Федор Крюков - В глубине Страница 2

— Глаза направо!

— Ррраз!..

— Короче! короче счет!.. не тянуть!.. Выровняться!.. Правило помни: «третьего вижу, четвертого не вижу»!.. Левый фланг! куда там выперли? осади назад!..

Левый фланг суетливо и бестолково отступает назад, потом мечется опять вперед, кое-как выравнивается, толпясь и ссорясь, и снова берет «глаза направо».

— Голову выше! выше голову держи!.. Грудь разверни!..

Головенки в разнокалиберных уборах как будто и без того сделали лихой поворот в правую сторону, но Корнеевичу, очевидно, кажется недостаточно боевым.

— Выше головы!.. — И они смешно — для постороннего зрителя — задираются вверх, на прелую крышу дровяного училищного сарая…

Развернуть грудь уже труднее, и левый фланг вместо этого просто выпячивает животы и на несколько мгновений застывает в таком неестественном положении. Мой знакомый малыш Мохов, левофланговый, должно быть, озяб и танцует ногами в мокрых чириках, — одна штанина у него выпущена, другая забрана в желтый, старый шерстяной чулок. Его сосед Попов, которому, по-видимому, надоело держать глаза направо, дает ему в спину пинка, Мохов с полной готовностью отвечает тем же приемом. По-видимому, им, новичкам, не твердо еще втолковано положение, что фронт — святое место…

— Смирно!

— Ррраз!..

Головы поворачиваются к инструктору.

— Поздороваться со станичным атаманом!.. Помни, ребята, говорить надо короче, не тянуть!.. — «Здорово, молодчики»!..

— Здра… жла… вашбродь!.. — отвечает команда звонко, но не совсем стройно.

— Согласней! Согласней отвечать! Халатно делаете!.. «Здорово, молодчики!»

— Здра-жла-ваш-бродь!..

— Еще короче! Не отставай! Как не можно короче!.. Чтобы не баранами счел начальник, а зверями… Здорово, звери!

— Ззздрра-жла-вашбродь!..

— Лихобабин подсигивает там! Смотри-и!.. Я тебя подсигну, милый, я тебя так подсигну!..

— Теперь поздороваться с инспектором… Ребята, помни же! — вахмистр поднял вверх указательный палец и на мгновение замер, упершись строгим взглядом в свою беспокойную команду: — инспектору отвечать «здравия желаем, ваше высокородие»! Помни… «Здорово, дети!»

— Здррра-жла-вашбродь!..

Рядом с Лихобабиным и озябший левофланговый Мохов подпрыгивает на месте в такт возгласу, греется.

— Паршивая тварь! — горячится Корнеевич: — сказано: «ваше вы-со-ко-родие»!.. А вы что лопочете?..

Повторяют снова. И еще раз пять. Как ни стараются, а все кто-нибудь отстанет или раньше вылезет, и вся гармония испорчена…

— Бараны! — говорит Корнеевич в отчаянии и делает долгую паузу. Потом откашливается и переходит к новому номеру.

— А когда инспектор будет проходить по фронту, то провожай его глазами!.. Вот я иду отсюда… с левого фланга… То вы головы поворачивайте в мою сторону… Клюев! Я тебе, стерва, там поверчусь!..

— Господин вахмистр, тут Калашников на спине пишет мелом… — из средины фронта доносится оправдывающийся голос.

— Я его не трогал, г. вахмистр!.. — тотчас же выскакивает новый голос.

— Всю спину исписал!..

— Где у него мел?

— В кармане…

— Я тебя, мерзавец! Пошел вон из фронта! К забору!.. Помни же, ребята: вот я — инспектор, и иду по фронту, то провожай меня глазами… Мохов! Попов! Гляди в мою сторону!.. Тварь паршивая! Вертятся там все время!

Беспокойный левый фланг некоторое время провожает глазами вахмистра, изображающего в данный момент какого-то инспектора. Ни Мохов, ни Попов, ни их ближайшие соседи-первоклассники ни разу еще и в глаза не видели инспектора и к особе его они вполне равнодушны. Скоро забывают требования порядка и дисциплины, начинают по-прежнему толкаться и меняться пинками между собой.

Вахмистр, кончив обход фронта, отходит на средину и с привычной залихватской отчетливостью командует:

— Смир-но!

— Ррраз! — тотчас же дружно, звонко и радостно отзывается команда.

Этот номер всегда выходит отчетливо, чисто и стройно, он уже приобрел все свойства идеальной автоматической отдачи, и даже при ученьи «без счета» нельзя отучить нашу потешную сотню от того, чтобы на команду «смирно!» она не крикнула привычного «р-раз»!..

— Слуша-ай!.. Шашк…

Сотня рук, голых и в перчатках, всех цветов — красных, фиолетовых, белых, синих, в варежках, — дружно хватается за эфесы своих разнокалиберных сабель.

— …Вон! — восторженно не выкрикивает, а выстреливает вахмистр.

— Ррраз!.. Два!..

Шашки дружно взметываются в воздух и опускаются на плечо. В этом дружном единовременном взмахе, сопровождаемом звонким криком детских голосов, в мелькании деревянных палашей, рядом с смешным, веселым, есть все-таки что-то действительно боевое, лихое…

— На кра-ул!..

— Ррраз!..

— На пле-чо!

— Ррраз!..

— Шашки в нож-ны!..

— Рраз!.. два!..

Все — как у больших — «по приемам». В промежуткам Елисей Корнеевич с серьезнейшим видом излагает перед этой разномастной, смурыгающей носами, мелкой сотней соответствующие пункты строевого устава.

— Помни же, ребята! Приемы холодным оружием, чтобы правильность была, не забывай, как я говорил. Когда я скомандую: шашк!..

Вахмистр выталкивал слово мгновенно и лихо, и хищное выражение пробегает на миг по его лицу, точно он нацелился укусить кого-то…

— То — первым долгом — пропусти кисть правой руки между локтем левой и бедром и обхвати рукоять всеми пальцами!.. При команде вон! вынь клинок из ножен кверху, лезвием влево — так, чтобы рукоять находилась выше головы… Ветютнев! ты куда морду воротишь там?.. И-и, сволочь!.. Также и при команде «в нож-ны!..» Пошел вон из строя, Лобода!.. К забору!..

При команде «в ножны», как оказывается, недостаточно просто вложить клинок в ножны, а надо соблюсти три приема, причем особенно эффектен последний: надо придержать палаш с таким рассчетом, чтобы при команде три дружно щелкнуть эфесом об ножны. И команда вся замирает перед этим торжественным моментом…

— Три! — командует вахмистр.

— Тррри!.. — с упоением повторяет команда, оглашая воздух воинственным стуком своих сабель. И все довольны. Смеются…

После шашечных приемов идут повороты и построения. Новички путают еще правое и левое плечо, ошибаются в поворотах при команде кругом, поправляют друг друга, пихаются и бодаются, как маленькие козлята. Корнеевич хоть и грозит им, но к устрашающим мерам не прибегает. Один раз, правда, подергал за ухо Жилкина, брыкавшего ногами соседей, но Жилкин — уже не новичок. И, по совести говоря, Корнеевич — педагог не плохой. Фронтовик он вдохновенный и увлекательный, команда его, звучная, бодрая, лихая, заражает восторгом его разнокалиберную сотню, военное обучение идет весело, легко и интересно…

— Помни левую руку! — кричит он в десятый, в двадцатый раз: — при команде кругом поворачивай налево… Быкадоров! халатно делаешь! без внимания!.. Кру-гом!..

— Ррраз!.. два!..

— А Дурнев опять направо повернул! Эх, ты! мужик!.. Сопли утри!.. Во фронт!

— Рраз два!..

— На первый-второй-третий рассчитайсь!

— Перв!

— Втрой!..

— Треть!..

Голоса выскакивают пестро-звонкими щелчками, коротко и мгновенно, как искорки из сухих лучинок. Голову при этом надо мотнуть влево, к соседу, лихо, браво, грозно, чтоб в тот же момент встрепенулся он и тем же жестом и отрывистым криком передал счет следующему.

Быстро бежит по фронту эта звонко-отрывистая трескотня и вдруг словно натыкается на препятствие: кто-то зазевался и не успел крикнуть свой номер.

— Заснул! — негодующе кричит Корнеевич: — слюнтяй!..

— Второй!..

— Треть!..

— Перв!…

— Слуша-ай!.. Первые номера шесть шагов вперед, вторые — три! Марш!.. Стой!..

— Ррраз!.. два!..

— Со-коль-ский гим-нас-тик!..

Под воодушевляющую команду Корнеевича, который и сам весь ходуном ходит, начинаются стройные, ритмические, согласные приемы, заставляющие баб рядом со мной охать, смеяться и изумленно всплескивать руками:

— Сердешные мои деточки! то ходили вольно, а то Бог знает чего заставили…

В быстро сменяющемся калейдоскопе движений, под звуки команды, полной боевого увлечения и порыва, возбуждающей и заражающей, от этих маленьких взмахивающих, выпадающих, приседающих фигурок получается впечатление стройного, гармонического действия.

— Руки врозь — ногти во-внутря! раз-два!.. Руки вверих — ноги в переплет! три-четыре-е!.. Кругом! Помни: стать на правое колено! Р-раз — два-а! Чище делай, Котенякин! халатно делаешь!.. Три-четыре!..

— Ох, чтоб-б вас! — восклицает восхищенный бабий голос из нашей группы. И мы смеемся: в самом деле, забавно…

Я и бабы, стоящие рядом со мной, столяр Жаров, который с аршином и листом стекла под мышкой шел куда-то по делу, но примкнул к нашей группе, заинтересовавшись потешным ученьем, девчата из церковной школы и сиденочный казак из станичного правления, — все мы относимся к этому зрелищу с снисходительным смешком, и никому из нас как-то нейдет в голову, что перед нами — осуществление задачи, предуказанной свыше, дело величайшей государственной важности, созидание фундамента будущего российского могущества и славы… Мы-то улыбаемся, а сколько важных людей с озабоченным видом ходят около этого задания: министры, архиереи, генералы, начальники дорог, жандармы, директора, инспектора — все, кому дорога своя карьера! Ловкие люди уже успели снять пенки с этой потехи, взмыли даже через нее на головокружительную высоту. Их легкий и шумный успех смутил покой и рядовых администраторов, — все вдруг сообразили, что надо догонять во что бы то ни стало, — дело серьезное… иначе на вид могут поставить нерадение по службе…