Владислав Швед - Литовский лабиринт Страница 2

В дальнейшем, когда Ландсбергис и его клика вообще перестали считаться с Кремлем, Горбачев хранил спокойствие, ограничиваясь никчемными заявлениями и неисполняемыми Указами. Что же касается вильнюсских событий, то объяснения президента и главнокомандующего Горбачева о том, что он был не в курсе, вызывают лишь ироническую улыбку. Этого не могло быть в принципе, так как вильнюсская силовая акция была уже третьей военной акцией, о которой Горбачев якобы был „не в курсе“.

Напомним, что при разборе причин тбилисской трагедии на Политбюро ЦК КПСС (апрель 1989 г.), Горбачев обратился к Председателю КГБ СССР В. Крючкову и Министру обороны СССР Д. Язову со следующим предупреждением: „Я на тебя смотрю, Владимир Александрович! (Крючков)… Дмитрий Тимофеевич (Язов)! Запомни навсегда и сегодня же отдай приказ: отныне без решения Политбюро армии в гражданских делах запрещаю участвовать“.

И Крючков, и Язов прекрасно помнили, как в мае 1987 г. Горбачев за посадку М. Руста на Красной площади расправился с советским генералитетом. Однако после „грозного“ тбилисского предупреждения армия и КГБ осуществили операцию по наведению конституционного порядка и предотвращения погромов в Баку (январь 1990 г.). Горбачев тогда вновь заявил, что он не в курсе и приказ на применение военной силы в Баку отдали Крючков и Язов. Однако никаких оргвыводов в отношении „самовольщиков“ не последовало. Более того, буквально через три месяца после бакинских событий, 28 апреля 1990 г. Горбачев своим Указом присвоил Язову звание Маршала Советского Союза!

Следует иметь в виду, что и Язов, и Крючков являлись выдвиженцами Горбачева и Яковлева. Оба по характеру были „ведомыми“, то есть прекрасно работали в качестве замов, но вот самостоятельности и инициативы в качестве первых лиц у них явно не хватало. Эту черту характера у Крючкова отметил Маркус Вольф, начальник разведки ГДР. Вольф — человек-легенда в плане организаторских способностей и работы с людьми. Его мнение дорогого стоило.

Помимо всего, Крючков и Язов прекрасно знали, что Литва находится на особом контроле у Буша. А Михаил Сергеевич весьма трепетно относился к замечаниям со стороны американского президента. Могли ли в этой ситуации Крючков и Язов пойти на авантюру? Нет, конечно. Как известно, после вильнюсских событий Горбачев не предъявил никаких претензий ни Крючкову, ни Язову, хотя в 1995 г. назвал их „сволотой“!

Бывший советский диссидент Владимир Буковский в обращении в Магистратский суд Вестминстера о привлечении Горбачева к уголовной ответственности (март 2011 г.), подметил осознанную последовательность в действиях бывшего президента СССР: „Я убежден, что Горбачев несет персональную ответственность как главнокомандующий вооруженных сил за все человеческие жертвы. Та последовательность, с которой Михаил Горбачев отдавал приказы о вводе войск сначала в Тбилиси, затем в Баку, а потом в Вильнюсе, не оставляет сомнений, что он полностью понимал происходящее“. Аргументация Буковского достаточно убедительна.

Существует ряд свидетельств, подтверждающих, что Горбачев знал о предстоящей силовой акции в Вильнюсе. Об этом писал Владимир Крючков в мемуарах „Личное дело. Три дня и вся жизнь“. Крючков утверждал, что 10 января 1991 г. Горбачев дал указание ему, Язову и Пуго применить силу и направить в Вильнюс небольшую группу спецназа, известного как группа „Альфа“.

Леонид Замятин, бывший завотделом ЦК КПСС утверждал, что после ночных событий в Вильнюсе Горбачев в присутствии помощников позвонил в Министерство обороны и спросил: „Что происходит в Вильнюсе, почему не докладываете?“. У собеседника на другом конце провода буквально отвисла челюсть: „Вчера же с Вами, Михаил Сергеевич, был на эту тему подробный разговор…“

14 мая 2011 г. К. Прунскене, участвовавшая в телепередаче, посвященной М. Горбачеву, в рамках проекта „НТВшники“, рассказала о последних минутах своего разговора с Горбачевым, состоявшегося в Кремле 8 января 1991 г. Уходя, Прунскене спросила Президента СССР, будет ли применено насилие в отношении Литвы? Горбачев предложил ей за ответом обратиться к министру обороны СССР Язову.

Известно, что когда лукавый руководитель не хочет давать ответ на неприятный вопрос, он переадресовывает его доверенному подчиненному. Ответ Горбачева Прунскене подтверждает, что 8 января Президент уже знал о намечаемой силовой акции в Вильнюсе, поэтому предпочел перевести стрелки на исполнителя его приказа Язова. Рассуждения в этом случае о том, что Горбачев был заложником военных, просто смешны. Вспомним, как лихо, вплоть до своей отставки в декабре 1991 г. Горбачев тасовал своё окружение, в том числе и военное.

Ну, а Язова наиболее ярко характеризует его восклицание во время ареста по делу ГКЧП: „Простите, меня, старого дурака!“. В этом весь маршал с его комплексом чинопочитания. Он был верным исполнителем, на которого Горбачев в случае необходимости перекладывал ответственность.

О том, что намечаемая силовая акция в Вильнюсе была согласована с Горбачевым, могу засвидетельствовать и я. 9 января 1991 г. я должен был вылететь в Париж. Однако 8 января 1991 г. поздно вечером мне пришлось вернуться в Вильнюс. 10 января утром у меня в кабинете загудел телефон „ВЧ“. В трубке послышался голос секретаря ЦК КПСС Олега Шенина, который сказал: „Сейчас с вами будут разговаривать“.

С удивлением — почему надо было звонить через Шенина — я услышал в трубке голос Горбачева, который, не представляясь, поинтересовался, пойду ли я на заседание Верховного Совета Литвы. Я ответил утвердительно. Тогда Горбачев сказал, что я должен озвучить на заседании ВС жесткую позицию руководства СССР относительно возобновления действия Конституции СССР на территории Литвы (он имел в виду свое заявление, направленное в ВС Литовской ССР). Заканчивая разговор, Горбачев добавил, что „мы пойдем в отношении Литвы на самые жесткие меры“.

Я подумал, что имеется в виду или арест сепаратистов, или ужесточение экономических мер, потому что бряцание оружием, как это было в Тбилиси и Баку, дало только негативный эффект и укрепило позиции сепаратистов. Но произошло самое худшее.

Не вызывает сомнений, что Горбачев и Ландсбергис действовали, подыгрывая друг другу. В этой связи повторим заявление Витаутаса Петкявичюса о том, что „штурм башни и оборона всего остального были подготовлены с обеих сторон: М. Горбачевым и В. Ландсбергисом…“ („Обзор“ от 14 октября 2002 г.)

О полном бесстыдстве и отсутствии нормальной логики у Горбачева говорит следующий факт. Через два с половиной месяца после вильнюсских событий, 28 марта 1991 г. открывался III (внеочередной) Съезд народных депутатов РСФСР. Ночью в канун открытия Съезда по указанию Президента СССР в Москву вновь были введены войска, взявшие в кольцо центр столицы. Но Горбачев, вновь без тени смущения, в четвертый раз публично заявил, что это сделано без его ведома.

Напомним также о лжи, которой Горбачев окружил события августа 1991 г. О неадекватности его мышления свидетельствует высказывание о том, что никто и никогда не узнает полной правды об августовских событиях. Подобная балансировка на грани правды и лжи уже свидетельствует о некоем психическом комплексе. К сожалению, такой человек 6 лет руководил великой страной! Повторение подобной ситуации может стоить для России будущего.

Завершим рассказ о предательской политике бывшего Генсека ЦК КПСС и Президента СССР следующими фактами, В 1990-91 гг. глава Департамента охраны края Литвы А. Буткявичус свободно ездил по воинским частям Советской Армии и уговаривал офицеров переходить на службу в литовскую армию. Командование воинских частей не возражало против этих визитов. На все вопросы следовал один ответ — „Москва дала такое указание“.

Известен также факт продажи в декабре 1990 г. штабом Прибалтийского Военного округа Департаменту охраны края 215 единиц военной техники. Без команды из Москвы такая сделка была бы невозможна. После этого самое время поразмышлять о „самоотверженной“ борьбе Ландсбергиса и „саюдистов“ за независимость Литвы. На самом деле решающий вклад в обретение Литвой независимости внес Кремль. Подтверждение этому последовало в августе 1991 г., когда произошёл весьма странный так называемый „путч“.

Кстати, спрогнозировать подобное развитие событий было достаточно просто. Оно было очевидно любому мыслящему человеку. Американский журналист Роберт Каллен после анализа вильнюсских событий января 1991 г. сделал вывод, что „это только трагическая репетиция будущих событий“.

К аналогичному выводу пришёл и я. В этой связи расскажу об одном казусе. В феврале 1991 г. на встрече с московскими чекистами на вопрос о том, чего следует ожидать в дальнейшем, я ответил: „В ближайшие полгода наиболее вероятна провокация, которая окончательно подорвет авторитет КГБ и Армии“. Удивительно, но моя фраза имела последствия и для меня. На основании этого прогноза кое-кто из руководства КГБ после августовских событий записал меня в резиденты ЦРУ. Якобы только ЦРУ располагало информацией о готовящихся в августе 1991 г. событиях, хотя подобное развитие событий было более чем очевидно.