В. Жирмунский - Поэзия Александра Блока Страница 2

Б юношеских стихах 5Aoк-YчeHнк Бл. Соловьева, поэт вечножепственного, религиозного начала любви. "Стихи о Прекрасной Даме" полны таинственного ожидания явления ВечноЖенственного, иисхождения божественной любви. ЭсхатологичссРие чаяния, определившие собой возрождение мистичесРого чувства в pyccкoй поэзии начала нового acкa (напр. у жндрея Белого, ТepeAкoacкoro и др. принимают здссь вид взволнованного предчувствия кaкoro то нового и rAy6oкo личного отРровения Вожественного в любви:

Все видснья тaк мгновенпь!

Буду ль верить им?

Но Бладычицей вселенной,

красотой неизреченной

Я, случайный, бедньт, тленный,

Может бьть, любим.

AHcтHчecкHe предчувствия явления Божественного в любви ("теофании" сближают BAoкa не тoAькo с лирики Вл. Соловьева, но через Соловьева, а, может 6ыть, и непосредственно-с "Гимнами к Ночи" HCТeикoro ромаитиРа Новалиса и "Новой Жизнью" Данте. Но рядом с верой в реальность божественного видения, уже в стихотворении, откptиBaBтeТ первьй c6opHик, в стихах современного поэта звучат слова сомнения и страха, не кaк признав неверия, но кaк вьфажение человечески слабости, бессилия перед чудеспьм даром, и намечается возможность измень предвечной Возлюбленной и весь дальнейший путь развития поэта.

Предчувствую Тебя. Цода проходят

мимо- Все в облике одном предчувствую

Тебя.

Бесь горизонт в огне, и ясен нестерпимо, И молча жду, — тоскуя и любя.

Бесь горизонт в огне, и близко по

явленье, Но страшно мне: изменишь облик

Ты, И дерзкое возбудишь подозренье, Сменив в конце привиычные черты. О, как паду-и горестно и низко, Не одолев смертельныя мечты! как ясен горизонт! И лучезарность

близко. Но страшно мне: изменишь облик

Ты.

"Нечаянная радбсть", второй сборник стихов (вошел впоследствии в состав II книги, развивается под знаком этой двойственности. Поэт находится на "распутьи". Образ небесной Возлюбленной отодвинулся в прошлое, покрылся туманом. Из мира таинственных предчувствий и видений поэт вступает в земную жизнь. Б его стихах появляются мотивы "современности"-ночной город, залитый электрическим светом, шум ночных ресторанов и лица земных женщин. Отблесков неземного видения он ищет в этой жизни, смутно прозревая в ней иную, более реальную действительность:

Б ьабвках, в переулках, в извивах, Б электрическом сне наяву Я искал бесконечно красивых, И бессмертно влюбленных в молву…

Случайная встречная на улицах ночного города превращается в таинственную Незнакомку, в чертах которой поэт прозревает свою единственную возлюбленную

…И каждый вечер в час назначенный,

(Иль это только снится мне?

Девичий стан, шелками схваченный,

Б туманном движется окне.

И медленно пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна,

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука…

На этой ступени развития романтического сознания появляется впервые та двойственность в восприятии жизни, которая нашла себе наиболее законченное выражение в лирической драме "Незнакомка" (ср. приведенный выше пример. Теперь каждое стихотворение Блока развивается в двух различных планах: первый план-бытовой, реальный, "действительность", второй план- сверхреальный, в котором происходят душевные события, единственно для поэта важные и интересные. Так, памятное всем стихотворение "В ресторане"* рассказывает о случайной и с житейской точки зрения незначительной встрече поэт видит в загородном ресторане незнакомую женщину, посылает ей розу, встречает дерзким взором ее негодующий взор и т. д.; но вот, внезапно, незначительное происшествие получает углубление в иную действительность, когда за чертами незнакомой женщины поэту показывается видение единственной Возлюбленной, когда то пригрезившейся его душе, образ таинственной Незнакомки:

…Ты рванулась движеньем испуганной птицы,

Ты прошла, словно сон мой легка…

И вздохнули духи, задремали ресницы,

Зашептались тревожно шелка…

Вот почему рассказ о "ресторанной встрече" начинается взволнованными словами, эмфатически подчеркивающими ее исключительную значительность:

"Ни когда не забуду (он был, или не был, этот вечер…".

Вот почему обращение поэта к неизвестной выделено романтически торжественным зачином:

Я послал тебе черную розу в бокале

Золотого, как небо, Аи…

* Ср. более подробно в статье того же автора, "Два направления современной поэзии" ("Жизнь Искусства", № 339-40.

Романтическое "двоемирие", знакомое нам по сказочным новеллам Гофмана. имеет свои художественные законы. С высоты мистического воодушевления земная действительность кажется поэту иллюзорной, нереальной: романтическая ирония искажает эту действительность в безобразный гротеск. Так, — в описании дачной местности под Петербургом, которым открывается баллада о "Незнакомке" или трактира и литературного салона в лирической драме того же названия:

…Вдали, над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач…

…Над озером скрипят уключины,

И раздается женский визг,

А в небе ко всему приученный,

Бессмысленно кривится диск…

С другой стороны, с точки зрения бытовой повседневности, само мистическое прозрение поэта подвержено сомнению, и видение Незнакомки является только поэтической иллюзией, игрой воображения, может быть-сонной грезой (ср. такие выражения, характерные для колебаний чувства реальности: "Иль это только снится мне?" "Ты прошла, словно сон мой, легка…", "он был, или не был, этот вечер…" и т. п. Сам поэт наполовину поддается искушению посмотреть на свои видения, как на сонную грезу или пьяный бред:

Из хрустального тумана,

Из невиданного сна,

Чей то образ, чей то странный…

(В кабинете ресторана

За бутылкою вина)…

Баллада о "Незнакомке" и лирическая драма того же названия окружают чудесное видение единственной возлюбленной обстановкой ночного кабака и мотивируют его постепенно надвигающимся на поэта опьянением:

…И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен…

Как в рассказах Гофмана и Эдгара По, черты небесной Возлюбленной сквозят из нарастающего опьянения поэта, которое разрушает обычные грани дневного сознания:

…И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие, бездонные

Цветут на дальном берегу…

Но для поэта-романтика опьянение лишь приподняло завесу сознания, лишь приоткрыло путь из мира иллюзий в мир реальности:

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине…

Начиная с периода Незнакомки мы замечаем в поэтическом развитии Блока те новые факты, которые, с какой-то высшей религиозно-нравственной точки зрения, оцениваются самим поэтом, как религиозный грех, как отпадение, измена юношескому образу предвечной любви. Но именно в это время творчество Блока постепенно выходит из своей молитвенной неподвижности, созерцательной чистоты, обогащается сложным, противоречивым и хаотическим содержанием земной жизни, страдающей и грешной, и именно к этому времени относятся его высшие поэтические достижения. Выход в жизнь, слияние с творчески преизбыточной стихией жизни через яркое и страстное любовное переживание-вот основная тема новых стихов (сборник "Земля в снегу", вошедший в состав II книги:

О весна без конца и без краю

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!..

…И встречаю тебя у порога

С буйным ветром в змеиных кудрях,

С неразгаданным именем Бога

На холодных и сжатых губах…

В сущности основное устремление души поэта осталось неизменным: как и в юношеских стихах-ожидание чуда, искание бесконечного, выход за грани повседневного сознания… Изменилось только направление этих романтических стремлений-от чистейшей и непорочной любви к небесной Возлюбленной, к ласкам земной подруги, грешной и страстной. Образ небесной Возлюбленной теперь исчезает. Снежная Дева, Фаина, Валентина, Кармен намечают дальнейшие этапы в истории романтической любви:

Их было много; Но одною

Чертой соединил их я,

Одной безумной красотою,

Чье имя: страсть и жизнь моя…

Эти образы роднит одно: в переживании любовной страсти, в поцелуях и объятиях земных возлюбленных поэт ищет мгновений экстаза, самозабвения, страстного исступления. Только бесконечная напряженность страстного чувства увлекает его-не повседневности любви- как выход за пределы обычной Жизни, в мир вдохновения и бреда, мистического опьянения страстным переживанием.

Под ветром холодные плечи