Максим Калашников - Оседлай молнию! Страница 18

Шутки – шутками, но если бы в тот момент удалось убить самого Гитлера, то «нечто», мобилизовавшее вермахт на восточном фронте, действительно могло исчезнуть. И тогда повторялся вариант с Наполеоном.

По американским данным опроса немецких пленных, даже в марте 1945-го, когда положение Германии стало совершенно безнадежным, когда рейх уже лишился нефти и транспортной системы, Гитлеру все еще доверяли 31 процент немецких солдат. 11 процентов еще ожидали разгрома англо-американских войск на западном фронте. А 14 процентов опрощенных фрицев верили в появление у Гитлера чудо-оружия, которое сметет и русских, и западников. Американцы в последние месяцы той войны никак не могли постичь: почему это захваченные ими немецкие офицеры, ругая плохое снабжение своих частей, ложную стратегию и неправильные действия родного командования, тем не менее упорно отказывались признать ошибочность политики самого Гитлера?

Рассуждая о Второй мировой, обычно говорят о том, что она показала страшную силу танков, бомбардировщиков и атомного оружия. И это так. Но стоит добавить – эта же война стала демонстрацией еще одного «вундерваффе» – психологического. Человеческая психика, читатель, – это штука невероятной силы. Мы только-только начинаем осознавать эту силу. Овладение этой невероятной силой позволяет творить чудеса.

Холодные интеллектуалы-аналитики никогда не смогут понять истории Второй мировой войны, как не понимали ее их тогдашние коллеги. Потому что та война – это страшное чудо, явление неаналитическое, нечто из области вышей психологии. В какие-то периоды воля одного вождя оказывалась важнее десятков миллионов тонн нефти, колоссального промышленного перевеса стран антигитлеровской коалиции, чудовищного превосходства этих стран в живой силе и технике.

Невероятная психика одного-единственного фюрера противостояла почти всему миру!

Как? Почему? Профессор Манфред Кох-Хилльбрехт убедительно доказывает, что Гитлер был человеком особого склада психики – эйдетиком. То есть человеком, который обладал поразительной памятью, которая навсегда и до мельчайших деталей сохраняла все, что ему доводилось видеть, читать или слышать. Точь-в-точь живой компьютер, который мог всегда вызвать из своей памяти образ-эйдос. Эйдетической памятью обладают дети, стремительно теряя этот дар уже в первые годы жизни. А Гитлер его каким-то образом сохранил.

Но эйдетик обладает и другими волшебными способностями, которые наделяют полководца и вождя страны невероятной силой – стоит лишь приложить к этой магии технические достижения современной цивилизации.

Например, такой вождь-эйдетик не нуждается в армиях аналитиков, готовящих справки. Так, гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер вспоминает, что Гитлер не пользовался аналитиками, намеренно отказываясь логически анализировать положение. Он не перепроверял планы военных операций и – внимание! – не стремился предугадать контрмер противника. То есть он был уверен, что противник будет действовать так, как хочет того сам Гитлер. Вождь рейха обладал способностью воспринимать окружающую действительность без помощи рассудка, совершенно другими контурами своей психики. Он инстинктивно чувствовал приближение опасности, что спасало ему жизнь еще в окопах Первой мировой войны. (Известен случай, когда Гитлер, охваченный необъяснимым желанием, поспешно покинул воронку, в которой сидел вместе с другими, пережидая обстрел, – и тотчас в эту воронку упал снаряд, разорвав оставшихся в ней.)

Но вот что еще более поразительно: эйдетик может управлять ходом событий, изменять реальность. М. Кох-Хилльбрехт приводит данные исследований выдающегося советского психиатра и психолога Александра Лурия (1902-1977), который тридцать лет работал с эйдетиком Шерешевским, странным еврейским журналистом. Тот не различал реальности и своих фантазий, будучи уверенным: если он чего-то страстно захочет – то это случится как бы само собой. Или же события в реальной жизни пойдут именно так, как он представит. На спор с друзьями пациент Лурия делал так, чтобы кассир в магазине давала ему, например, не 10 рублей сдачи, а все двадцать.

Гитлер играл с людьми аналогично, но уже внушая свою волю сотням миллионов человек. При этом зачастую без всяких слов, одним взглядом. Несть числа случаям того, как люди становились его фанатичными приверженцами, едва только встречались с ним глазами.

Вот документальный фильм «Предостережение истории», снятый в 1997-м британцами. Перед камерой сидит бывший верный гитлеровец, уже глубокий старик Фридолин фон Спау, который пережил и войну, и страшный конец Третьего рейха, и все разоблачения национал-социализма. Но личность фюрера до сих пор чарует его. Вот как он вспоминает первую встречу с вождем нацистов в начале 1930-х годов:

«…Неожиданно я понял, что глаза Гитлера остановились на мне. Он смотрел на меня. Это был один из самых удивительных моментов в моей жизни. Он словно что-то искал. Его взгляд, который вначале просто остановился на мне, вдруг пронзил меня насквозь до невероятной глубины. Все было так необычно. Его продолжительный взор убедил меня в том, что намерения у него благородны. Могу лишь сказать, что я рад, потому что видел лучшую сторону Гитлера… Конечно, у него были и темные стороны. Но я видел прекрасную сторону! И этого у меня никто не отнимет…»

И эти же эйдетические способности делали Гитлера сильнейшим полководцем. Например, в ходе безумно авантюрной кампании по захвату Норвегии (рудной базы Германии) в 1940-м судьба всей войны повисла на волоске: немецкие горнострелковые части без артиллерии не могли выбить англичан из Нарвика. Был только один способ перебросить им пушки: по воздуху. Но имевшиеся орудия не входили в нутро немецких бомбардировщиков. И тут Гитлер вспомнил, что во время одного из парадов в Австрии мельком видел горные орудия как раз подходящих габаритов. Так оно и оказалось! Нарвик пал.

Дело здесь не только в способности держать в уме сложнейшую фронтовую обстановку, не только во внезапных озарениях. Главарь Третьего рейха уже в тридцатые годы смог очень живо вообразить себе грядущую войну, причем как с позиции рядового солдата, так и с «птичьего полета! Так, „…он с легкостью ставил себя на место артиллериста: «Мне не нужно бегать туда-сюда со станиной лафета в руках, поскольку можно автоматически развернуть ствол в любом направлении. Это орудие просто бесценно для обороны береговой линии!“ – говорил Гитлер, познакомившись с чешскими гаубицами (М. Кох-Хилльбрехт. Указ, соч., с. 90-91).

Именно своеобразная фантазия помогла Адольфу стать настоящим режиссером битв. Он смог построить войну по канонам шоу-бизнеса, поражая сознание своих противников. Он ставил кровавые представления как художник, а не как туповато-прямолинейный генерал. Стремительные атаки танковых масс, дерзкие рейды парашютистов и диверсантов и адский вой пикирующих Ю-87 – это порождение его фантазии, которая родилась в его мозгу на маневрах 1934 года и затем облеклась в тсхнологизированные рамки с помощью 6-го отдела германского Генштаба во главе с полковником Гудерианом – злым гением танковых наступлений.

Когда сходятся два противника, способные извергнуть друг на друга миллионы тонн стали и взрывчатки, на чашу весов в войне падает нечто бестелесное и таинственное, но тем не менее очень грозное, способное творить чудеса. Слова «моральное состояние войск» слишком плоски и не передают особенности загадочного «нечто». Кажется, это и есть то самое не исследованное пока психополе, которое может порождать Сверхвождь-полководец. Именно ему, в котором взаимодействия передаются едва ли не быстрее скорости света, повинуются движения, страсти и помыслы многомиллионных масс – солдат и рабочих, чиновников и художников.

Каким– то невероятным чутьем это понял Сталин, когда немцы подходили к Москве и когда наши войска бежали, объятые паникой, утратив веру в себя. Когда один полк гитлеровцев опрокидывал русскую дивизию, а дивизия вермахта громила целую армию. Именно тогда Сталин воззвал не к коммунистическим идеалам, а к самой что ни на есть родовой памяти русских, когда чудотворная икона на самолете облетала Москву, когда вышли из подполья духи русских национальных героев из седой старины. «Велика Россия -а отступать некуда. Позади – Москва!» Сколько раз недоумки издевались над этими словами политрука Клочкова, воодушевлявшего 28 воинов-панфиловцев. И не было, мол, ни патетики, ни Клочкова, ни 28 богатырей. Плевать нам на критиков. Панфиловцы были лишь потому, что в них верила вся страна. И слова эти стали магической формулой победы. Все – пришли. За Москвой ничего больше нет. Там – конец мира, Море Мрака, царство теней. И нужно выстоять на этом, самом последнем рубеже.

И тогда родилось «нечто», что помогло русским, еще вчера обуянным паникой и злобой на собственных командиров, разбить врага под Москвой. Пусть еще грубо и неумело, с огромными просчетами в организации битвы и большими потерями – но все же разбить. Что-то заставляло русских бросаться на танки с «коктейлем Молотова». Что-то подвигло сибиряков на то, чтобы под Можайском высаживаться с самолетов без парашютов, прыгая прямо в снег с бреющего полета.