему с женой, посоветоваться, может быть, снять груз с души. Он думал, а вдруг и с Наташей происходит нечто подобное, вдруг вообще со всеми людьми в определенном возрасте происходит нечто подобное, но каждый носит это в себе как самую интимную тайну.

Вот так он почти что решался несколько раз, но видения вдруг прекращались, и вроде бы исчезала нужда делиться сокровенным с кем бы то ни было, возникала надежда, что, может быть, дикие галлюцинации прекратились навсегда. А потом, когда они возвращались, опять нужно было мучительно решаться…

Борис Арнольдович шел домой после рабочего дня. Он все еще пребывал в прекрасном расположении духа, был чудный осенний вечер, что само по себе немалая редкость, быстро темнело, а над знакомой с детства улицей зажигались новые, еще не запыленные светильники.

И тут Борису Арнольдовичу неожиданно захотелось продолжить маленький праздник и дома. Он остановился под ярким фонарем, достал старый облезлый бумажник, пересчитал наличность. И свернул к магазину. На его счастье, в это время как раз заканчивался очередной виток активизации антиалкогольной войны, противоборствующие стороны отводили свои потрепанные части на отдых и переформирование, а в магазинах более или менее свободно продавался коньяк не самого высшего качества.

Борис Арнольдович пришел домой, а там уже вся семья была в сборе. То есть жена Наташа, дочери Марина и Ирина, а еще сын Леня, серьезный товарищ трех с половиной лет, за которого до сих пор было маленько неловко перед дочерями. И Наташе было неловко, и ему, Борису Арнольдовичу. Они могли бы сказать: «А что поделаешь, такова жизнь, у нас нечаянно получилось», если бы это и впрямь получилось нечаянно. Но поскольку Лелик образовался в результате вполне продуманных и планомерных действий, то им оставалось только молчать и скромно улыбаться, если дочери вдруг начинали язвить по поводу своего, как им представлялось, несколько запоздалого братика.

Родители так в свое время рассчитали: дочери уже вот-вот заживут собственной самостоятельной жизнью, а им, это в сорок-то с небольшим, останется только до конца дней любоваться друг на дружку. Малопривлекательная перспектива.

Так и появился на свет Леня, Лелик, Леныч. И теперь всем без исключения было радостно на него смотреть.

— Ваш папочка пришел, коньячка принес! — закричал с порога Борис Арнольдович.

Ему обрадовались, само собой, но бутылка несколько озадачила. Пришлось объяснять прямо в прихожей.

— Эх, вы, чужие люди и то не забыли поздравить!

— Чужим проще, — легко парировала упрек Наталья, — сходили в отдел кадров да и выписали все сведения. А нам что прикажешь делать? Взять и меня, можешь точно назвать число, когда я нанялась на постылый Гипромез?

Крыть было абсолютно нечем. Оставалось только привычно позавидовать жене, точнее, ее способности вовремя находить нужные слова. Борис Арнольдович этого совершенно не умел, хотя, вообще-то, формулировал получше многих, но, как правило, с опозданием, когда уже некому было оценить.

Соорудили по-быстрому ужин, поставили на стол коньяк, сели. Выпили по рюмке. Борис Арнольдович, Наташа и Маринка. А Иринка с Леней отказались. Предпочли компот. Потом оба напитка получили одобрение. Само собой, Борису Арнольдовичу пожелали долгих лет жизни и успехов в труде. А также большого личного счастья.

А потом стол как-то внезапно опустел. Дочери убежали по своим делам, Лелик, посмотрев по телевизору передачу для малышей, послушно отправился спать, едва прозвучали давно заученные слова колыбельной песенки. И Борис Арнольдович с Наташей остались в комнате одни. Не считая телевизора. Они выпили еще по рюмке, Наташа убрала коньяк до какого-нибудь другого раза, принесла чай.

Легли в двенадцатом часу, когда Маринка еще не вернулась. Они всегда ложились до ее прихода, но не спали, дожидались дочь, негромко переговариваясь в потемках. В постели даже чаще, чем за чаем, приходили наиболее продуктивные мысли и наиболее простые решения различных больших и маленьких проблем, еще чаще удавалось достигать согласия в спорах. Вот и решил Борис Арнольдович незамедлительно поделиться с женой тем, что мучило его с некоторых пор сильнее и сильнее. Как-то он враз понял, что нет в его тайне ничего постыдного и страшного. Нет, и все.

— Наташ, ты помнишь тот случай со мной, когда мы на море отдыхали?

— Ну еще бы! Такое не забывается! — Наташа тихонько рассмеялась. — А тогда было не до смеха. Домой на последние копейки приехали. Перепсиховали. Ладно, хоть живой остался. А что это ты вдруг вспомнил?

— Понимаешь, какая штука… Тогда мое приключение вовсе как бы и не кончилось.