Георгий Саталкин - Каменный пояс, 1988 Страница 18

Это тоже учитывает «двойной коэффициент». А ребята служат на заставе два года. Значит, возвращаются они домой не только со многими умениями, о которых рассказал, но и с двойной закалкой, с двойной проверкой на стойкость и мужество, с испытанной горами, непогодой и временем оторванностью от большой земли, наконец, дружбой.

И вот что поразительно: сколько ни наблюдал за ребятами, не слышал каких-то особых команд, громких приказов — все делалось как бы само собой. Независимо от времени суток и состояния погоды служба шла, как раз и навсегда заведенный часовой механизм. Отправляясь на поиск Ильгара Зейналова, вдруг узнавал, что он в это время уже в наряде, идет по маршруту горными тропами, а вечером вдруг заставал его, опять же неожиданно для себя, на коротком совещании сержантов… У каждого в любой момент было дело, каждый был занят, и перемещались ребята во времени и тесном пространстве заставы, как-то взаимодополняя, взаимозаменяя друг друга. Это тоже достигается непросто. Но ведь так и должен работать механизм охраны нашей границы — без шума, четко, слаженно и, главное, постоянно. И это тоже достигается теми высокими требованиями, которые и определяют, что у пограничников на заставах в сутки вмещаются два дня и две ночи…

Челябинск — Тянь-Шань — Челябинск

Поэзия

Оренбургскому литобъединению имени Мусы Джалиля исполнилось тридцать лет. Всесоюзное признание получило оно на VIII совещании молодых писателей. О работе одного из лучших литобъединений страны писали С. П. Залыгин и П. Н. Краснов на страницах газеты «Комсомольская правда». Профессиональная зрелость произведений воспитанников литобъединения подтверждается постоянными публикациями в центральных издательствах «Современник», «Молодая гвардия» и на своей родине — в Южно-Уральском книжном издательстве.

За последние пять лет лучшие произведения изданы в коллективных сборниках «На своей земле», «И дым отечества», «Тепло чужого очага», «Сенокосы».

Лауреатом журнала «Литературная учеба» за 1986 год стал молодой прозаик Игорь Пьянков, главы из его исторического романа предлагаются и читателям сборника.

Год 1987-й в жизни литобъединения ознаменован новым событием: всесоюзный журнал молодых литераторов крупно представил наше литобъединение, отдав свои страницы поэтам и прозаикам Оренбурга, со многими из которых можно продолжить сегодня знакомство и в «Каменном Поясе».

Геннадий Хомутов,

руководитель Оренбургского

областного литобъединения

имени Мусы Джалиля

Юрий Орябинский

СНЫ

Валился я на доски неоструганные,

Стянув в полудремоте сапоги.

В ушах гудели басовыми струнами

По гравию дневального шаги.

Едва касался головой шинели,

Шеренгами накатывались сны.

А звезды и мерцали и синели,

Чисты по-деревенски и ясны.

И в снах шагал я в сторону рассвета,

К далекой и родимой стороне,

Где девочка, прильнувшая ко мне,

В голубенькое платьице одетая,

Чертила что-то веткой на луне.

Ее волос созвездия касались

И россыпью подснежников цвели.

И реки с океанами сливались,

Как наша юность с юностью земли.

Распахнут мир, и нету тайн в природе —

Мы их открыли с девочкой вдвоем…

Не досмотрев, я слышал на восходе

Пружинное солдатское:

                   — Подъем!

ЭШЕЛОН

Неширокий двор военкомата,

По углам заросший полынком.

— Вы еще пока что не солдаты, —

Говорил нам рыжий военком.

Мы еще полны домашней лени,

Знать не знаем власть военных слов.

В эшелоне душно от сирени

И светло от стриженых голов.

Мимо пролетают полустанки,

И весна врывается в окно.

Из рассказов знаем мы про танки,

И войну мы знаем по кино.

В нас еще слепая бродит сила,

Мы по интуиции одной

Связываем с именем Россия

Все, что остается за спиной.

И пройдем немало километров,

И сойдут с нас тысячи потов,

Прежде чем — осознанное — это

Врежется в нас намертво потом.

И тогда придем мы к пониманью

Твердо, на сомненьях не скользя,

Что предать Россию поруганью

И отдать кому-нибудь нельзя.

* * *

Я напишу, ты только подожди,

Немного выжму воду из шинели.

У нас опять проклятые дожди

И льют, и льют четвертую неделю.

Я расскажу, как дики здесь места

И как суровы люди и рассветы,

А жизнь, как штык, нацелено-проста

И требует такого же ответа.

Сказав тебе, душой не погрешу,

Что здесь обрел я больше, чем утратил.

Ты подожди, я скоро напишу —

Лишь высохнут промокшие тетради.

Владимир Макуров

МЕЛОДИЯ МЕТАЛЛА

Мне нравится лирический этюд

осенних красок городского парка,

и резкий звук суровых зимних вьюг,

и звон капелей озорного марта.

Но есть над городом ведущая одна,

запевная и основная тема:

мелодия горячего огня,

мелодия прокатов и мартена.

В моем цеху намного больше труб,

чем в механизме сложного органа.

И мы играем в сотни грубых рук

мелодии стального урагана.

Хитросплетенье высочайших гамм

рождают люди в творческом задоре.

И рады мы, что нашим голосам

с другими слиться тысячами в хоре!

* * *

На Сухой Губерле я ловлю карасей

в окружении желто-зеленых кубышек.

На Сухой Губерле удивленный репей

из-под камня пробился, расправился, дышит

На Сухой Губерле то земля, то вода…

И усталое солнце опять распыхтелось.

Дождь приходит сюда из-за гор иногда.

А резина на лодке мгновенно нагрелась.

Связан пылью, рванулся к реке суховей…

Я сегодня ночую в степи с пастухами.

А за это для них наловлю карасей

на Сухой Губерле, что течет под ногами.

Юрий Селиверстов

ТОПОЛЬ

Спилили тополь у крыльца.

Что за беда — душа забудет.

Но сорок пятого кольца

На этом пне уже не будет.

Он ветви клал на провода,

Он по ночам стучал в окошко,

На нем скрывалась иногда,

Цыплят выслеживая, кошка.

Сосед ругался и грозил,

Хотел поджечь его, по слухам.

А он округу заносил

По окна тополиным пухом.

Он застил свет, сорил листвой,

Был и уродом, и вражиной,

Он встал к соседям на постой,

А ведь у них гараж с машиной.

Он поросль новую пустил,

Хранил от ветра птичьи стаи.

…Я зла не помню, я простил,

Но вот скворцы не прилетают…

* * *

Дай бог, чтобы вас на крутых поворотах

Всегда стороной обходила беда.

…А в доме напротив — звезда на воротах,

Последняя в нашей округе звезда.

Дай бог, чтобы вас не оставили дети,

Когда вам метели прибавят седин.

…А в доме напротив живет дядя Петя,

Который на всем белом свете один.

Прошли снегопады, так тихо, как годы,

Так странно прошли, как по чьей-то вине.

…А в доме напротив — два старых комода,

Да пять фотографий на голой стене.

Как мудро по доброй традиции давней

Из тех же ручьев пребывает река.

…А в доме напротив не вешают ставней

И двери все так же не знают замка.

Конечно, потерями жизнь не измерить,

Но крылья стареют, и слабнет полет.

…Дай бог, чтобы мне никогда не поверить,

Что в доме напротив никто не живет.

Александр Филатов

* * *

Потерявший любовь и обличье земное,

Как сухая трава, к горизонту качусь…

Может быть, я в пути это мокрое, злое —

Дорогое лицо вновь любить научусь.

И — вернусь. И простишь! И сама — повиликой.

Наваждение снимешь с понурой души:

Вновь окажется жизнь и простой, и великой…

Но любить безоглядно меня не спеши.

Я запомню ковыль, я запомню овраги —

В мыслях буду всегда — гневным ветром гоним —

Вдруг не хватит мне сил и не хватит отваги

Вновь начать для тебя незаконченный гимн.

* * *

Земле в глаза я не смотрю:

Как блудный сын с Большой дороги…

Курю и плачу. И курю

Заморский яд.

Ищу итоги