Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6312 ( № 7 2011) Страница 19

что отсчитывал нашу с тобою

на двоих неспокойную речь.

Это осень и запах алоэ –

право жить и желание слечь.

* * *                                                                                                                                                   

Берегись, убаюкаю. В мутном бокале

застоялась заздравная, здравая речь.

Обтекает дыхание, перетекает

в обводные каналы вдоль линии плеч.

Липнет лунное олово к пене прибоя,

припаяло у кромки усталый твой взгляд.

Ночь безродной собакой шагнёт за тобою,

слышно, чьи-то шаги мокрой галькой галдят.

Даже море устало от шума. И ветер

полоснёт по лицу. Ты прикроешь глаза

и представишь, как гнёт тополиные ветви

прямо к окнам моим октябриный азарт.

Как стою у окна в твоей старой рубахе,

за бессильные плечи держусь и смотрю,

как дождём гулкий вечер небрежно распахан.

Я тебя убаюкаю… баю-баю.

ТОЛЬЯТТИ

На берегу застыну…

Ольга ЖУРАВЛЁВА

МОЙ                                                                                                                                                  

Этот сине-зелёный твой.

Этот рьяно-багряный, встречный,

Необузданный и живой –

Мой, конечно…

И надмирностью вековой,

Недоступностью безупречной

Режиссируешь непокой –

Мой, конечно…

И, печалясь по пустякам,

Прикрывая глаза устало,

Посвящаю твоим рукам

Этот – алый…

И неведомо почему –

По каким неземным причинам

Предназначенный никому –

Мой мужчина!

* * *                                                                                                                                             

На берегу застыну на бегу,

Над самым краем заслонясь руками –

Не оттого, что плавать не могу,

А потому, что неуютно с вами.

А там, внизу, значительно у ног

Неторопливо протекает время,

Дразня неотвратимостью тревог,

Стремнинами отбрасывая стремя.

Вот так – не отрываясь от земли,

Окаменев от мудрости остылой,

Бросаю в воду взгляды-корабли,

Предупреждая их круиз унылый.

И так всегда. Хоть бравый капитан

По чести и мундиру безупречен…

А где-то в море мой катамаран

Тяжёлыми штормами изувечен,

Коньком тараня жёсткую волну,

Стремится оторваться от пучины.

По-птичьи не вникая в глубину,

Ища в полёте главные причины,

Летит себе вперёд, касаясь вод

Под дерзкими тугими парусами?

Как – словно с горки вылетев на лёд –

В далёком детстве реку режут сани…

МОСКВА

В этой вселенной

Анна СТРЕМИНСКАЯ

* * *                                                                                                                                                  

Я притаилась здесь, на этой планете,

в этой вселенной, пульсирующей, как сердце.

В этой вселенной есть улица горше смерти.

Там проживаю я – больше некуда деться.

В этой вселенной я на любимом диване,

с книгой в руках. Если выйти во двор –

палисадник.

А в палисаднике маленький есть виноградник.

Выйдешь во двор – всё в зимней стоит нирване.

Рядом со мной рыжий кот – такой же,

как я, подкидыш

в этой вселенной, в земных временах и странах.

С ним посидишь, ну а после из дома выйдешь.

То, что увидишь, покажется очень странным.

Что вижу я – образ Божий в альтфатер1

лезет,

рядом товарищ в сугробе лежит смиренный.

Мне ничего не понятно на странной моей

планете,

в этой вселенной – страннейшей из всех

вселенных.

ЭВРИДИКА                                                                                                                                 

Ария Тоски в подземном звучит переходе,

Тоска поёт с затаённой надрывной тоскою.

Тоска подземная в плащике не по погоде,

с бледным лицом, что припудрено

смертным покоем.

Мечется голос надтреснутый, жалкий,

зовущий,

голых красоток и лики святых омывая.

Мечется и рассыпается пуще и пуще

под грохотанье летящего к морю трамвая.

Песнь Эвридики затем в этом царстве

Аида…

Вот и Орфей, а быть может, Харон –

я не знаю.

Выручку он заберёт, он зовёт её Лида,

вот он выводит её, вот поверхность земная.

Вот он идёт и на зов её не обернётся,

всё как всегда: и спокойно, и тошно, и дико.

Только галёрка случайным хлопком

отзовётся,

только останется – Тóска, тоска…

Эвридика.

ОДЕССА

Ожидание весны 

Валентина КОРОСТЕЛЁВА

* * *                                                                                                                                                 

Дремлет шляпа, спит пока что зонт,

Снег висит кругом немытой тряпкой…

Но таит загадку горизонт,

Хоть под вечер и бывает зябко.

Ну а если солнце пронырнёт

Сквозь небес огромную подушку, –

Сердце снова вздрогнет и замрёт,

Как дитя в преддверии игрушки.

За душой – ни капельки вины,

И опять поёт надежда соло…

Это ожидание весны

Слаще всех июльских разносолов!

* * *                                                                                                                                            

А я, однако, в душу верю,

Да, да, с утра по крайней мере,

Пока не встрянет наконец

В мой день какой-нибудь стервец.

Пока дышать не помешало

Его заточенное жало

И не сошлись, увы, на нет

Средь бела дня и звук, и свет.

Пока от чаши этой едкой

Не пробил час глотать таблетки...

Но утро всё-таки наступит

И на былую боль наступит!

г. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ

Старые качели

Катерина КЮНЕ

* * *                                                                                                                                                   

небо поит из лужи своих голубят

жирное солнце уводит столбик

в распухший плюс

рядом с тобою я лучше самой себя

я ощущаю: вот перья, вот крылья, вот клюв

я тоже могу сидеть на высокой трубе

заполошно взлетать, солидно курлыкать

про юг

могу рассчитывать даже на корм с небес

а ещё говорят, что птицы – они поют…

я даже могу вести голубиный бой

с воронами тучными чёрными – мне легко

клювы прицельно в сердце, но рядом с тобой

птичья кровь превращается в птичее молоко

…небо кормит из лужи своих голубят

жирное солнце уводит столбик

в распухший плюс

рядом с тобой я лучше самой себя

я ощущаю: да. я живу. я не сплю…

как небеса узнают своих голубят?

вот собрались: делят небо, молчат и ждут