Михаил Делягин - Почему мы выживем и в этом кризисе. Финансовые, деловые и практические советы Страница 2

В этом принципиальное отличие депрессии от кризиса: она не просто всерьез, она очень надолго. Великая депрессия, начавшись в 1929 году, продолжалась десятилетие; Япония, рухнув в депрессию в начале 90-х, смогла выкарабкаться из нее лишь в начале 2000-х (но зато без войны, что вселяет дополнительные надежды).

Мы не знаем, сколько продлится нынешняя депрессия, в которую входит человечество. Хотя бы поэтому каждому из нас стоит относиться к ней всерьез и воспринимать разговоры о том, что через год-полтора-два «начнется восстановление», как дешевую и безответственную пропаганду, ориентированную на любознательных школьников, напыщенных журналистов и безответственных членов правительства.

В отличие от них на нас лежит реальная ответственность: ответственность за наши семьи.

Поэтому хорошо, конечно, если официальная пропаганда вдруг не соврет нам (в конце концов, ну хоть когда-то они должны перестать лгать?).

Однако не стоит забывать, что для нас с Вами – для тех, кому приходится отвечать за свои решения перед своей семьей, – неожиданность имеет право быть только приятной.

Стремление к лучшему и надежда на него, в том числе вопреки рассудку, логике и простому здравому смыслу, заложена глубоко в природе человека.

Нам всем хочется верить в то, что неприятности вот-вот закончатся.

И, если в Москве морозы не наступили до середины декабря, мы готовы всерьез обсуждать вероятность того, что они так никогда больше и не наступят.

Обсуждать это действительно можно – в вопросах погоды свобода слова у нас пока еще сохранилась – но вот только не надо на основании этих обсуждений избавляться от теплой одежды.

Морозов, может, больше никогда и не будет, – это вопрос дискуссионный, – а вот теплая одежда пускай останется.

Виноваты не только мы: базовые факторы глобальной депрессии

Еще совсем недавно (в прошлую волну глобального кризиса, в 2008 году) самые разные деятели и в России, и за рубежом истерично настаивали на том, что мы переживаем исключительно «ипотечный американский», а ни в коем случае не «глобальный финансовый» кризис. Сегодня они столь же смешны и нелепы, как и российские столоначальники, в свое время упорно пытавшиеся запретить само употребление слова «кризис».

Как было сказано выше, отчасти они правы: мир погружается не в кризис – мир погружается в депрессию.

Аналитики, концентрирующиеся лишь на среднесрочных, а то и на текущих процессах, упускают главное – ее фундаментальный характер. Ведь такие глубокие и всеобъемлющие явления, как начинающаяся глобальная депрессия, имеют столь же глубокие и всеобъемлющие причины.

В данном случае ее причина заключается в том, что после победы над нами в холодной войне и уничтожения Советского Союза западные корпорации переустроили освоенные ими колоссальные территории (почти весь социалистический лагерь и огромную часть развивающегося мира, ориентировавшегося на социалистический выбор) в соответствии со своими эгоистическими интересами. Винить их в этом нельзя: бизнес есть бизнес, это не более чем машина для извлечения из окружающего мира прибыли, от которой просто смешно ожидать заботы о будущем, пусть даже собственном.

Как в свое время говорил Рузвельт, капитализм – исключительно устойчивая система, с которой ничего не смогут сделать никакие революционеры. Единственный гарантированный способ уничтожения капитализма заключается в предоставлении полной свободы самим капиталистам.

И в 90-е годы (как и в 20-е годы XX века) в результате разрушения Советского Союза они эту убийственную для себя свободу получили.

Стремясь надежно гарантировать себя от появления любых значимых конкурентов на осваиваемом ими постсоциалистическом пространстве, транснациональные корпорации руками либеральных реформаторов лишили большинство наших стран и народов возможности полноценного развития. Они достигали этой цели не только введением выгодных себе стандартов и норм государственной политики, включая пресловутый «Вашингтонский консенсус», но в ряде случаев и прямым вмешательством во внутренние дела соответствующих стран.

К концу 90-х годов невозможность нормального развития для стран, освоенных транснациональными корпорациями, переросла в глобальную напряженность, массовую миграцию в развитые страны, а затем и в международный терроризм. Ведь жители неразвитого мира осознали, что при навязанных им правилах игры ни они, ни их дети и внуки, оставаясь в своих по-новому колонизированных странах, гарантированно не смогут добиться того уровня потребления, который навязывала им в качестве естественного глобальная реклама.

Однако первый удар транснациональные корпорации, ставшие к тому времени глобальными монополиями, получили практически сразу – уже в середине 90-х годов, причем на своем собственном (коммерческом) поле деятельности.

Блокировав полноценное развитие осваиваемого ими мира из страха конкуренции, они тем самым существенно ограничили собственный рынок сбыта – и загнали себя в естественный для злоупотребляющих своим положением монополий полноценный классический кризис перепроизводства.

Сначала выход был найден в необузданном кредитовании потребителя, то есть неразвитых стран. Поскольку это кредитование было в конечном счете направлено не на решение проблем самих этих стран, но лишь на поддержание их спроса на продукцию и услуги глобальных монополий, оно очень быстро стало чрезмерным, непосильным и привело к долговому кризису 1997–1999 годов, охватившему практически весь неразвитый мир.

Когда этот кризис был сравнительно быстро изжит, выяснилось, что источник проблем – нехватка спроса на продукцию и услуги глобальных монополий и, соответственно, кризис перепроизводства никуда не делся.

Долгое время при помощи различных паллиативных мер этот кризис удавалось оттягивать, но одним из последних паллиативов как раз и стало стимулирование спроса при помощи раздувания спекулятивного пузыря на рынке ипотечных кредитов – сначала рискованных, затем высокорискованных, а потом и откровенно безвозвратных. Однако стремясь отсрочить наступление кризиса, развитые страны трансформировали, усугубляя некогда незначительные диспропорции, не только свои финансовые сектора, но и все свои экономики.

В результате глобальный кризис перешел из финансовой сферы в реальную и в 2009 году привел к экономическому спаду в большинстве развитых стран.

Временный выход был найден, с одной стороны, в «экспорте хаоса», который пугал глобальных спекулянтов и загонял их капиталы в развитые страны, поддерживая их, и в почти неограниченной эмиссии денег самими развитыми странами. Эта эмиссия (наряду с притоком «испуганных капиталов» извне) компенсировала сжимающийся спрос и поддерживала экономики на плаву. Ее оборотной стороной было нарастание государственного долга. Ведь в развитых странах объектов для крупномасштабного прибыльного инвестирования в силу их развитости, как правило, просто нет, и эмитируемые государством деньги оказываются ничем не обеспеченными и оформляются в конечном итоге как долг.

Но долг, как и напряженность в ядерном мире, нельзя наращивать бесконечно, и эта модель практически исчерпала себя.

Организовав «сланцевую революцию» (ибо добыча сланцевого газа и тем более сланцевой нефти устойчиво выгодна именно благодаря государственной политике поддержки этой области), США несколько продлили существование этой модели. Снизив стоимость энергии внутри страны, они запустили процессы реиндустриализации, которые качественно укрепили их национальную экономику, – до такой степени, что им удалось отказаться от политики «количественного смягчения» (прямого вливания эмитируемых долларов в экономику), что, в частности, привело к падению мировой цены нефти. Однако это не устранило внутреннюю, коренную проблему американской (а следовательно, и глобальной) экономики, но лишь временно снизило ее остроту. Поэтому мировой экономический кризис продолжает развертываться, а глобальная экономика – сползать к новой депрессии.

Главное, неясно, каким образом будет решаться главная проблема – отсутствие спроса для возобновления экономического роста. Теоретически это должно привести к новому технологическому рывку и краху старых глобальных монополий, однако пока даже известные сверхпроизводительные технологии блокируются этими монополиями весьма эффективно. Исключения – «сланцевые технологии» добычи нефти и газа и доступные 3D-принтеры, несмотря на свое значение и нарастающее распространение, – пока остаются лишь подчеркивающими правило исключениями.

Но главное заключается в том, что даже в случае нового технологического рывка массовое применение новых сверхпроизводительных и доступных технологий, недаром названных «закрывающими», сделает ненужными огромные массы работающих сегодня людей, последующая судьба которых, мягко говоря, неясна.