Дмитрий Панин - Солженицын и действительность Страница 18

Но Солженицыну следует отказаться от найденных средств борьбы с тоталитаризмом и заменить их феноменом, «который предстоит ещё открыть, разглядеть и осуществить». Непродуманное предложение Солженицына уводит от борьбы с режимом в СССР.

Глава 6

Статьи в сборнике «Из-под глыб».[58]

В декабре 1974 года в сборнике «Из-под глыб» появились три статьи Солженицына: «Раскаяние и самоограничение», «Образованщина» и «На возврате дыхания». Их автор продолжает настаивать на своих ошибках, а в ряде случаев их усугубляет:

1. Солженицын успел забыть о силе «вождей», которых упрашивает в «Письме вождям». Он обращается к подневольному народу, вообразив, что наступили времена тишайшего царя Алексея Михайловича. Недаром Солженицына преследует мысль о наших раскольниках и выпавших на их долю несчастьях. Народ, по мнению Солженицына, подготовлен выслушать его проповедь о раскаянии и самоограничении. Но Солженицын подменил народ самим собой и несколькими согласными с его установками диссидентами.

2. Выход из создавшегося в стране положения Солженицын видит в раскаянии и самоограничении. У христианина в принципе не может быть возражений против этих требований. Но то, что было уместно предлагать в России до 1917 года — анахронизм после вот уже скоро 60 лет жизни в коммунистическом аду.

Подсоветским россиянам нужно не всенародно покаяться, а освободиться от режима. Покаяние пока что возможно лишь в грехах перед близкими. Если угнетённые серьёзно восприняли бы проповедь Солженицына о раскаянии и самоограничении, то они должны были бы заняться поисками своей вины в отношении «вождей» и соответственно ослабить сопротивление режиму и борьбу за своё освобождение. Зато солженицынская проповедь сослужит службу классу партийных бюрократов, и они уж извлекут максимальную для себя пользу.

Сергий Радонежский содействовал освобождению России от татар и благословил войско Дмитрия Донского на решительную битву. Уединённая жизнь в монастыре не помешала ему отлично разобраться в несчастьях нашей страны. Советы монаха не шли вразрез с нравами и понятиями той эпохи. Великий святой тоже мог предложить русскому народу жить не по лжи, каяться, заниматься самоограничением. Принятие нашими предками такого несвоевременного плана задержало бы их освобождение от татарского ига ещё лет на двести.

Триада Солженицына — не лгать, раскаиваться, самоограничивать себя вносит неразбериху и поднимает сумятицу. Новинка, в которой сам автор не разобрался, препятствует мобилизации усилий россиян.

3. «Самоограничение», о котором Солженицын начал говорить в своём телеинтервью,[59] обретает в статьях в сборнике «Из под глыб» силу руководящего указания партии. Поскольку Солженицын одновременно подчёркивает нашу вину во всём,[60] остаётся лишь прекратить борьбу за свои права. Для нашего народа, который и так со всех сторон ограничен, солженицынская рекомендация звучит, как насмешка.

Нам надо отвоевать гражданские свободы в рамках правовых норм современного мира, и лишь затем те из нас, которые начнут злоупотреблять полученной свободой, действительно должны будут себя самоограничивать, точнее подавлять в себе низкие желания.

4. В недрах народа родилась идея «революции умов», основанной на христианских принципах и использующей эффективные приемы борьбы для угнетённого населения в условиях режима. В противовес ей Солженицын ратует за «революции нравственные»… некий новый феномен человеческой истории, ещё неизвестный, ещё никем не проводимый в чётких ясных формах? Толком свою нравственную революцию он не объясняет[61] и лишь иллюстрирует свои рекомендации о неучастии во лжи, пользе раскаяния и самоограничения.

5. Солженицын продолжает возражать против «бесконечного» (145), «истребительно-жадного» прогресса (117). Он считает, что такой прогресс невозможен при бурном росте населения и ограниченных ресурсах. Однако, странно, что Солженицын не предлагает для уменьшения роста населения своё универсальное средство: самоограничение. В области деторождения оно может доказать свою жизненность и предотвратить аборты, а тем самым горячие споры об их неизбежности.

6. «…наш океан — Ледовитый, а не Индийский, мы — не Средиземное море, не Африка»… (149)

Освоение Северо-Востока СССР Солженицын считает делом решённым (254). В своём увлечении «отстойником» он полагает даже, что наше море — Северный Ледовитый Океан. Ценное открытие!

7. Солженицын полемизирует с подсоветскими образованными людьми.[62] Вызывает недоумение, что он успел забыть об обстановке, в которой они находятся, и выступает против:

— скрытой умственной деятельности (возражения Телегину, с. 239),

— осторожного просветительства (241),

— создания «тайных христианских братств» (241),

— конспирации (255),

— «неприятия культуры угнетателей (240),

— необходимости „внести в народ понимание того, до чего мы сами дошли“ (241), если для этого надо искать „обходные способы“ и „миссионеров новой культуры“» (241).[63]

Что же предлагает Солженицын, который бракует подпольные идеи и мысли:

— создать жертвенную элиту (255),

— начать лечение наших душ (148),

— выздороветь, а затем помочь народам бедным и отсталым (150).

Вся программа осуществится сама собой, без предварительной большой работы, только потому, что Солженицын предлагает всем начать «жить не по лжи». Достойный человек для него тот, кто в СССР открыто объясняет иностранным корреспондентам своё несогласие с чем-то в стране. Невольно вспоминается одна королева, для которой человек начинался с барона.

8. Солженицын требует от нашего измученного народа совершить «поворот к развитию внутреннему» (144), сравнимый с «великим поворотом человечества»… «от Средних веков к Возрождению» (144).

Не успели высохнуть чернила на прошении об освоении Северо-Востока и перемещении жизненных центров к самому Ледовитому Океану, как Солженицын предлагает новое Возрождение. Не много ли для россиян, перед которыми стоит неотложная задача самоосвобождения?

9. «Мы бы всё-таки назвали внутренней свободой способность и мыслить и действовать, не завися от внешних пут»… (239)

Но ведь так действует только распущенный психопат или самоубийца! Всякий нормальный человек неизбежно обязан считаться с препятствиями и угрозами, которые мешают проявлению его свободы, сообразовываться с ними и, если он борец, то применять определенную тактику.

10. Солженицын «искренне согласен» с тем, что «нельзя призывать к революции» (240). Он ещё раз подтверждает своё отрицательное отношение к революции в нашей стране. Солженицыну в данном случае нельзя отказать в логике — если панацея от всех зол жизнь не по лжи, то всё образуется само собой, и революция действительно ни к чему. Класс угнетателей может только поблагодарить Солженицына. Юродивые правдолюбы не опасны, да и в дурдом их упрятать проще простого.

Александр Исаевич, народ уже 58 лет ведёт борьбу с режимом. Сейчас она вступает в решающую фазу. Нельзя рекомендовать всему народу толстовство, годное только для одиночек, склад ума которых схож о Вашим. Гражданское неповиновение по Ганди было возможно при английских джентльменах, которые пользуются славой законников, но не при «вождях Советского Союза». К тому же Ганди личным участием на улицах Дели вдохновлял жителей, а не посылал им наставления из Лондона.

11. «И — жив. И — семья не вымерла. И — крыша над головой. И — что-то на столе» (258).

С помощью Солженицына можно предположить, что режим не такая уж помеха. Дезинформированный Запад получил ещё одно свидетельство о том, что власть исправилась.

12. Мнение Солженицына об интеллигенции окончательно запутывает читателя. Солженицын не даёт никакой классификации старой интеллигенции, берет её под защиту и сокрушается, что подсоветские образованные люди не унаследовали её качеств. Если это так, то их можно только поздравить. Увы часть образованных людей не избавилась от отдельных пороков старой интеллигенции. Но Солженицын возмущается не этим. Он мечет громы и молнии и обзывает «образованщиной»[64] тех, кто под действием режима выработал в себе качества подпольного борца.

Увлечённой проповедью своей триады Солженицын увидел только скверное у подсоветских людей. А ведь есть и ценное.

Послесловие

В своих художественных произведениях и в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын не стремится поразить мир и далёк от того, чтобы быть учителем и наставником человечества.

В лагерных вещах Солженицын мало придумывал, писал большинство персонажей с натуры. Успех и заслуженная слава Солженицына в немалой степени зависели от людей, с которыми он оказался в лагерях и тюрьмах. Солженицын был окружён достаточным числом лагерников, хорошо знавших коммунистический режим. Неоправданные отклонения любого из нас от верного мнения встречали отпор и заслуженные насмешки. Солженицын тех лет и его творчество находились как бы в силовом поле. Не порывал он с некоторыми из бывших зеков и в последующие после освобождения годы в силу направленности своего творчества.