Богдан Заднепровский - Национал-Социализм и Раса Страница 2

Можно смело утверждать, и статистика, и даже простое наблюдение за окружающей социальной действительностью говорит нам о том, что думающее молодое поколение уже перешагнуло через исторический стереотип Нюрнберга. Оно его уже не хочет впитывать как догму, оно сопротивляется его мифу о Холокосте. Новое поколение Русского движения не хочет все время влачиться за прошлым, быть в кабале у настоящего, оно устремлено в будущее. Был преодолен Версаль, теперь преодолен и Нюрнберг.

У либералов уже давно нет абсолютного согласия во взгляде на историю. Все их попытки создать историческую картину своего морального превосходства, шиты белыми нитками. И все чаще приводят к самоотрицанию.

В нашем нынешнем состоянии у людей, даже либерального взгляда нет однозначного восприятия истории 60-летней давности. Вот несколько мнений из дискуссии «правозащитников» об НС:

- «На мой взгляд никакого противоречия нет - война 1941-1945 гг. не была войной против фашизма как такового (с фашистами до самого начала войны были самые теплые отношения), а была войной одного дикого режима против другого дикого режима. Риторика «борьбы с фашизмом» использовалась для мобилизации масс на войну и для легитимации собственного кровавого правления, в конечном итоге для удержания власти коммунистов. Нет в местной традиции неприятия фашизма, а наоборот вполне органично он существует. Также эта риторика используется и сейчас для оправдания оккупации Прибалтики».

- «Да, согласна. Я это же хотела написать. Не зря же война - Отечественная. т.е. воевали не потому что они фашисты, а потому что они, иноземцы, на нашу землю приперлись нас завоевывать. ну да, конечно, они назывались – «фашисты». Люди заучили это слово применительно к стороне противника в той войне. Что интересно - в советском искусстве о войне ведь тема фашизма и не звучит почти совсем. Там тема - защита Отечества от захватчика, в отличие от искусства европейского».

- «Для большинства - есть абстрактный фашизм-нацизм (немецкий, прежде всего), про который все «знают», что это плохо, потому что Великая отечественная война. А есть нелюбовь к чужим - начиная от традиционных евреев, продолжая людьми с Кавказа, из Средней Азии, и так далее. И это две совершенно разные картинки, не связанные друг с другом».

- «Мне, честно говоря, кажется, что не так важно, что там с фашизмом, с антифашистской символикой, пока первое и второе у обычного человека в голове не связано. Потому что запросто можно стирать свастику со стены дома, потому что воевал дед, а потом спокойно идти резать, скажем, киргизов».

- «Да потому, что после Победы не было сделано выводов, разжевано главного в фашизме - откуда это, что и как, с кем мы собственно боролись? Т.е. всегда был образ внешнего врага, а зерна фашизма в собственном социуме не были ни осознаны, ни отторжены. Вот и вылезло. Понятное дело - СССР был тоталитарным режимом, подавляющим индивида. Анализ Третьего Рейха мог привести к неприятным аналогиям».

Так рассуждают «хорошие мальчики и девочки», их выводы весьма далеки от старого официоза. Что уже говорить о тех, кто реально столкнулся с политическими, экономическими проблемами, историческими вызовами и проблемами дня сегодняшнего.

Русское движение чрезмерно привязано было до сих пор к истории, особенно к ее эмоциональной стороне. По этому поводу очень прозорливое мнение высказал историк Тони Джадт: «Даже если бы современная Европа могла навсегда сохранить “живую” память о преступлениях прошлого (именно этой цели служат памятники и музеи, хотя их одних мало), в этом не было бы особого смысла. Дело в том, что сама по себе память пристрастна и необъективна: то, что один помнит, другой всеми силами стремится забыть. Память мало что дает нам для понимания истории. В первые годы после войны европейцы постарались сделать основой своей жизни вычеркивание памяти, забвение. Но в 1989-м все изменилось; начиная с этих пор Европа, напротив, зиждется на чрезмерном внимании к памяти: институциализированная общественная память стала фундаментом европейской коллективной идентичности. Сейчас понятно, что Европа не могла и дальше жить в состоянии амнезии, но и жить одними воспоминаниями она тоже не должна. Чтобы общество было здоровым, ему нужно переступать через свое прошлое и даже его забывать».Добавим к этому положению мнение великого историка Ренана, по мысли которого чрезмерное внимание к воспоминаниям мешает становлению и объединению нации: «Забвение (я даже готов сказать: “исторические заблуждения”) играет важную роль в формировании национального самосознания: чересчур бурное развитие исторической науки зачастую представляет опасность для нации. Ведь благодаря историкам мы узнаем, что даже самые полезные политические институты были образованы путем насилия. Между тем процесс объединения никогда не проходит без применения силы».

Что касается нас, русских, то тут, чтобы рана зажила ее не надо постоянно бередить. Чем  как раз занимается нынешний буржуазный антинародный режим. Следует вспоминать с почтением об этой великой битве титанов 20 века, где они, несмотря на ослепление и отчаянность борьбы сумели выжить и вопреки козням Старого мира двинуть человечество в космические дали. Великая братоубийственная расовая война закончилась. Мы с высоты нового столетия можем понять эту трагедию и ее фундаментальные причины.

Сегодня как раз настало время переоценки ценностей. Мы имеем возможность вновь взрастить семена великого идеала уже на нашей почве.

Часть I. О национальном социализме. 1. Деспотический социализм и новый социализм

Деспотический социализм.

Дело 2000-летней давности - освобождение человека из-под гнета власти другого человека - отразилось в философских концепциях Просвещения, утопистов и марксизма в конце XVIII и середины XIX веков. Выразилось же это освобождение, как известно, в идее социализма - некоего особого справедливого уклада жизни людей. Зачатки этой справедливости восходят еще к Нагорной Проповеди Христа и его учению о Царствии Божьем. К сожалению, христианство послужило лишь становлению новой религии, новых государств, нового господства, утверждая, что в бренной жизни нет справедливости, а лишь грех. Уклад мирской жизни в свою очередь был порожден римским правом и немецким мечом: здесь не было места для общей справедливости, а лишь частный интерес и отношения власти.

Изначально существовал у людей лишь общественный интерес: выжить можно было только сообща. В то же время человек по природе индивидуален, и у него со временем развивался личный интерес. Основа его в сознании «Я есть». Человек окружает себя предметами и заботами личного свойства. Он осваивает мир. В сферу его «Я есть» входит все больше и больше. Но нет еще частного интереса, а исключительно личный и общественный «Мы есть». «Мы есть» - это национальное проявление общественного организма, его самоидентификация. Однако экспансивная природа вида «человек» приводит его к неограниченному освоению бытия. Это его волевое «Я могу» развивает общественный интерес из национального в социальный «Мы имеем». Постепенно выделился сильный тип человека «Я имею». Он обладал цельностью «Я могу» и «Я имею». Люди стали «разноценными». Борьба за существование, создание государства, а вместе с ним культа личности и рабства внесли в сознание два общинных принципа разделения: внешний - «Мы и не Мы» (национальное) и внутренний - «Я имею - ты должен». Конкретный личный интерес, ставший частным, возвысился над отдельным личным интересом и стал абсолютным принципом, отождествленным с абсолютным принципом общественного (обычай, религия).

В самом общем виде - «объективном» (утописты и социал-демократы) социализм понимался как общественный уклад (строй). Он исходил из необходимости нивелирования классовой структуры государства - классовой борьбы, но не самого государства. Борьба идет, прежде всего, за интересы целого слоя общества («толпы») против другого («сословие»). Проблема человека рассматривается глобально и исторически, а не лично, как в экзистенциализме. Во главе угла экономические отношения, а не потребности отдельной личности. В этом порочность «объективного» социализма - он не гуманен. Для него важно равенство между индивидами, он - за обобществление. Но личность не хочет и не может владеть всем: это по силам лишь государству. Личный интерес состоит в том, чтобы владеть своим. Но «объективный» социализм с этим не считается. Его волнует лишь унификация общества.

«Насилие является повивальной бабкой старого общества...» - пишет Маркс в «Капитале», но является ли оно средством для построения «справедливого» общества, которого еще не существовало? Принцип насилия сохранен в идее государства (иррациональная идея: государство - аппарат насилия; рациональная идея: государство - аппарат безопасности). Новое правительство «бесклассового» общества - диктатура пролетариата. «Демократия» состоит в том, что власть выбрана большинством. Но большинством по отношению к кому? Во время революции 1917 года идет борьба с частным интересом, выросшем на основе личного («Я имею»), за общественный («мы имеем»). Государство обобществляет всю собственность. Личный интерес не имеет экспансивности частного в деле производственных отношений, он лишь потребительский, но отождествляется с частным и признается ущербным по отношению к социальному интересу.