Вадим Дамье - Тоталитаризм в ХХ веке Страница 2

К разрушению традиционных самоуправленческих структур в Европе вело развитие капитализма, распространение конкурентных нормативных ценностей. Субъекты рыночных отношений действуют не "общественно", а распыленно, разрозненно и несогласованно; итог их деятельности предвидеть невозможно. Он становится результатом стихийно сложившегося соотношения сил. При этом люди "не в состоянии непосредственно и сознательно договориться о том, что им следует сделать с их общими ресурсами (силой, знаниями, средствами производства, природой)", они лишь "опосредованно взаимодействуют друг с другом через фетишизированную форму товара и денег, подчиняясь тем самым безличным "законам" их обращения".9 Взаимодействуя через рынок, индивиды лишены возможности совместно определять условия развития своей социальной среды. Раскол общества на множество разрозненных и эгоистических индивидов чем дальше, тем больше требовал усиления значения внешнего фактора - государства, создавал благоприятные условия для нарастания этатистских тенденций.

По мере расширения функций политической власти развивалось и представление об идеальном и совершенном государстве. Долгое время оно оставалось уделом философов и мыслителей-теоретиков. Так, еще в проекте Платона каждому члену социума предстояло выполнять строго определенную, необходимую и предписанную ему роль, а управлять всем должны были мудрецы, ученые, могущие предвидеть ход событий и руководить им. Те же черты были характерны и для последующих утопий этого рода - от откровенно абсолютистских, аристократических и олигархических до коммунистических. Развитие науки и рациональной философии еще более укрепило взгляд на государство как носителя разума среди хаоса борющихся друг с другом сил, людей и интересов. Таков "Левиафан" Т. Гоббса с его властью научной элиты и с жестко определенным местом каждого отдельного члена общества - элемента единого целого, некоей "мегамашины". Речь шла, таким образом, о государстве как механизме обеспечения наиболее эффективного управления социальным организмом. Утвердившаяся в XIX веке фабричная организация хозяйства стала материальной основой для осуществления старых утопий. Она требовала формальной рационализации, строгой научности и предсказуемости в жизни социума.

Индустриальная система производства предполагала особый тип разделения труда, доходящий до детальной специализации в выполнении задач и функций в рамках больших экономических комплексов. Таким образом, запрограммировано детальное разграничение между руководителями и исполнителями конкретных, частичных операций, а вместе с тем - наличие управляющих и управляемых, отчуждение и эксплуатация. Работник оказывался оторванным от процессов принятия решений, он становится роботом, выполняющим конкретные поручения вышестоящего начальства, не постигая их смысла и цели. "Социальная система фабрики (фабричный деспотизм) вместе с ее функциональной иерархией и якобы всезнающей кастой фабричных директоров" была перенесена на все общество в целом. Так начала складываться система, получившая название индустриализма. Она "подвергает неодолимому принуждению каждого отдельного человека, формируя его жизненный стиль". Рационализации и формализации подверглись все отрасли человеческой деятельности, произошла "замена внутренней приверженности привычным нравам и обычаям планомерным приспособлением к соображениям интереса", то есть материальной выгоды и господства над другими людьми и всем окружающими. Модели идеальной фабрики, работающей как единый механизм, соответствовало представление о социальном организме, который действует по централизованному научному плану и управляется наиболее компетентными, то есть испытанными в острой конкурентной борьбе профессиональными технократами, бюрократами и политиками. За людьми сохранялись в лучшем случае права периодически отбирать наиболее способных начальников и правителей, но не возможности самоуправления.

Еще одной авторитарной тенденцией XIX-XX веков стала прогрессирующая милитаризация. С распространением всеобщей обязательной воинской повинности и культа армий во многих европейских странах структура общества приобретала некоторые черты военной иерархии. Прошедшие армейскую службу массы людей усваивали навыки покорности и повиновения, привычку подчиняться вышестоящим, не думая о существе и смысле приказов.

Взгляды о взаимоотношениях между государствами и народами формировались в духе вывода о биологической "естественности" борьбы между людьми. В XIX в. сложилась теория наций и национальных государств как целостных организмов. В действительности же не нации, развиваясь, создавали свои государства, а, напротив, государства конструировали нации. Они силой устанавливали границы контролируемой ими территории, подавляли реальные языковые, культурные и региональные различия, а затем для обоснования и оправдания собственного господства выдвигали национальную идею, то есть представление о своей естественности, об общности интересов своих подданных (нации), об их принципиальном отличии от других людей и народов (вследствие расы, "крови и почвы", характера или мифического "национального духа") и, наконец, о том, что именно государство воплощает и защищает эти особые черты.

Появление "предтоталитарных" движений

Оформление "государств-наций" в Европе сопровождалось возникновением массовых националистических движений. Во Франции ими были бонапартизм 1848-1851 гг., буланжизм (1887-1889 гг.), антисемитское движение (90-е гг. ХIX в.), профашистская "Аксьон франсэз" (с 1898 г.) и т.д. В Германии на протяжении века друг друга последовательно сменяли политический романтизм, националистическое движение "буршей", группировки "государственного социализма", антисемитское движение и, наконец, массовые политические, общественные и культурные организации и союзы "фелькише". В Италии начала ХХ века активно развивались движения националистов, футуристов и, наконец, сторонников активной "интервенционистской" внешней политики. Подобные организации, группы и объединения можно было обнаружить в тот период и в других странах Европы.

При всем внешнем различии указанных движений, мотивов и настроений их участников, а также порождавших их экономических и политических ситуаций, можно, тем не менее, обнаружить в них ряд общих "предтоталитарных" или "прототалитарных" черт. Прежде всего, в отличие от традиционного консерватизма, апеллировавшего к добуржуазным и доиндустриальным временам, эта новая "реакция" при всей своей враждебности "духу революции 1789 года" была массовой. Во-вторых, ее социальной базой служили, в первую очередь, слои мелких собственников и деклассированные общественные группы, разорявшихся в ходе индустриального развития в конкурентной борьбе с крупной финансовой и промышленной буржуазией и, в то же самое время, обеспокоенных ростом социальной мощи наемных тружеников и рабочего движения (хотя руководящие посты в движениях могли занимать представители других "обойденных" слоев - старой аристократии, военных, лиц "свободных профессий"). В-третьих, существует и определенное сходство в психологии и идеологии участников этих движений, что было связано как с общим "духом времени", так и со схожей ситуацией, в которой оказывалась их массовая база. Сюда следует отнести особый тип реакции на индустриально-капиталистическое развитие: их протест направлялся не столько против капитализма, принципов частной собственности, рынка и наемного труда, сколько против крупной буржуазии и своей неспособности устоять перед ней. Соответственно постулировалась противоположность между капиталом здоровым, национальным, производящим, - и капиталом "антинациональным", ростовщическим и посредническим, который часто отождествлялся с "евреями" как абстрактными носителями "денег". Первому отводилась положительная роль в разделении труда внутри нации, второй воспринимался как чужеродная сила, подлежащая искоренению.

Эта теория, выдвинутая националистическими движениями XIX века, была полностью воспринята фашистами и германскими национал-социалистами, причем последними - в форме крайнего антисемитизма, в котором на евреев как на "чуждое" начало, возлагалась ответственность за экономические кризисы, их связывали с перестройками и переломами, которые сопровождали быструю индустриализацию - взрывной урбанизацией, упадком традиционных классов и слоев, появлением организованного промышленного пролетариата.

Общей чертой в идеологии националистических движений XIX - начала XX вв. была апелляция к сильному государству как защитнику интересов мелких собственников, отождествлявшихся с интересами нации в целом. Такая власть призвана была, по их мнению, стать средством разрешения социальной несправедливости, поддержки и поощрения "национального предпринимательства" и "национального труда". Ей надлежало осуществить реформы в духе "сословного государства" или "государственного социализма", регулировать экономическую жизнь, не допуская как бунтов антинациональных "анархистов", "социалистов" и классовой борьбы распропагандированной ими "черни", так и "чрезмерного" роста крупных финансово-промышленных конгломератов и концентрации состояний.