Евгений Норин - Крепость Славянск Страница 2

Вместе с несколькими товарищами по Приднестровью Стрелков вступил в самую, наверное, известную и устойчивую по составу из этих групп — 2-й русский добровольческий отряд, с которым и провел несколько месяцев, воюя в горах Боснии, где за моральную стойкость и убеждения получил от сербов характерное прозвище «Царский офицер». После Югославии этот неутомимый боец отслужил срочную службу, а затем его можно было встретить на Чеченской войне в качестве артиллериста-контрактника, в конфликте в Дагестане — в роли военного корреспондента, наконец, во второй Чеченской кампании — полевым оперативником ФСБ.

По сути, для Стрелкова война сделалась естественной средой обитания. Книжный мальчик со школьной золотой медалью превратился в специалиста по малым войнам и парамилитарным формированиям. Участие в историческом реконструкторском движении добавляет завершающий штрих к портрету: когда настоящей войны по каким-то причинам вдруг не было, этот монархический Че Гевара надевал погоны исчезнувшей императорской армии и в войну играл. Характерно, что такая бурная биография не сделала Стрелкова ландскнехтом, неразборчивым в выборе стороны. Идеализм и альтруизм этого человека отметили решительно все, кто с ним сталкивался, вплоть до оборота «достойный враг» из уст бойца украинского добровольческого батальона «Айдар».

Таким образом, пришедший в Славянск отряд возглавил офицер, имеющий за плечами огромный боевой и служебный опыт в самых разных ипостасях: от стрелка и рядового артиллериста до младшего командира и полевого агента спецслужб.

Славянская рать

Если бы Стрелков не нашел в Славянске и окрестностях подходящей социальной среды, он стал бы генералом без армии. Однако за войском дело не стало. Здесь следует сказать о составе ополчения, который быстро сделался предметом политических спекуляций и мифологии. Многие из прибывших со Стрелковым впоследствии оказались жителями России или только что покинувшего Украину Крыма, однако хватало и уроженцев Донбасса, и других областей Украины.

Костяк будущего ополчения сформировался еще в феврале и состоял поначалу в основном из отставников советской армии. Позднее к ним начали присоединяться милиционеры. Многие из правоохранителей участвовали в событиях на Майдане на стороне свергнутого президента Януковича и не испытывали ни малейших теплых чувств по адресу новой украинской власти. Постепенно к формирующейся «народной дружине» начали присоединяться и обычные штатские. Украинская сторона сделала стержнем своей пропаганды тезис о вторжении в Донбасс российских диверсантов, но волонтеры Стрелкова застали в городе уже вполне полноценные отряды, так что основу ополчения вскоре составили местные жители. Хотя Игорь Иванович регулярно публично горевал о недостаточном количестве добровольцев, баррикады вокруг Славянска быстро заполнились донбассцами. Журналистам, пытавшимся узнать их мотивы, они давали достаточно краткие и простые ответы:

— А почему вы хотите стать частью России?

— А я и есть часть России, я славянин.

— Что, если сегодня будет штурм здания?

— Значит, так: прежде чем кто-то сюда зайдет, им придется переступить через меня. И меня поддержат все эти ребята. (Из диалога журналиста «Русского репортера» Виталия Лейбина и славянского ополченца.)

С точки зрения этих людей, майданная революция, произведенная при помощи коктейлей Молотова и захватов административных зданий, вполне давала право на аналогичную «агитацию оружием», а действия новой власти приводили к мысли о том, что с Украиной им не по пути. Как всякое большое восстание, донбасский бунт вырос из целого комплекса причин, и пресловутая пропаганда стояла здесь далеко не на первом месте.

Двадцать три года украинской независимости выглядели потерянным временем. Регион было крайне трудно назвать процветающим: производя больше всего на Украине полезного продукта на душу населения, Донбасс был самым скверно устроенным в социальном смысле краем, страдающим от болезненных проблем с преступностью, наркоманией, безопасностью труда и прочих бед, типичных для депрессивного индустриального района.

Революция 2014 года, шедшая под лозунгами борьбы с олигархическими преступными кланами, не принесла ничего, кроме усугубления этих проблем. Новоназначенные сверху чиновники не вызывали ни малейшего энтузиазма по сравнению с теми, кого они сменили. К тому же в Киеве ни на секунду не были настроены на какие бы то ни было компромиссы и какой бы то ни было диалог со сторонниками федерализации. В этих условиях Россия действительно выглядела отличным выбором.

Нашим гражданам свойственно со скепсисом относиться к собственным экономическим успехам, устройству общества и качеству жизни в целом, но с точки зрения людей, живущих в такой крайне неблагополучной стране, какой была Украина (за последние месяцы, как известно, ее положение не сделалось лучше), Российская Федерация оказалась маяком и ориентиром. К тому же перед глазами стоял пример Крыма, сменившего «гражданство» в результате бескровной издевательски эффектной операции. Все эти обстоятельства предопределили настроения в Донбассе: поддержка ополчения оказалась массовой, что признают в том числе те наблюдатели, которые вовсе не симпатизируют мятежным республикам, но сохраняют способность смотреть на мир не через очки патриотической пропаганды. Кроме того, в роли нечаянных агитаторов в пользу России выступили украинское государство, СМИ и общество.

Откровенно хамское отношение к «ватникам даунбасса» вкупе с призывами «раздавить гадину» никак не добавляли очков Киеву, а по мере того, как АТО начинала приносить массовые жертвы и тяжелые разрушения (а низкий уровень подготовки украинской армии неизбежно приводил к тяжелым жертвам и разрушениям даже при отсутствии злой воли), озлобление выходило на новый уровень и там, где раньше были только мировоззренческие расхождения, уже текла вполне реальная теплая кровь.

Движение, начавшееся с умеренных требований о федерализации страны, быстро перешло к более радикальным лозунгам.

Это война. Первые штурмы города

Несмотря на то, что украинские войска были плохо подготовлены и часто слабо понимали, за что воюют, они по умолчанию обладали сокрушительным превосходством в огневой мощи и численности. Военачальники, проводившие операцию по захвату города, потерпели неудачу при попытке отбить Краматорск кавалерийским набегом и начали нащупывать другие способы прорваться в Славянск. Обе стороны были пока достаточно слабы, поэтому бои были поначалу вялыми.

Ополченцам отчаянно не хватало оружия. Даже после прорыва из Славянска в июле у многих бойцов, по словам дончан, были на вооружении укороченные милицейские автоматы, охотничьи и даже спортивные винтовки. В апреле-мае же ситуация была попросту аховой. Это обстоятельство определило тактику. На подходах к Славянску, Краматорску и поселкам располагались блокпосты с невооруженными в массе своей сторонниками ополчения. При приближении украинских военных эти люди должны были только подать сигнал по рации или просто дымом от подожженных покрышек и быстро отходить в сам Славянск. Из Славянска навстречу выдвигалась маневренная группа на трофейной бронетехнике и относительно хорошо вооруженная.

Единственным козырем ополченцев на тот момент был более высокий уровень боевого духа и тактической подготовки. Все-таки украинский контингент в основном состоял из призывников, не всегда понимающих, зачем они здесь, а противостояли им люди, многие из которых имели за плечами те или иные горячие точки, с опытным тактиком во главе. Такие «качели» не давали внятных результатов и в целом были занятием достаточно бесперспективным. Сам Стрелков описал происходящее лаконично: «Укры имитируют атаки, но никакого желания воевать у них не наблюдается. Результат соответствующий».