Клод Дюфрен - Великие любовницы Страница 19

Итак, рыбка попалась на крючок, и теперь Диане оставалось пожинать плоды своего «чудесного греха». С той ночи и до последнего дня своей жизни Анри будет к ней привязан. Но, наслаждаясь победой, Диана постаралась сделать так, чтобы не пострадала окружавшая ее легенда о респектабельности. Дама из Ане постоянно заботилась о том, чтобы на ее репутации не было ни малейшего пятнышка. Кто-то посчитает это поведение лицемерным и будет прав, но Диана, зная, что ее окружали завистники, старалась не давать пищи их злословию. Анри же был далеко не так скрытен, у него не было ни малейшего намерения делать тайну из своего счастья. Поэтому начиная с того самого дня он стал одеваться только в черно-белое, цвета Дианы, и подписывать свои письма буквой «Н» и двумя полумесяцами, которые, сплетаясь, образовывали букву «D», начальную букву имени Дианы. Эту же монограмму он приказал вышить на своих одеждах, инкрустировать на воротах своих замков, даже на одеянии, которое было на нем в Реймсе во время его коронации!

Но далеко не все были рады этому успеху Дианы. Герцогиня д’Этамп, официальная «королева сердца», не могла согласиться с тем, что ей надо поделиться властью. Между женщинами произошел разрыв, и самое малое, что можно сказать по этому поводу, это то, что дамы эти не щадили друг друга в своих высказываниях. Анна не только сама распускала сплетни о «старухе»[53], но и наняла некоего Вутэ, поэта бесталанного, но язвительного, который для описания любовницы дофина употребил такие эпитеты: «ее размалеванное лицо, ее морщины, ее вставные зубы и ее увядший цвет лица». Любезнее некуда! Клевете мадам д’Этамп суждено было прожить долгую жизнь – уже в следующем столетии известный историк XVII века Мезерей написал: «С великим сожалением можно сказать, что юный принц обожал увядшее, полное морщин лицо, поседевшую голову, наполовину потухшие и часто покрасневшие глаза, короче, то, что можно назвать объедками со стола многих прочих».

Этот написанный ненавистью портрет ничем не походил на реальность. Все современники Дианы во главе с Брантомом были единодушны в восхвалении ее красоты, равно как и в удивительной долговечности этой красоты. Диана сама давала понять, что секрет ее вечной молодости заключался в чудесном напитке, который она якобы выпила еще девочкой. Во всяком случае, если Анри и приходилось довольствоваться «объедками», как говорил Мезерей, Диана умела прекрасно приспосабливать их для счастья своего любовника, который был как никогда под властью ее любви. О чем он ей и написал:

Как новый принц, лишь вас, моя принцесса, я люблю.Любовь мою я вам навеки отдаю.Пройдут года, а чувства все останутся нетленны.Ни рвы глубокие, ни каменные стеныМне не нужны. Нет крепостей для веры.Вас сделал госпожой, любовницей, царицейИ знаю, что любовь навек продлится.

До поры до времени Диана не отвечала на нападки. Она знала, что будущее принадлежало ей, потому что в один прекрасный день на трон должен был взойти ее защитник. А она должна была подняться вместе с ним в качестве его «королевы сердца». В ожидании дня, когда она сможет отомстить, Диана собирала вокруг себя верных людей, которые, как и она сама, делали ставку на будущее. Диана умела очень хорошо сдерживать свой гнев и ждала удобного случая, когда можно будет нанести удар обезоруженной сопернице. Этот случай представился ей спустя несколько лет, в августе 1544 года, во время очередных баталий между Франциском I и Карлом V. Последнему попал в руки секретный код французской армии, и, по словам летописца того времени, «некоторые решили, что ключ от кода был прислан германскому императору Анной де Писсле». Кроме того, утверждалось, что мадам д’Этамп передала ради красивых глаз своего любовника, продавшегося Карлу V, графа де Лонгваль, некоторые важные государственные тайны. Другой историк тех времен по фамилии Бейль написал по этому поводу:

«Герцогиня была столь близка к императору, что тот во всех подробностях знал обо всех тайнах двора и Королевского совета. Причиной этого безобразия была женщина. Женщина эта могла бы свергнуть монархию, если бы у Карла V голова не повернулась в другую сторону. Франциск I был продан по сходной цене»[54]. Потом историки опровергли это обвинение. В частности, Филипп Эрланже, который увидел в них происки Дианы.

Диана и впрямь умело воспользовалась слухами, которые тогда ходили. В войне между женщинами допускаются любые удары, даже самые подлые. Про этих женщин Монтескье написал: «Они завидовали друг другу во всем, даже в пороках». Это суждение удачно отразило обстановку при французском дворе, раздираемом двумя кланами, которые поочередно брали верх друг над другом. Глядя в будущее, Диана одобряла и поддерживала могущество семейства де Гизов и склоняла Анри к тому же. И совершенно напрасно, поскольку эти самые Гизы станут потом активно плести заговоры против сынов Генриха II и даже будут в нескольких шагах от того, чтобы вырвать у них корону Франции. Диана и ее партия, кстати, проявили себя яростными противниками реформаторов, которых они называли еретиками и которых требовали сжигать на костре.

Поддерживавшая другую партию, Анна уговаривала Франциска I проявлять терпимость к протестантам. Эта двойственность позиций двора отразилась на отношениях между королем и его сыном. До самой смерти Франциска I дофин, не осмеливаясь открыто выступить против отца, критиковал его политику, используя доводы, которые предоставляла ему Диана де Пуатье. Для того чтобы обеспечить себе гарантии на будущее, а также чтобы найти противовес дофину, Анна д’Этамп привлекла в свой лагерь третьего сына Франциска I герцога Шарля Орлеанского. Это был блестящий жизнерадостный молодой человек, чей открытый и прямой склад характера разительно отличался от характера его старшего брата. К несчастью для мадам д’Этамп, ей не суждено было долго пользоваться этой великолепной поддержкой – увы, принц преждевременно скончался, пав жертвой одной из загадочных эпидемий, которые регулярно охватывали страну.

Эта смерть глубоко огорчила короля, но отнюдь не мадам де Пуатье и не дофина, который видел в младшем брате угрозу своей власти. В любом случае, как и раньше, когда смерть старшего брата открыла ему дорогу к престолу, смерть герцога Орлеанского была только на руку будущему Генриху II. Тогда все снова заговорили об отравлении – в те времена яд был в большом ходу. Поскольку от этих разговоров до обвинения Дианы был всего один шаг, Анна легко его сделала, чтобы отомстить сопернице за недавние обвинения в измене. Маловероятно, чтобы вдова сенешаля была замешана в таком преступлении, но не было ли среди ее сторонников и слуг кого-нибудь, кто смог проявить такое усердие? То, что мы знаем о нравах тех времен, о загадочных и столь своевременных смертях, которые вехами надгробий отмечают вторую половину XVI века, позволяет делать любые предположения. Со смертью Франциска I закончилась эра романтики рыцарства, уступив место прагматизму, который не обременял себя ни угрызениями совести, ни чувствами: правление трех сынов Генриха II прошло в трагической обстановке и в дьявольских мизансценах, которые устраивала одна женщина, настоящая героиня трагедии – Екатерина Медичи.

Но в тот момент, когда Анри стал дофином, никто не догадывался, какую роль в истории страны суждено было сыграть его супруге. Более того, многие не без основания считали, что эта женщина из семьи флорентийских торговцев недостойна того, чтобы взойти на французский престол. Она сама дрожала от мысли, что над ней, как дамоклов меч, висит угроза развода. Положение ее было тем более угрожающим, что за девять лет замужества ей так и не удалось подарить мужу отпрыска мужского пола. Несмотря на все сеансы лечения, которые она проходила, на все снадобья, которые она принимала, на все более или менее магические заговоры, которые она совершала, Екатерина продолжала оставаться бездетной. И поэтому в окружении принца все чаще и чаще стало произноситься слово «развод». К счастью для Екатерины, у нее при дворе были два союзника: прежде всего, свекор с его благородным сердцем, который жалел эту иностранку, испытывавшую явное пренебрежение всех придворных. А другой ее самой неожиданной союзницей оказалась сама Диана де Пуатье. Для нее Екатерина не была соперницей, она не представляла никакой опасности, серая мышка и более ничего. И фаворитка не опасалась того, что любовник когда-нибудь сможет бросить ее и вернуться к столь малопривлекательной жене. Поэтому Диана всячески противилась разводу Анри и многократно ему об этом говорила. Более того, поскольку принц выказывал явное отвращение к тому, чтобы «удостоить почестями» свою жену, мадам де Брезе требовала от него делить супружеское ложе «по меньшей мере один-два раза в неделю». Но несмотря на все его благие усилия, у Анри по-прежнему не появлялось наследников. И это притом, что во время одной из военных кампаний в Италии, несмотря на всю свою любовь к даме сердца, зов плоти оказался сильнее верности, и у него приключился военно-полевой роман с одной молодой крестьянкой по имени Фелиппа Дюк. И спустя девять месяцев эта Фелиппа Дюк произвела на свет девочку, которой дали имя… Диана. Графиня лично настояла на этом и ничуть не была шокирована изменой своего любовника. Напротив, она, как и всегда, предпочла держать руку на пульсе всех его галантных похождений.