Анатолий Черняев - 1991 год - Дневник помощника президента СССР Страница 2

Позволю себе воспроизвести эту страничку здесь, в частности для того, чтобы исключить кривотолки насчет моего мнения о его заслугах.

Главные из его достижений, каждое из которых -- с точки зрения оценки личной его роли в них -- может быть приравнено к подвигу, таковы:

-- он разрушил самый мощный из существовавших когда-либо тоталитарный режим, основанный на сталинистско-коммунистических принципах;

-- он дал многомиллионному народу свободу самому, без навязываемых сверху схем и идеологических догм устраивать свою жизнь и выбирать пути развития;

-- он открыл населению шестой части планеты возможность войти в общее русло современной цивилизации на основе признания таких общечеловеческих ценностей, как демократия, правовое государство, рыночная экономика, права человека, свобода слова, вероисповедания и т. д.;

-- он сделал больше, чем кто бы то ни было, для прекращения "холодной войны" и гонки ядерных вооружений, тем самым внеся решающий вклад в спасение человечества от гибели в катастрофе третьей мировой войны.

Ему, Горбачеву, мы обязаны тем, что окружающий мир начал видеть в нас нормальных людей. И это потому прежде всего, что он, генсек всемогущей и наводившей на всех страх компартии и руководитель сверхдержавы -объявившийся, заметьте, из нашего, советского зазеркалья и вопреки, казалось бы, забетонированной традиции, -- не побоялся предстать перед внешним миром таким, как он есть, обычным человеком, открытым всему земному и способным по-человечески воспринимать собеседников "с другого берега". И, будучи в общем-то хорошим человеком, он постепенно стал выживать двоемыслие и обман из нашей внешней политики, насыщать ее простым здравым смыслом. И это "потрясло" внешний мир больше, чем сонм наших официальных, в том числе его собственных, инициатив и деклараций.

А "идеологией" внутренней перестройки были всего-то простые человеческие помыслы и потребности, обыденный, "народный" взгляд на жизнь, нормальные "частные" помыслы и желания рядового человека, обобщенно говоря -- здравый смысл.

Горбачев впервые в нашей истории апеллировал к человеку в человеке. Он дал свободу, а то, что "получилось, как всегда", -- это наша общая "заслуга"; не справились мы со свободой.

Я считаю, если отрицать существенно позитивное, исторически творческое начало в феномене Горбачева, нет морального права судить и обо всем остальном в его деятельности. Более того, без этой предпосылки никакой скрупулезный анализ не будет объективен и адекватен, никакие архивные бумаги или "коридорные" данные "из первых рук", никакие ссылки на факты не будут отражать реальность неповторимого момента истории.

Известно, что дьявол прячется в деталях. Успех или провал даже великих замыслов тоже складывается из деталей и подчас случайностей. Вот и пусть историки (и все, кому не лень) разбираются: что было бы, если бы в том или ином случае Горбачев поступил так, а не эдак. Детали (которые я сохранил такими, какие они запечатлены по свежим следам) составляют главное в этой публикации.

Не буду лукавить: эта книга не о Горбачеве только, она обо мне самом, а значит, и о людях, которые, вырвавшись из двоемыслия, оказались в обстоятельствах, позволявших делать то, к чему давно втайне стремились. Они бросились помогать инициатору грандиозного поворота -- каждый чем мог и где мог. И каждый прошел перестроечный путь до своего рубежа, за которым другие соблазны оказались сильнее. А мне вот сподобилось быть до конца рядом: видеть, что, как и почему возникло, переживать из-за того, что, с моей точки зрения, делалось не так или не вовремя. Здесь -- уже моя драма и таких, как я, не искавших личной выгоды. Не стесняюсь это заявить, и пусть найдется человек, который покажет пальцем -- врешь!

Предвижу презрительное -- "это твои проблемы" и оставь своим приятелям или родственникам копаться в твоих дневниках. Может быть, может быть... Впрочем, тщеславия в моих дневниках, кажется, не так уж много. К тому же есть, как говорится, и другая точка зрения. Вот приходили ко мне студенты и студентки с "моего" истфака МГУ. Их интересовала "психология" формирования политики перестройки. Они занимаются этим. И, думаю, это плодотворная работа, позволяющая объяснять многое существенное в "железных законах" материального прогресса.

91-й год едва поместился в самый объемный из моих дневниковых блокнотов. Его я и воспроизведу в "натуральном" виде с неизбежными, конечно, купюрами, с редактированием наспех сделанных записей, с расшифровкой помеченного "телеграфно", с добавлениями и пояснениями, но без модернизации и "опрокидывания" теперешних моих суждений и переживаний на то время.

Я счел уместным "залезть" немножко в предшествующие два года -- 1989-й и 1990-й. Без этого разворот событий последнего года труднообъясним. Ощущение, что страна, "сорванная с закрепок" (выражение Горбачева), сползает "не туда", возникло у меня еще в 1988 году. А в 90-м меня уже неотступно преследовало чувство, что все рушится, хотя я и не усматривал в этом "гибели Отечества".

Глава I

По ухабам перестройки

9 октября 1988 года

В пятницу Горбачев позвал нас с Шахназаровым. Лобызал его по случаю 64-летия. Поговорили о предстоящей поездке в ООН, заодно -- на Кубу и в Лондон. Походя "отвели" Квицинского в качестве заведующего Международным отделом ЦК вместо Добрынина. И вдруг его прорвало насчет Карабаха. Встал против нас, сидящих, и произнес: "Я хочу, чтобы по-человечески, чтобы не дошло до крови, чтобы начали разговаривать друг с другом... Действует коррумпированная публика. Демирчян (армянский первый секретарь ЦК) собирает своих, в Баку мобилизуют своих, а интеллектуалы армянские обанкротились: ничего ведь предложить не могут, ничего, что вело бы к решению. Но я и сам не знаю решения. Если б я знал, я не посчитался бы ни с какими установлениями, ни с тем, что есть, что уже сложилось и т. д. Но я не знаю!"

Потом напомнил о деле Алиева. Копаем, говорит, и дело вроде образуется почище рашидовского.

28 октября

Был Коль один на один с Горбачевым (плюс я и Тель-чик -- помощник канцлера). И вот когда наблюдаешь это стремление на высшем уровне говорить как человек с человеком (с обеих сторон), то физически ощущаешь, что мы уже вступаем в новый мир, в котором не классовая борьба, и не идеология, и вообще не противоположности и враждебность определяют. А берет верх что-то общечеловеческое. И тогда понимаешь весь масштаб смелости и прозорливости М. С., который "без всякой теоретической подготовки" объявил новое мышление и стал действовать по здравому смыслу. Ведь это его идеи: свобода и выбора, уважение ценностей друг друга, баланс интересов, отказ от насилия в политике, общеевропейский дом, ликвидация ядерного оружия и т. д. и т. п. Все это, каждое по себе, отнюдь не ново. Но ново, что человек, вышедший из советского марксизма-ленинизма, из советского общества, порожденного и обусловленного с ног до головы сталинизмом, встав во главе государства, всерьез и искренне начал проводить эти идеи. И поэтому нечего удивляться, что мир поразился и восхитился. А наша публика до сих пор не может оценить, что он уже их перевел из одного состояния в другое.

Чебриков в моем и Яковлева присутствии звонит М. С. по телефону по поводу избрания Сахарова в Президиум Академии наук: "Незрелая у нас академия, Михаил Сергеевич". М. С. тут же поиздевался над его бдительностью и добавил: "Пусть Сахаров ездит за границу. Он показал, что он патриот и честный человек".

15 ноября 1988 года

М. С. вернулся с Урала довольный. В аэропорту Медведев, Слюньков и Чебриков, которые только что побывали по его поручению в Латвии, Литве и Эстонии, обрушили на Генерального секретаря ушат холодной воды. Их днем и ночью пикетировали с плакатами: "Русские, убирайтесь вон!", "КГБ, МВД, Советская Армия -- в Москву!", "Долой диктат Москвы!", "Немедленный выход из Союза!", "Полный суверенитет!" и т. п.

Боюсь, грядет либо Чехословакия 1968 года, либо... Финляндия 1918 года. М. С. должен делать выбор. И то и другое для него очень опасно. Но первый вариант означает и гибель перестройки, всего нового мышления. А во втором варианте -- русский шовинизм плюс консерватизм, можно, пожалуй, выдержать. Нет, я слишком русский, чтобы осуждать эстонцев.

10 декабря 1988 года

Бушует Прибалтика. А в Армении и Азербайджане за одну неделю около 10 убийств, идет сплошной межнациональный разбой. 50 тысяч беженцев, дети на морозе, разграбленные дома, диверсии на транспорте и т. д.

И соратники М. С., и прибалты чувствуют, что Горбачев готов пойти очень далеко по пути федерализации Союза. Недаром он оставляет в качестве скреп самые общие вещи: Октябрь, социализм, верность ленинскому выбору... Об остальном, мол, сумеем договориться. Но его беспокоит реакция российской части Союза. Несколько раз в разговоре один на один ссылался на то, что великодержавные "потенции" угрожающе "урчат". Мне же кажется, что в русском национализме сейчас верх берет "не единая и неделимая", а национализм как таковой: "пошли они, все эти эстонцы и армяне, к такой-то матери!" Народу-то, видимо, действительно начхать, а вот антиперестройщики создают фон: мол, разваливает Советский Союз, великое наше завоевание...