Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6446 ( № 3 2014) Страница 19

Транспорта в городе почти нет. Всё доставляется на себе или на санках. Дрова для поликлиники возятся на санках».

30 января 1942 г. «Дали ток. В комнате светло, работает радио».

1 февраля 1942 г. «С утра зашёл в магазин и выкупил сахара 0,5 кило и 50 г масла (начал есть масло). После этого позавтракал. В 11 ч. утра открывал стационар для дистрофиков на 35 коек при фабрике «Красный водник». …Сколько слов благодарности было сказано всеми поступившими больными, которые этим мероприятием будут спасены от голодной смерти. Голодные как звери, они набрасывались на достаточную по калорийности пищу, подбирая все крошки хлеба, они вылизывали тарелки, ложки и с жадностью глядели на тех, кто ещё продолжал есть…»

10 февраля 1942 г. «Идя на работу, около яслей наткнулся на труп женщины. Насильственная смерть. Пробит череп. …Где чувство сострадания к ближнему?»

14 февраля. «Время 12 ч. ночи. Только что закончил разработку плана для санитарно-бытовых комиссий домохозяйств. До этого хорошо помылся и выпил горячего чая. Чувство голода начинаю забывать. Питаюсь вполне удовлетворительно.

Заходил домой. Мамы не застал. Встретил её в магазине, в очереди за 125 г мяса. Устроил для неё ежедневно 1/4 литра молока и 200 г каши. Нужно поддержать. Была у меня Груша. Дал ей справку на белый хлеб. Как она изменилась! Отекла».

16 февраля. «Эвакуация населения идёт полным ходом. В день отправляется по 5–6 эшелонов. Вот сейчас народ не удержишь! Все хотят выехать. Сколько криков, слёз, угроз по адресу ведающих эвакуацией. Но всех не удовлетворишь».

9 марта 1942 г. «На рынках уже несколько раз обнаруживали продажу человечьего мяса в варёном виде. Чаще его обменивают на хлеб.

Вообще продовольственный вопрос в Ленинграде несколько улучшился. Выдаются мясо, крупа, масло и некоторые другие продукты, даже сухие овощи. Правда, всё это далеко не в требуемом количестве, но уже можно себя поддерживать. Дальше наверняка будет лучше. На Невском сегодня был приятно поражён. Двигаются грузовые трамваи – вывозят сколотый лёд и снег».

26 апреля 1942 г . «Стационары для дистрофиков с 1 мая закрываем. Взамен их с 25 апреля организованы и уже открыты столовые усиленного питания. Всего в городе на таком усиленном питании будут одновременно находиться 100 000 человек. <…> Какое это большое политическое дело! 400 000 дистрофиков, пропущенные через эти столовые, должны будут прекратить и прекратят смертность в городе».

8 июля 1942 г. «А сейчас я преступник, который скоро предстанет перед советским судом. За что? За то, что по указанию райисполкома мною были направлены в феврале 6 завотделами исполкома на питание в ясли, со сдачей ими своих продовольственных карточек <…> …и меня привлекли к ответственности по 109-й статье – использование служебного положения в личных целях.<…> Мне приписали смертность детей в этих 197-х яслях, ибо я объедал детей, хотя ни в какой степени дети от моего питания не страдали и получали свою норму полностью. За четыре месяца было всего шесть смертей от дистрофии <…> Я не признал себя виновным ни в одном обвинении, мне предъявленном».

23 января 1943 г. «…город значительно отличается от зимы 1941–1942 гг. Сравнительно чисто, снег убирается, ходят трамваи, работают театры, кино, бесперебойно работают радио, телефон. В квартирах тепло – действует водопровод, канализация. Большинство прилично одеваются, вид здоровый. Дистрофиков несравненно меньше. Цинготных – тем более».

23 мая 1943 г. «…Мне приписывают экономическую контрреволюцию. Во всём этом нет ни атома истины. Я преследовал своими действиями одну только цель – сохранить имущество, сохранить продукты. Ведь наступит время, кончится война, начнут восстанавливаться в районе учреждения – и всё это понадобится. С трудом удалось собирать имущество. Люди болели, умирали, транспорта не было, но то, что можно было, всё же спасли. <…>

Вот уже две недели, как я не могу работать. Не сплю, живу только одним, что вот-вот вызовут в прокуратуру…»

По сути, этим дневник и заканчивается. В 1949 г. И.В. Назимов был уволен из Горздравотдела и уехал в эстонский городок Кохтла-Ярве, а затем в Уфу, продолжая работать по медицинской линии.

Из записок Софьи Неклюдовой. Во время блокады какое-то время работала цензором; в дневничок она записывает слухи, байки, строки из просмотренных писем.

«Мы живём уже не так, как в прошлом году. Я уже сижу на стуле без подушки и ношу бюстгальтер».

«Самая большая в мире библиотека, наверное, те миллионы книг, которые сгорели в ленинградских буржуйках».

«Зоинька, моя милая, как я тебя увижу и когда попаду на фронт, пощады не будет им от меня. Буду бить, пока мои глаза видят врага, пока мои руки держат винтовку, буду бить за наше щастье, за нашу любовь».

«Соседка моя, старуха, всегда ждала меня у двери с топором с целью отнять карточки от голода. Но я была сильнее её и всегда отнимала у неё его».

«Да, ко всему привыкаешь и при звуке выстрелов и разрывов снарядов не вздрагиваешь, а вот в столовой уронили на каменный пол поднос, так половина обедающих соскочила со стульев…»

«…у нас 17 авг. прошёл жутко. Игорёк ранен осколком, повреждён нерв, и вообще ноги раздроблены. К нам в дом попал снаряд. Сашенька, я прошу тебя, привези, когда поедешь в город, букет цветов (из оранжереи), сколько бы он ни стоил…»

Объём статьи не позволяет цитировать остальных авторов дневников. Скажу лишь, что в этой книге собран бесценный материал и для поколений, которые знают о блокаде только понаслышке, и для исследователей блокады. Книга снабжена отличным справочным аппаратом и уникальными фотографиями. Надеюсь, что публикации дневников из фондов Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда продолжатся.

Город-герой Ленинград – Санкт-Петербург

Теги: блокада Ленинграда

Он прожил достойную жизнь

Фото: Павел КРИВЦОВ

Юбилей снятия блокады Ленинграда. Эта дата - повод вспомнить тех, кто сумел выжить в осаждённом Ленинграде, а потом рассказать о пережитом в своих произведениях. Олег Шестинский (1929–2009) – советский русский поэт, один из "детей блокады". Он прожил достойную и долгую по нынешним временам жизнь. В январе 2014 года ему могло бы исполниться 85 лет.

Олег Шестинский не забыт. Его стихи печатаются в различных сборниках и антологиях. Его патриотическая публицистика и сейчас берёт за душу. Он – из плеяды тех советских литераторов, кто сразу усомнился в «демократических ценностях» 90-х годов, кто открыто выступил в защиту русской культуры и социальных достижений советской эпохи, решительно сброшенных «реформаторами» с «корабля современности».

Долгие годы Олег Шестинский отвечал в аппарате Союза писателей СССР за работу с молодыми авторами. Он относился к делу неформально, и то, что в СССР сложилась и много лет успешно действовала эффективная и продуманная система поддержки молодых литераторов, включающая в себя областные, зональные, республиканские, всесоюзные совещания и семинары, выпуск сборников прозы, поэзии, критических статей молодых авторов, - во многом его заслуга.

Эти «бывшие» молодые авторы – Сергей Алексеев, Дмитрий Каралис, Сергей Михеенков, Михаил Щукин, Евгений Шишкин, Юрий Поляков, Борис Агеев, Михаил Петров, Вячеслав Артёмов и многие другие – сегодня в первых рядах той «корневой» русской литературы, которую ждут читатели, но которая остаётся вне современного литературного «дискурса». Собственно, и нет сегодня у нас никакого «дискурса» по причине окончательно оформившегося распада «культурного пространства» страны на две параллельные (никогда не пересекающиеся) реальности: патриотическую и[?] никакую.

Добрые слова об Олеге Шестинском могут сказать и ведущие писатели независимых ныне государств – бывших советских республик.

На страницах «Роман-газеты» публиковались целые поколения писателей, прошедших «школу мастерства», ставших настоящими профессионалами благодаря действовавшей в СССР системе поддержки молодых талантов. Одним из «ключевых» звеньев этой системы, её «мотором» был Олег Николаевич Шестинский.

Он был не только известным и популярным поэтом, но и прекрасным прозаиком. Его воспоминания о послевоенной юности, рассказы о людях, окружавших поэта, и сегодня пользуются большим успехом у читателей. Лучшие из них публиковались в последние годы жизни поэта на страницах «Роман-газеты».