Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6392 ( № 45 2012) Страница 19

Эта ситуация растущего недовольства была довольно неприятной для Александра I. Тайная полиция регулярно доносила ему о брожении умов в среде офицерства, и он, памятуя о трагической судьбе своего отца Павла I, был весьма обеспокоен. Причём многие из цареубийц занимали и при его царствовании довольно высокие государственные и военные посты.

Россия же делала всё, чтобы континентальную блокаду Англии сорвать, а Франция, в свою очередь, прилагала усилия, чтобы этому воспрепятствовать.

Наполеон встретился с Александром I в Эрфурте, но эта встреча не принесла желаемых результатов. Несмотря на все заверения русской стороны о приверженности тильзитским договорённостям, Наполеону стало ясно, что Россия предпочла Англию.

И Франция, и Россия спешно готовились к войне. Она должна была начаться в 1811 году, но её начало отсрочил страшный неурожай в Европе, и начало войны было отложено Наполеоном на 1812 год.

Если пользоваться нынешней терминологией, то эта война была не чем иным, как "принуждением к союзничеству". Наполеон, вопреки существующему убеждению, завоёвывать Россию не собирался. Он прекрасно понимал, что это ему не под силу.

- И всё-таки война началась, Россия подверглась нашествию Великой армии, в которой были собраны силы чуть ли не всей Европы.

- Здесь следует отметить, что война проходила на достаточно узкой в масштабах России полосе, - она шла в полосе движения французской армии на Москву, включая полосу движения её фланговых корпусов. Главная часть Российской империи войной вообще не была затронута.

При этом в стратегический план Наполеона поход на Москву сначала не входил. Он полагал, что в приграничных сражениях сначала разобьёт по очереди две русские западные армии Багратиона и Барклая де Толли, а после этого, как это уже случалось во всех европейских войнах, будет заключён мир на условиях победителя.

То, что произошло потом, было для него полной и весьма неприятной неожиданностью: ему был навязан вариант "скифской войны". Имеются свидетельства, что "скифский план" будущей войны Барклай де Толли обдумывал ещё в 1807 году, когда после ранения находился на излечении. У него уже тогда была уверенность в том, что роковое столкновение Франции и России неизбежно.

И французская армия была вовлечена в глубь России. Это была на то время лучшая армия Европы, и в России это прекрасно понимали, поскольку претерпели несколько серьёзных поражений во время "наполеоновских войн" с 1805 по 1807 год.

Главной задачей для русских войск было - не допустить реализации Наполеоном своей стратегической модели ведения войны.

Корпуса Наполеона численностью 600 тысяч человек вклинились между более малочисленными армиями Багратиона и Барклая де Толли, причём численный перевес французов был достаточно ощутимым.

- Но не все военачальники русской армии были сторонниками тактики "скифской войны"[?]

- Разные военачальники разрабатывали соответственно и разные планы. Свои представления о ведении войны были и у Багратиона, который считал, что нужно в кратчайшие сроки объединить армии, идти навстречу Наполеону и разгромить его. Багратион писал Ермолову и Растопчину: "Мы их шапками закидаем!", что было довольно странно, если учесть, что Багратион был опытный и, безусловно, талантливый тактик. Ему случалось уже не раз встречаться с французами на поле боя. Но тем не менее такие настроения были в русской армии весьма популярны.

И когда Барклай начал осуществлять "скифский план" ведения войны, который, естественно, был одобрен Александром I, то столкнулся с яростной "фрондой" ряда генералов. Одним из его наиболее яростных противников, к несчастью Барклая, был великий князь Константин Павлович, который, как и Багратион, считал, что нужно идти вперёд и давать генеральное сражение. Великий князь открыто называл Барклая изменником, устраивал ему скандалы в присутствии генералитета. В конце концов Барклай был вынужден выслать его из действующей армии.

Но великий князь в своих оценках Барклая находился отнюдь не в одиночестве - даже начальник его штаба А.П. Ермолов фактически был против своего командира. На то была своя причина. Ермолов, тогда ещё весьма молодой человек, но уже отличившийся и имевший серьёзный вес в русской армии, был к тому же ещё и личным другом Багратиона. Он и многие другие генералы считали, что армией должен командовать Багратион, а не Барклай. Причём здесь был и формальный момент: у Багратиона в сравнении с Барклаем было старшинство - в списке получивших чин генерала от инфантерии фамилия Багратиона стояла впереди, а для русского генералитета того времени это "старшинство" имело большое значение.

Правда, в этой ситуации князь Багратион повёл себя благородно: когда две армии всё же соединились, он добровольно уступил командование военному министру Барклаю де Толли, полагая, что теперь-то они вместе дадут генеральное сражение Наполеону.

Барклай был в очень трудном положении. С одной стороны, он понимал, что давать генеральное сражение нельзя, с другой -  он был окружён людьми, которые чуть ли не в лицо называли его изменником. Багратион, к примеру, писал генерал-губернатору Москвы Растопчину, что "Барклай, яко иллюминатус, ведёт французов к вам в Москву", и Барклай, были такие ситуации, уже был готов вопреки здравому смыслу, под жесточайшим давлением, дать генеральное сражение, тем более что находящийся в Петербурге император Александр тоже начал выражать откровенное неудовольствие результатами военной кампании.

Произошло ожесточённое сражение между русскими и французами под Смоленском. Барклай понимал, что, если остаться и оборонять Смоленск, французы обойдут своими корпусами город, и с его армией, попавшей в полное окружение, будет покончено. После двухдневной битвы Смоленск был оставлен, а Барклай отступил со своей армией в сторону Москвы, что вызвало уже неприкрытую ярость его оппонентов.

Вообще надо сказать, что это была некая "традиция", идущая ещё из XVIII века, этакая групповая борьба в верхах генералитета. Екатерина Великая, если так можно сказать, такую борьбу поощряла, дабы не допустить единомыслия и единодействия. Но в 1812 году это было смерти подобно. И уже недалеко от Москвы Барклай был заменён Кутузовым.

Кутузов, выдвинутый как бы общественным мнением, прибыл в армию. Александр I его не любил и тем не менее ждал от него решительных действий, изменения стратегии ведения войны.

Но ничего подобного не произо[?]шло. Кутузов продолжал отступать, прекрасно понимая, что именно так и следует делать. Но сдать Москву без боя просто не мог. Он бы так сделал, но это означало бы для него репутационную катастрофу. Отсюда - Бородинское сражение, это чудовищное кровопролитие, в котором противоборствующие армии проявили себя героически.

Итог же Бородинского сражения был не совсем ясным. С одной стороны, потери русской армии были ужасающими, а с другой - не менее ужасающими были потери и французские. Но если потери в живой силе французы могли ещё пополнить за счёт подходящих свежих корпусов, то от морального урона они так и не смогли оправиться. Наполеону не удалось разгромить в генеральном сражении русскую армию, что бы явилось для него спасением в этой ситуации. Он оказался за тысячи километров от своих баз снабжения, во враждебном окружении. Он совершенно был не готов к "дубине народной войны", как точно охарактеризовал эту партизанскую войну Л. Толстой.

- И всё-таки Москва была им взята и сожжена[?]

- У нас укоренилось утверждение, что Москву сожгли французы. Но уже известны и опубликованы материалы и свидетельства очевидцев, ставящие это утверждение под сомнение. Мы, кстати, опубликовали в журнале "Звезда" воспоминания дочери московского генерал-губернатора Растопчина, сейчас публикуются и воспоминания его самого, кроме того есть записки А.П. Ермолова. И все эти свидетельства говорят о том, что сожжение Москвы было предопределено Кутузовым и генерал-губернатором Растопчиным. По их замыслу, Москва, как губка, должна была впитать в себя армию Наполеона и погубить её.

Если бы Москва досталась Наполеону в целости и сохранности со всеми своими запасами продовольствия и фуража, то у Наполеона бы мог появиться некий шанс спасти и себя, и свою армию.

Пепелище, на котором он оказался, - это была заведомая гибель.

Известно, что по приказу Растопчина из Москвы был вывезен весь, как это тогда называлось, "огнегасительный снаряд", т.е. все средства пожаротушения и все пожарные команды. Драматичность ситуации заключается в том, что подводы, на которых вывозили этот "огнегасительный снаряд", были предназначены для вывоза тысяч раненых при Бородине. Это была величайшая жертва, принесённая не только командованием, но и самими москвичами. Население Москвы, видя и понимая, что готовится, этому не сопротивлялось. Люди были готовы пожертвовать всем, что не могли увезти с собой. И если состоятельные люди могли уехать в свои дальние имения, то московское мещанство оставалось буквально ни с чем. И тем не менее русские люди на это пошли.