Павел Шестаков - Самозванец Страница 18

Между тем сам Дмитрий все еще под Новгородом-Северским. Гордость не позволяет ему снять осаду. Гремят подвезенные пушки, ломая стены, но город не взят. Басманов стоит твердо…

Тем временем в лесах по Десне гаснут осенние краски, золотые пески покрываются первым, неустойчивым еще снегом.

Начало декабря, но «зимних квартир» не предвидится.

Потерпев неудачу в попытке нанести удар с востока, Годунов стягивает отряды и полки на главном направлении, через Калугу к Брянску.

Это не просто служилые полки. Видя приближение решающего часа, Борис объявляет, как мы бы сказали, мобилизацию. По царскому указу с каждых двухсот четвертей обрабатываемой земли должен быть призван ратник с конем, доспехами и запасом.

Много написано о растерянности Годунова, о его непростительной медлительности, однако в течение шести недель царю удается собрать в Брянске пятидесятитысячное войско. Это немало, если учесть, что у Дмитрия под Новгородом-Северским не больше пятнадцати. Во главе Борисовых ратей поставлен князь Федор Мстиславский, которому негласно обещана «высшая награда»— царская дочь Ксения.

Но будущий жених не очень решителен и расторопен. Собирая подкрепления, он медленно продвигается на юг. Когда наконец Мстиславский миновал Трубчевск, Дмитрий оставил новгородский лагерь и выступил ему навстречу.

Восемнадцатого декабря на берегах Десны встретились передовые отряды. В сухом морозном воздухе гулко прозвучали первые выстрелы. Определились позиции сторон, но два дня еще продолжалось затишье. Скорее всего Дмитрий ждал, что царское войско повернет оружие против бояр, а те надеялись, что, оказавшись в малочисленности и невыгодном положении между Мстиславским с фронта и Басмановым в тылу, в Новгороде-Северском, самозванец уступит без боя и принесет им бескровную победу.

Но Мстиславский плохо знал Дмитрия, витязя ловкого, искусного владеть мечом и конем, военачальника бодрого и бесстрашного, как вынужден признать даже Карамзин, так много клеймивший «вора». «Лжедмитрий был всегда впереди, презирал опасность и взором спокойным искал, казалось, не врагов, а друзей в России».

В тот день друзей он не нашел, к нему перебежало лишь трое детей боярских…

Нужно было сражаться, и он больше не колеблется.

Двадцать первое декабря 1604 года.

Отряды Дмитрия, выстроившиеся и готовые к битве, видят бодрого и бесстрашного военачальника.

Вот он останавливается перед рядами, поднимает руку.

Тишина.

На лице Дмитрия нет обычной угрюмости, голос звучит уверенно и громко:

«Любезные и верные сподвижники!

Настал час, в который господь решит мой спор (прю) с Борисом!

Будем спокойны, ибо всевышний правосуден. Он чудесно спас меня, чтобы казнить злодея…

Не бойтесь многочисленности врагов. Побеждают мужеством и добродетелью, а не числом, как то свидетельствует история…

Мне будет царство, а вам слава, лучшая награда добродетели в здешней краткой жизни…»

Итак, жизнь кратка, а всевышний правосуден. Чего же ждать? Вперед!

— Да здравствует царь Дмитрий!

— Виват!

Польская конница первой врезалась в правое крыло московской рати. При абсолютном численном преимуществе противника фланговый удар был, видимо, наиболее верным решением.

И действительно, кавалерия выигрывает жаркую схватку, неповоротливые Борисовы призывники побежали, опрокидывая центр. В этот момент Мстиславский, кажется, вспоминает, что он воин и военачальник и даже почти жених царской дочери. Мечом в самой гуще битвы он бьет врагов, отбиваясь от натиска, и своих, чтобы остановить бегство.

Но один все-таки в поле не воин, если пятьдесят тысяч вокруг него охвачены паникой. Потом они придумают, что кони испугались поляков, одетых в вывернутые медвежьи шубы. На князя обрушиваются удары сабель, он ранен в голову, весь в крови, падает с коня. Стрельцам с трудом удается вынести командующего из битвы…

А сама битва?

Вот-вот и она будет выиграна. Смяты уже и фланг, и вражеский центр, но… На пути атакующих встает железная стена. В прямом и переносном смысле…

Принимая этих людей на службу, Борис надеялся на них и щедро одаривал деньгами и прочими милостями. Ведя войну с пьянством, не жалел для них бочонков с вином — серебряных, с дорогим вином! — из царских погребов, называл «милые моему сердцу немцы!»

И милые сердцу ландскнехты не подвели.

Закованные в железо, железной выучки и духа семьсот воинов встречают конную лаву прицельным огнем…

Загремели вдруг выстрелы и позади атакующих. Это осажденный Басманов бесстрашно вышел из крепости, чтобы, разгромив оставленный лагерь, ударить Дмитрию в тыл. Однако, убедившись, что рати Мстиславского повсюду отступают под прикрытием немецкого огня, Басманов со своим маленьким отрядом был вынужден вернуться в Новгород.

Битва затихла.

Поле боя осталось за Дмитрием.

Четыре тысячи русских трупов лежали на берегах Десны.

Говорят, что Дмитрий плакал, объезжая это поле…

На другой день на помощь самозванцу прибыли четыре тысячи запорожцев, и Борисовы воеводы отошли окончательно, к Стародубу.

Однако и Дмитрию пришлось отступить. Немцы вырвали у него полную победу, а полупобеда и кровопролитная битва напугали польских союзников. Мнишек, выбранный ими гетманом еще в начале похода, вдруг решил возвращаться в Польшу под предлогом близкого сейма.

«Рыцарство» грубо потребовало денег за проявленную храбрость и пролитую кровь.

Кто-то даже нагло крикнул Дмитрию:

— Дай бог, чтоб посадили тебя на кол!

Оскорбитель получил от царевича по зубам, но почти все поляки ушли.

Война становится русской.

Предав с почестями земле останки погибших на поле сражения соратников и неприятелей, Дмитрий отводит войска на восток к укрепленному Севскому острогу. Здесь он «спешил вооружать, кого мог: граждан и земледельцев». Пополнение взамен павших и ушедших — его главная задача.

Войско Бориса засело тем временем в зимних дебрях вблизи Стародуба, где некогда пробирался к границе лесными тропами Григорий Отрепьев.

В войне наступила месячная пауза.

Однако это не традиционное зимнее затишье, характерное для межгосударственных войн. Гражданская имеет свои законы. Обе стороны не может удовлетворить шаткое равновесие сил. Если для Дмитрия полупобеда привела к отступлению, то Борис тем более не может удовлетвориться полупоражением. И хотя, воспользовавшись тяжелым ранением главного воеводы, его «сотоварищи» не спешили оповестить царя о реальном положении вещей, умный Годунов все понял. Однако он решает сдержать гнев и велит передать Мстиславскому:

«Когда ты, совершив знаменитую службу, увидишь образ Спасов, Богоматери, чудотворцев Московских и наши царские очи, тогда пожалуем тебя свыше твоего чаяния. Ныне шлем тебе искусного врача, да будешь здрав и снова на коне ратном».

К страдающему от ран военачальнику царь шлет врача, к потрепанному войску нового воеводу.

Казалось бы, выбор полководца не труден. Ведь есть же Петр Басманов, доказавший способность уверенно биться с самозванцем даже малыми силами. И его действительно отзывают из Новгорода-Северского в Москву, где встречают, как и положено встречать героя. Для торжественного въезда в столицу Басманову посланы собственные царские сани, ему даровано боярство, своими руками протягивает Годунов герою золотое блюдо, наполненное червонцами, сыплются и другие дары.

Но власть над войском? — Нет!

Трусливый, подозрительный характер берет верх над разумом, и скоро за это Борису придется заплатить не золотом на блюде, но кровью близких.

Кому же вверяет Борис судьбу царства и династии?

К войску направлен человек, которого не назовешь полководцем. Его ум в интригах искушен гораздо более, чем в сражениях. Известный уже князь Василий Шуйский, мастер выживания в любых обстоятельствах, поставлен воеводой.

Вторично жизнь сводит с Дмитрием этого человека.

Впрочем, Шуйский пока клятвенно заверяет, что впервые. Ибо назвавший себя Дмитрием — самозванец, а истинный царевич погиб в Угличе, неловко играя с ножом. В этом Шуйский заверял и царя Федора, и недавно совсем с Лобного места торжественно свидетельствовал перед москвичами.

Теперь, наделенный царскими полномочиями, князь отправляется к армии, чтобы сразиться с обретшим плоть и кровь призраком погибшего отрока.

Войско ждет его в стародубских лесах, вместе с Мстиславским залечивая раны, «в бездействии, в унынии, с предводителем недужным».

Не полководец по природе, Шуйский, однако, умеет извлекать уроки из военных событий. В частности, он верно оценил роль, какую сыграло огнестрельное оружие в предшествующей битве, спасая Мстиславского от полного разгрома. Численное превосходство и огневая мощь — вот его главные козыри в предстоящем сражении.