Борис Дубин - Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях Страница 2

Пока же более общие, надпоколенческие по срокам и темпам общецивилизаторские задачи берет на себя т. н. «массовая культура» и воплощающий ее «рынок». Интеллигенция противостоит им – отчасти по недоразумению, отчасти из рессентимента, энергия которого принимается за принципиальность. (Хотя, вообще-то говоря, на развитие общества и культурное обновление «массовая культура» не посягает и никогда не претендовала, а потому в этом качестве она интеллектуалам – не соперник). В то же время рынок, массовое искусство, новые технологии коммуникаций, требующие соответствующего уровня квалификации, социального воображения, коммуникативной пластичности, существенно ограничивают «имперские» стремления интеллигенции ко всеобщей и неконкурентной классикализации (музеефикации) культурного поля. Притязания образованных слоев на монопольное владение безусловными нормами «единственно подлинной» культуры выглядят, мягко говоря, малоубедительными и нерезультативными.

Говоря еще короче, приходится признать, что наступили будни как социального существования в целом, так и интеллектуальной работы в частности. Она, хочет этого кто-то или нет, становится кропотливым, повседневным, прозаическим занятием профессионалов, ведущих разработки в почти нетронутых областях, но в общем проблемном пространстве. То есть, делом самостоятельным по интересам и, вместе с тем, коллективным по форме, более строгим, а потому, если угодно, и более скучным. Для уходящей советской интеллигенции, всегда идейно боровшейся с «повседневностью», «бытом», «рутиной», это испытание, видимо, серьезней, чем для других групп. Ресурсы самооправдания и авторитетности у нее все более ограничены – национальная (в том числе – державная) идея, религиозное «возрождение», духовность, олицетворенная классикой. Все более истерический тон и растущий догматизм суждений значительной части нынешнего образованного слоя заметно превосходят средний уровень массы.

Тем большая нагрузка ложится на образованную молодежь, подготовку специалистов. Прежняя, полуобветшалая сейчас система высшего образования в гуманитарных дисциплинах, социальных науках, экономике, праве и т. д. требованиям современности ни по преподавательскому составу, ни по господствующим представлениям, ни по формам организации знания и обучения, конечно, не отвечает. Регенерировать ее вокруг прежних ретроориентиров – идей «наследия» и «хранения» – вряд ли возможно и нужно. А идея сложности, представление о реальности в многообразии ее здешних и сегодняшних проблем пока не слишком авторитетны в интеллектуальных кругах и в общественном сознании. Это усиливает разрыв между культурой и действительностью, «элитой» и «массой».

Литературная культура: процесс и рацион

Ну и что из того, что, по вашим данным, все хотят это купить? Дать надо взвешенный список. Пастернак, Пастернак… Нужно еще подумать, и очень подумать, стоит ли делать его классиком, может быть, лучше сделать классиком Симонова? Наука – это, конечно, хорошо, но мы-то власть, а власть лучше! И потом, сколько можно говорильни о кооперативных издательствах, Комитет сам издаст все, что нужно, пока бумаги хватит. Это эксперимент? Нет, это прецедент!

С недавнего времени старый вопрос о положении литературы в обществе вновь стал предметом дискуссий. Отличительные признаки современной ситуации – острый книжный голод при видимом изобилии выпускаемой книжной продукции, ограничение возможностей публикации для авторов. Хотя мало кто готов назвать это состояние кризисным, оно едва ли может быть признано удовлетворительным. Мы социологи и поэтому возьмем лишь одну – социологическую – сторону дела: обсудим, какое сообщество людей складывается вокруг и по поводу публикации, распространения и чтения определенных текстов, какая литературная культура формируется таким образом. Эта культура – результат взаимодействия авторов, издателей, критиков, библиотекарей и книгопродавцов, педагогов и читателей. Все они исходят из различных представлений о том, что, собственно, такое литература, различными оказываются и их представления о человеке, его природе, интеллекте, нравственном начале, круге интересов. В конечном счете эти различия определяют работу соответствующих ведомств и организаций, выражающуюся в характере комплектования фондов библиотек, определении тиражей или ассортимента выпускаемой литературы. При этом мнения отдельных людей, от которых это зависит, в значительной степени теряют свою специфичность, исключительность, приватность. Было бы поучительно оценить социальные последствия деятельности какого-нибудь ведомства или министерства, но не с точки зрения ошибок его руководства или грандиозности достижений (которые всегда, бесспорно, есть), а как результат реализации определенной программы, положенной в основу создания этого ведомства, и целенаправленных усилий множества людей и организаций. К сожалению, работ, посвященных такой задаче, нет. Не претендуем на подобный анализ и мы, рассматривая в данной статье лишь некоторые подходы к ее решению. Начнем с характеристики сегодняшнего положения в основных узлах системы книгораспространения, начавшей складываться в 1920-е годы и поставившей перед собою цели, значимые по сей день. Речь прежде всего о библиотеке.

Сложившееся в последние годы положение в массовых библиотеках – самых распространенных и наиболее доступных – не назовешь иначе как стагнацией. Долгое время – с послевоенных лет по конец 1970-х годов – их контингент постоянно увеличивался, активность его росла, однако с начала 1980-х застыла на одном уровне и увеличения числа читателей не наблюдалось. С середины же 1980-х годов начался, пусть и не слишком значительный, отток абонентов. Наиболее заметно этот процесс обнаружился у молодежи и вообще у социально активных групп, к которым относится большинство постоянных и много читающих посетителей библиотек. Доля таких активных читателей, лет десять назад сравнительно небольшая – 21 процент от всего контингента, сейчас упала до 17 процентов. Обычные показатели работы библиотеки – число посещений, количество книг, взятых за год, – также падают. Основной массив посетителей составляют либо случайные и однократные абоненты – те, кто пришел за конкретной книгой, не получил ее и ушел, больше не возвращаясь (до 50 процентов), либо читатели, которым приходится периодически возвращаться за литературой, так как дома ее заведомо не держат – это книги по той или иной учебной программе. В последнюю категорию входят учащиеся, слушатели сети политпросвещения, народных университетов и тому подобное. Кроме них в библиотеку вынуждены сейчас обращаться лица из групп, располагающих суженным социальным и культурным ресурсом – люди из многодетных и неполных семей, а также подростки и пенсионеры, у которых нет достаточных средств, а порой и своего места в доме, чтобы разместить свои книги, читатели с нешироким тематическим диапазоном запросов и так далее.

При этом, однако, важно сразу отметить: нынешний профиль комплектования массовых библиотек задан соответствующей инструкцией и зависит от профиля книгоиздания. Одни части литературной культуры (классика, школьная программа по советской литературе) воспроизводятся в оптимальном режиме, а другие не воссоздаются вообще. Наиболее спрашиваемая (разными группами читателей) литература вообще крайне незначительно представлена в фонде библиотек. Это продиктовано задачами ведомственного «руководства чтением», «эстетического воспитания читательской массы», «формирования ее потребностей».

Массив нынешних активных библиотечных читателей по уровню образования и структуре запросов непосредственно примыкает к тем, кого принято именовать интеллигенцией, но не совпадает с ней по ряду признаков. Для интеллигенции таких проблем, с которыми сталкиваются типичные абоненты массовых библиотек, нет. Квалификационный уровень интеллигенции высок, она завершила, в основном, свое образование и в целом располагает, включая ее более молодые слои, накопленным предыдущими поколениями символическим капиталом книг, знаний, опыта. Кроме того, она обладает и умением пользоваться максимально широким спектром средств приобщения к культуре. Литературное ядро домашних библиотек сегодняшней интеллигенции существенно больше и куда многообразнее, чем рамки всеобщей школьной программы. И это не случайно: такая домашняя библиотека – не просто скопление книг, а воплощение культурной программы той группы, к которой относится владелец библиотеки, концентрация ее представлений о мире и человеке.

Такого рода библиотек, сложившихся, по данным М. Д. Смородинской, не менее пятнадцати лет назад, сравнительно немного, не более 5 процентов всех домашних книжных собраний, но объем каждой из них – свыше 1–1,5 тысяч книг – конечно же, весьма отличается от средней по стране величины (до 200 книг на семью). Это и есть различие в уровнях «культурного старта» между интеллигенцией и другими группами того же поколения. Именно такой книжный фонд, находящийся в ее распоряжении, создает необходимые условия для устойчивого воспроизведения высоких стандартов культуры, делает его обладателей относительно независимыми от других источников получения книг, выступает гарантом самостоятельности выбора, направленности и планомерности чтения. Человек, вырастающий в подобном книжном окружении, не просто свободен от унылой дидактики «руководства чтением» и общеобязательности воспитательной литературы, но и приобретает собственную ориентацию в книжном мире, навыки самостоятельного освоения культуры.